Уильям Коллинз - Армадэль. Том 1
Он пошел, засунув руки в карманы и напевая комическую песню.
Его приглашение не произвело, по-видимому, никакого впечатления на друга, но от легкого прикосновения его руки Мидуинтер вздрогнул и медленно вышел из тени борта.
— Пойдем! — закричал Аллэн, перестав петь и оглядываясь.
Мидуинтер последовал за ним, все еще не говоря ни слова. Три раза он останавливался, прежде чем дошел до кормы. В первый раз для того, чтобы сбросить шляпу и откинуть волосы со лба и с висков, во второй раз для того, чтобы ухватиться за рым-болт, находившийся под рукой, потому что он зашатался от головокружения, но последний раз (хотя Аллэн находился в нескольких ярдах впереди) для того, чтобы украдкой оглянуться с тайной осторожностью человека, полагающего, что чьи-то шаги звучат за ним в темноте.
— Нет еще! — прошептал он сам себе, устремив глаза в пустое пространство. — Я увижу его на корме, держащегося рукой за замок каюты.
На корме не было сора, наваленного в других частях корабля. Тут единственным предметом, видневшимся на гладкой поверхности палубы, была низкая деревянная постройка, в которой была сделана дверь в каюту и которая закрывала каютную лестницу. Руль и нактоуз были сняты, но вход в каюту и все, что к нему принадлежало, оставили нетронутым. Люк остался, и дверь была заперта.
Аллэн подошел прямо к корме и посмотрел на море через гакаборт: никакой лодки не виднелось на спокойной, освещенной луной воде. Зная, что зрение Мидуинтера лучше, чем его, он позвал:
— Подите сюда и посмотрите, не виднеется ли какого-нибудь рыбака, который услышал бы наш крик.
Не слыша ответа, он оглянулся. Мидуинтер дошел за ним до каюты и остановился. Он позвал опять, громче, и нетерпеливо поманил его рукой. Мидуинтер услышал зов, поднял глаза, но не тронулся со своего места. Он стоял там, как будто дошел до борта корабля и не мог идти дальше.
Аллэн вернулся к нему. Нелегко было узнать, на что он смотрел, потому что Мидуинтер отвернулся от лунного света, но вот свет попал на лицо, и стало ясно, что глаза его были устремлены со странным вопросительным выражением на дверь каюты.
— На что тут смотреть? — спросил Аллэн. — Проверим, заперта ли она.
Он сделал шаг вперед, чтобы отворить ее, но рука Мидуинтера вдруг схватила его за воротник и принудила вернуться. Через минуту рука, не выпуская воротника, ослабла, как рука человека, теряющего силы.
— Я должен считать себя арестованным? — спросил Аллэн с изумленной улыбкой. — Почему, позвольте спросить, не спускаете вы глаз с двери каюты? Разве вы слышите подозрительный шум внизу? Не к чему пугать крыс — если вы об этом думаете, — с нами нет собак, а живых людей здесь не может быть, потому что они услыхали бы нас и вышли бы уже на палубу. Мертвые? Это совершенно невозможно! Как же экипаж мог бы утонуть в районе, окруженном землей, если бы корабль не потонул вместе с ними, а этот корабль стоит себе твердо и сам говорит за себя. Как ваша рука дрожит! Что так пугает вас в этой сгнившей старой каюте? Отчего вы так дрожите? Нет ли здесь чего сверхъестественного? Уж не видите ли вы призрак?
— Я вижу два! — отвечал Мидуинтер, подчинившись безумному искушению открыть истину. — Два! — повторил он, и дыхание его вырвалось глубоко и тяжело, когда он тщетно старался удержать страшные слова. — Призрак человека, похожего на вас, утопающего в каюте и призрак человека, похожего на меня, запирающего за ним дверь!
Опять веселый смех молодого Армадэля громко и продолжительно раздался в тишине ночной.
— Он запирает дверь каюты, — сказал Аллэн, как только смех позволил ему говорить. — Это чертовски некрасивый поступок, мистер Мидуинтер, со стороны вашего призрака. После этого мне ничего более не остается, как выпустить мой призрак из каюты!
Превосходя в силе друга, он освободился от Мидуинтера.
— Вниз! — весело позвал он, положив сильную ладонь на ветхий замок и отворив настежь дверь каюты. — Призрак Аллэна Армадэля, выходи на палубу!
В страшном неведении истины он сунул голову в каюту и, смеясь, посмотрел на то самое место, где умер его убитый отец.
— Фу! — воскликнул он, вдруг отступив назад с явным отвращением. — Здесь воздух совсем испортился, и каюта полна воды.
Это была правда. Подводные скалы, о которые разбился корабль, пробили в днище доски, и вода прошла сквозь щели в нем. Здесь, где преступление было совершено, роковая параллель между прошлым и настоящим была очевидна. Какова была каюта при отцах, такова была она теперь при сыновьях.
Аллэн опять затворил дверь ногой, немало удивляясь внезапному молчанию своего друга с той минуты, когда он взялся за замок каютной двери. Когда он обернулся посмотреть, причина молчания немедленно обнаружилась. Мидуинтер упал на палубу и лежал без чувств перед дверью каюты. Лицо его, бледное и неподвижное, при лунном сиянии походило на лицо мертвеца.
В одну минуту Аллэн был возле него. Тщетно, положив голову Мидуинтера на свои колени, смотрел он вокруг корабля, ища какой-нибудь помощи.
— Что я буду делать? — сказал он сам себе в первом порыве испуга. — Ни капли воды поблизости, кроме испорченной воды в каюте.
Внезапное воспоминание промелькнуло в голове, румянец вспыхнул на его лице. Он вынул из кармана оплетенную бутыль.
— Спасибо доктору за то, что он дал мне это перед нашим отъездом! — сказал юноша с жаром, наливая в рот Мидуинтера несколько капель виски из бутылки.
Это возбуждающее средство немедленно подействовало на чувствительную, нервную систему лежавшего в обмороке человека. Он слабо вздохнул и медленно раскрыл глаза.
— Не во сне ли привиделось мне? — спросил он, смутно смотря на лицо Аллэна.
Глаза его широко раскрылись, и взгляд устремился на изломанные мачты корабля, тянущиеся в черное небо. Он задрожал при виде их и спрятал лицо в колени Аллэна.
— Не сон! — прошептал он сам себе печально. О Боже мой! Это не сон!
— Вы слишком утомились за целый день, — сказал Аллэн, — и это проклятое наше приключение расстроило вас. Выпейте еще виски: это непременно принесет вам пользу. Вы можете сидеть один, если я прислоню вас к борту?
— Зачем один? Зачем вы хотите оставить меня? — спросил Мидуинтер.
Аллэн указал на еще стоявшие ванты.
— Вы не так здоровы, чтобы оставаться здесь до тех пор, пока работники придут утром, — сказал он. — Мы должны попасть на берег сейчас, если можно. Я взберусь, на ванты и хорошенько осмотрю все кругом: нет ли где дома, в котором услышали бы наш крик.
Даже в ту минуту, которая прошла, пока говорились эти слова, глаза Мидуинтера недоверчиво обратились на дверь каюты.
— Не подходите к ней! — шепнул он. — Не старайтесь отворить, ради Бога!
— Нет, нет, — отвечал Аллэн, потакая этой причуде. — Когда я спущусь с вантов, я прямо приду сюда.
Он сказал эти слова несколько принужденно, приметив в первый раз расстройство на лице Мидуинтера, которое огорчило и привело его в недоумение.
— Вы не сердитесь на меня? — сказал он с присущей ему добродушной простотой. — Я знаю, что то моя вина. Я скот и дурак, что смеялся над вами, когда мне следовало видеть, что вы больны. Мне очень жаль, Мидуинтер! Не сердитесь на меня!
Мидуинтер медленно поднял голову. Взгляд его с печальным участием долго и нежно остановился на встревоженном лице Аллэна.
— Сержусь ли я? — повторил он тихим и кротким голосом. — Сержусь ли я на вас? О, мой бедный Аллэн!
Разве вы заслуживаете порицания за то, что вы были добры ко мне, когда я лежал больной в старой гостинице? А я разве заслуживаю порицание за то, что я чувствовал вашу доброту с признательностью? Разве мы виноваты, что никогда не сомневались друг в друге и не знали, что мы слепо идем вместе по пути, который должен был привести нас сюда?
Наступает жестокое время, Аллэн, когда мы будем оплакивать тот день, в который мы встретились. Пожмите мою руку, брат, на краю пропасти. Пожмите мне руку, пока мы еще братья.
Аллэн быстро обернулся, убежденный, что рассудок Мидуинтера еще не оправился после обморока.
— Не забывайте виски! — сказал он весело, прыгнув на такелаж и взбираясь на бизань-мачту.
Был третий час, луна пропадала, и темнота, наступавшая перед рассветом, начинала собираться вокруг корабля. Позади Аллэна, смотревшего с высокой бизань-мачты, расстилалось широкое и пустынное море. Перед ним виднелись низкие, черные, торчащие скалы и неровные волны канала, плавно вливавшиеся в безбрежный океан. С правой руки величественно поднимались из воды скалы и возвышенности с травянистыми площадками; между ними покатые равнины и вересковые пустыни острова Мэн. С левой руки поднимались утесы и кручи острова Каф, то перерезанные глубокими черными ущельями, то закрытые длинными плоскогорьями, покрытыми травой и вереском. Ни с одного берега не слышалось ни малейшего звука, нигде не виднелось огней. Черные линии мачт корабля слабо вырисовывались в таинственной темноте. Ветер, дувший с земли, спал. Небольшие береговые волны разбивались без шума. Ни далеко, ни близко не слышно ничего, кроме печального журчания воды, текущей в тишине, в которой земля и океан ждали наступающего дня.
