Кодзиро Сэридзава - Книга о Человеке
— Срок давности давно истек… Ты ведь хотела поговорить о вопросах веры?
— Это и есть вопрос веры. Я хотела сказать, что этот человек стал для вас злым демоном, и дружба его была не чем иным, как демонской уловкой. В самое экономически трудное для вас время он притворился, будто хочет купить библиотеку, собранную с таким трудом за многие годы, а вместо этого отнял ее… Более того, сам навязался вам в друзья… Ну разве это не повадки злого демона?
— Если и был злой демон, то это моя глупость, достойная осмеяния. Вместо того чтобы радоваться, что библиотека уцелела во время бомбардировок Токио, превращенном в сплошное пепелище, когда погорельцы ютились в вырытых землянках, я возмечтал с помощью библиотеки построить европейский дом!.. Что ж, продолжай свой великодушный рассказ!
— Так вот, этот господин после всего, что случилось, наведываясь в столицу, всякий раз извещал вас. И всякий раз вы шли в назначенное место, встречались с ним, беседовали об основательнице учения, о вере, даже спорили о чем-то. Когда я узнала, что за этим скрывалось, я была потрясена… Оказалось, все это время он составлял «Рукописную биографию основательницы Тэнри»… Вам стало об этом известно, кажется, лишь два года спустя. Он сблизился с вами только потому, что занимался биографией! Позже, прочитав, вы были ошеломлены ее глупостью. Эта пропагандистская книжонка утверждает, что основательница с самого рождения была Богом. Ему понадобилось несколько лет, чтобы состряпать ее руками своих сподвижников из Центра. Вы же, исходя из глубокой веры, написали в «Вероучительнице», что основательница учения Мики Накаяма была всего лишь женой мелкого землевладельца в провинции Ямато, и, несмотря на это, на нее сошел Бог и, следуя указаниям этого Бога, она, в одиночестве перенося все испытания, укрепляла сердце, совершенствовала свой дух и жила по заповедям Бога. Все это было главе Тэнри поперек горла, поэтому он, задавшись целью разрушить вашу веру, так настойчиво встречался с вами и старался вас переубедить. И вот вам доказательство. Я высчитала месяцы, когда вы часто встречались с этим господином, и внимательно перечитала ту часть «Вероучительницы», которая была написана в это время… И что же? Меня поразило, что именно в этой части тон книги постепенно теряет теплый свет веры, становится холодным, рассудочным, точно пишет сторонний наблюдатель. Под влиянием злого демона померкла сияющая вера в то, что на эту женщину сошел Бог, которого господин Жак называл Великой Природой, вы потеряли желание продолжать и только из чувства долга человека, живущего литературным трудом, через силу дописали до конца… Я рыдала, читая о том, как эта женщина сократила на двадцать пять лет свой жизненный срок и поднялась на небеса для того, чтобы спасать мир в качестве живосущей Родительницы. Мне кажется, я плакала оттого, что сильно прочувствовала — в действительности началась ее новая жизнь, хотя она и стала для нас незримой. Я надеялась, что далее вы сможете изобразить основательницу в ее новой жизни, но вы, однако, потеряли желание писать о новой Мики и, решив, что пора отложить перо, наскоро закончили свой монументальный труд. Сейчас я понимаю, что мои слезы в то время были слезами гнева, ведь этот человек стал злым демоном не только лично для вас, но и для вашей веры…
— Я бросил перо, не стал писать о живосущей основательнице исключительно по своему безволию… Я потратил на этот труд столько лет и порядком устал, хотелось кончить побыстрее, поэтому, завершив смертью основательницы, я чуть ли не вздохнул с облегчением.
— Когда вы закончили писать, вы верили, что на основательницу действительно сошел Бог?
— Верил.
— И несмотря на это не верили в учение Тэнри?
— Сейчас мне это очевидно, а тогда я просто испытывал неприязнь — к Тэнри…
— Сейчас очевидно?
— Ты поймешь мое отношение к проблеме религии и веры, когда прочтешь выходящий сейчас «Замысел Бога»… Что касается нынешнего учения Тэнри, официальная доктрина состоит в том, что основательница от рождения была Богом. Ее преемники, Столпы Истины, не сделали и сотой доли того, что совершила она за сорок лет следования гласу Божьему, а со своей паствой обращаются так, будто сами являются богами. Кажется, это уже не религия Тэнри — Небесного закона, а религия семьи Накаяма. Как она, должно быть, печалуется! Как страдает от того, что ее возлюбленные чада всерьез верят в эту чепуху! При этой мысли у меня всегда щемит сердце… Давай поговорим о чем-нибудь другом. Мне тоже есть о чем тебя спросить, может быть, остальные твои вопросы отложим до следующего раза?
— Хорошо… А о чем вы хотели спросить?
— Не хочу совать нос в чужую жизнь, но после твоего замужества, хотя прошло уже столько лет, ты ни разу не говорила мне о своем муже. Господин Накамура, кажется, ко мне не безразличен, мне бы хотелось хоть разок с ним увидеться…
— Вот он обрадуется! Ведь он называет вас своим духовным отцом.
— Духовным отцом? Это меня-то?
— Настолько он вас почитает. Я предлагала ему пойти к вам со мной, но он говорит, что еще недостаточно уверен в себе, чтобы встречаться с вами.
— Если я его духовный отец, то он мне — духовный сын получается. У меня нет своего сына, а в моем возрасте хотелось бы пусть и с духовным сыном иногда встречаться и набираться от него ума-разума.
— Ваши слова очень его обрадуют, я думаю, он обязательно вас навестит.
— Спешки не надо… Вот выйдет мой «Замысел Бога», я вам сразу пошлю, а вы сообщите, когда сможете поделиться своим мнением. Автору обычно никто не высказывает искренне своих впечатлений, а сын должен прямо сказать, что он думает.
— Договорились. Я так у вас засиделась, что, наверно, утомила вас. Простите, что я говорила бестолково и не по сути, но благодаря вам я получила пищу для новых размышлений. Большое спасибо.
С этими словами Хидэко низко поклонилась. Я вышел проводить ее до ворот. Она задержалась перед цветущей глицинией и, взглянув на меня, смущенно сказала:
— Вы где-то написали, что деревья — сама искренность. Глициния своим цветением возвещает, что скоро ваш день рождения, а я, к своему стыду, забыла вас поздравить.
— В моем возрасте дней рождения уже нет, точнее сказать, каждый новый день — как день рождения. Глупая глициния!
Я засмеялся.
Глава седьмая
Слова Хидэко Накамура, сказанные перед уходом: «Муж называет вас своим духовным отцом» — неожиданно глубоко запали мне в душу.
А вот что произошло за два месяца до этого в одно из воскресений. Дочь ушла в десять часов на свадьбу выпускницы и должна была вернуться к четырем. Перед уходом она приготовила обед для нас с внучкой, чтобы мы, как обычно, в час могли поесть вдвоем.
Отец моей внучки — дипломат, ее родители год назад уехали на работу в Африку, а она перешла в Токийскую американскую школу и стала помогать мне по дому. Внучка учится во втором классе школы верхней ступени, и в этот день на утро у них в школе было назначено собрание, поэтому она тоже ушла, сказав, что вернется в час. Таким образом с десяти утра я был в доме один.
Ходячие торговцы, разносчики писем, распространители религиозной литературы то и дело трезвонили в парадную дверь, и поскольку мне было хлопотно каждый раз спускаться из кабинета, я сел с книгой в столовой на первом этаже, выходящей окнами в сад.
Без пяти двенадцать вновь зазвенел звонок. Что еще мне хотят всучить? — подумал я, открывая дверь. На пороге я увидел молодого щеголя.
— А, сам господин Сэридзава! — заговорил он смущенно. — Прошу прощения. Я приехал в Токио на научную конференцию, сегодня она завершилась, и я должен вернуться домой, но прежде мне захотелось засвидетельствовать вам свое почтение. Наверно, мой внезапный визит может показаться полным безрассудством… К тому же я не сразу смог найти ваш дом, поэтому явился так поздно, вы уж меня извините. Не могли бы вы уделить мне пару минут?..
Он протянул мне визитку, на которой значилось — Итиро Кавада, университет К., факультет английской литературы, доцент.
— Не только пару минут, но если у вас есть время, можете не торопясь рассказать, с чем вы пришли.
Я впустил его в дом и провел в гостиную.
— Вы, наверно, в это время обедаете?
— Сегодня я один в доме. В час должна прийти внучка и разогреть обед. Так что я не могу вас угостить даже чаем, простите меня великодушно.
Я усадил его напротив себя. Это был цветущий молодой человек лет тридцати с небольшим. Пристально вглядываясь в собеседника, я вдруг почувствовал странный толчок.
Такое со мной случается редко, но лет десять назад уже было нечто подобное. У меня вошло в обычай дважды в год, весной и осенью, выступать перед своими читателями в моем родном городе Нумадзу, в посвященном мне литературном музее. В ту весну на мое выступление в тесном зале собралась почти сотня человек, от волнения мне было трудно говорить, и, вдобавок ко всему, мне сразу же бросилось в глаза внимательное лицо господина в первом ряду, которое так поразило меня, что я внезапно потерял дар речи.
