Синклер Льюис - Том 9. Рассказы. Капкан
— Вот это да!
— Тебе что, интересно? — поразился Терри.
— Еще как, сэр!
— Ну, ты бы другое запел, если бы тебе на каждый день рождения и на каждое рождество дарили бы такую штуку и заставляли бы играть, а сами бы лакали джин и сюсюкали: «Ах, какой душечка!»
Но откровенный восторг этого, несомненно, бывалого Рыжика, независимого счастливца, который разгуливал в медных пуговицах и дышал вольным воздухом кухонь и кладовых, произвел на Терри сильнейшее впечатление. И через четверть часа Терри, единогласно избранный президентом и главным управляющим железной дороги Голливуд-Пасадена, уже, захлебываясь, отдавал распоряжения вице-президенту и начальнику движения, а поезда шмыгали в туннели и беспрекословно останавливались у перронов, и даже успела произойти упоительная катастрофа: на крутом вираже поезд сошел с рельсов, причинив немало бед шестнадцати несчастным пассажирам.
— А ведь это здорово — играть с кем-нибудь! — удивлялся Терри. — Жалко, что тут нет моей собаки. Это знаешь какая собака! Ее зовут «Солонина с капустой».
— Правда, сэр? А какой она породы?
— Оклахомский волкодав — так папа говорит.
— Ну, как же! Оклахомский волкодав — я про эту породу слышал, сэр. А знаешь, давай положим пассажира на рельсы и пустим на него поезд, а потом устроим похороны!
— Давай!
Мисс Тингл, утонченная секретарша из благородных, которую рекомендовал отель, явилась в двенадцать часов, как было назначено, и место осталось за ней.
— Вы можете приступить к работе немедленно? — спросила Бесси. — Мне нужно зацапать короля.
— Зацапать… короля, мадам?
— Ах ты господи! И что это за страна такая? Дома, в Голливуде, меня все понимали, а тут каждое твое слово повторяют, будто ты невесть что такое ляпнула. Будто ты Буффало Билл[46] в юбке. Ну, да ладно. Слушайте!
И Бесси объяснила мисс Тингл, что в целях рекламы Терри и королю Максимилиану необходимо подружиться.
— И между нами, девушками, говоря, если и мы с королевой Сидонией сойдемся поближе, я тоже с горя не заплачу. Но, конечно, важнее всего реклама для Терри. Я для него всегда всем жертвую. Но тут я видела портреты Сидонии и почему-то чувствую (вы верите в «Высшую мысль»? Что ни говори, а всякие там инстинкты и наития так просто по-материалистически не объяснить!), почему-то я чувствую, что мы с ней станем большими друзьями, подвернись только случай!
Бесси испустила кроткий вздох матери, готовой на любое самопожертвование.
— Взбеситься можно, как я поступаюсь своей личностью ради мужа и сына! Ну, да альтруизм всегда вознаграждается. Так вот. Мы напишем ей письмецо и пошлем с коридорным. Ну, и карточку вложим, чтобы она знала, с кем имеет дело. Только вот какую из двух выбрать, как, по-вашему?
Первая визитная карточка оказалась весьма лаконичным документом, содержавшим одну изящно выгравированную строчку: «Миссис Т. Бенескотен Гейт». Зато другая была выдержана в орнаментальном стиле. Она поражала своей внушительностью. Она оповещала:
Мистер и миссис Т. Бенескотен Тейт.
Папочка и мамочка
ТЕРРИ ТЕЙТА
Короля Киновундеркиндов Героя фильмов «Ах, детки, детки!», «Портовые сиротки», «Дитя полуночи» и пр. и пр. и Поппи-Пикс, Калифорния
Кастелло-Марино.
Карточка горела киноварью, ультрамарином, серебром и канареечно-желтой позолотой. По величине она, правда, несколько уступала автомобильному номеру, но куда больше бросалась в глаза.
— В цветной, конечно, изысканности поменьше, но ведь зато ее величество скорее ее заметит, как, по-вашему? — без обычной уверенности спросила Бесси.
Мисс Тингл холодела от ужаса, смешанного с восторгом.
— Я никогда не имела чести обращаться письменно к королевам, — пролепетала она. — Но тем не менее, мадам, позволю себе заметить, что скромная карточка кажется мне более подходящей для подобного случая.
— Да, пожалуй. Хотя большая и влетела нам в копеечку. Ну, а теперь я вам продиктую письмо, ладно? Старушенция, наверное, понимает по-нашему?
— О, если не ошибаюсь, их величества говорят и пишут на шести языках.
— С меня хватит и одного. Как только вернусь домой, найму себе какого-нибудь англичанина, пусть обучит меня говорить по-вашему. Ну, пишите:
«Ее величеству королеве Слозарии.
Уважаемая государыня!
Вы, наверное, удивитесь такому письму от незнакомой вам женщины, но я ваша соседка по отелю и снимаю номер как раз над вашим. И, может быть, вы слышали про моего сына, Терри Тейта, известного мальчика-киновундеркинда (нет-нет, замените это на «киноактера», мисс Гингл), и, может, ваш сынок, король Максимилиан, видел его в таких его знаменитых фильмах, как «Купите газету» или «Подайте милостыньку, мистер».
Он сейчас здесь со мной в Лондоне и не дает мне покоя, все твердит: «Мамочка, мне очень хочется познакомиться с королем-мальчиком Максимилианом. Мы ведь с ним однолетки, потому что ему десять лет, как и мне, и т. д.»
Поскольку ваш сынок — король, а публика во многих странах любезно называет Терри Королем Киновундеркиндов, то я и подумала, что им неплохо было бы познакомиться, обменяться опытом и т. д. Я буду очень рада пригласить его и вас на завтрак, чай, обед, коктейли или еще что-нибудь, что вам будет удобнее, и хотя Терри очень занят, потому что ему надо выступать перед Бригадой Юных и т. д., мы постараемся быть свободны в любой подходящий для вас час.
Только, боюсь, надо будет поторопиться, потому что парижская публика Герри требует, чтобы он поскорее приехал туда.
Так что позвоните, когда вам будет удобно, в любое время прямо сюда, в люкс пять-Б, и мы обо всем договоримся.
В надежде, что письмо найдет вас в добром здравии, остаюсь искренне ваша…»
— Как только перепечатаете письмо (я распорядилась, чтобы мне в спальне поставили машинку), сразу отдайте его мальчишке, и пусть он тут же снесет его в номер к Сидди. Пора браться за дело. Валяйте.
И Бесси радостно унеслась в вестибюль нанимать себе горничную, а Терри — камердинера необычайно зловещей внешности.
Его звали Хамберстоун. Он, разумеется, никогда в жизни не снисходил ниже герцогов, а за общение с fe * 189 американцами потребовал лишние два фунта в неделю. И получил эти два фунта. Он их стоил. Даже юный король Словарии проникся бы уважением к яйцевидной голове Хамберстоуна.
Бесси с гордостью ввела этого вельможного камердинера (четыре фунта в неделю) в спальню сына. Там на сильно замусоренном полу сидели два маленьких мальчика, и Хамберстоун воззрился на них со злобным неодобрением. Рыжик содрогнулся. Терри досадливо сдвинул брови.
— Сынуля, вот твой новый камердинер, — проворковала Бесси, излучая такую материнскую нежность, что ее многоопытный отпрыск сразу насторожился.
Хамберстоун смотрел на железнодорожников глазами людоеда, питающего пристрастие к хорошо прожаренным мальчикам с луковым соусом. И под этим гнетущим, смакующим взглядом веселое возбуждение Терри угасло, и он вновь погрузился в уныние, не оставлявшее его все последние недели.
— Мамочка, мне не нужен камердинер!
— А кто, позвольте вас спросить, фыркалка несчастный, будет следить за вашим гардеробом? Уж не я ли? Хамберстоун, вы можете спать вот здесь, рядом. А теперь прогладьте костюмы мистера Терри.
Когда Хамберстоун вслед за Бесси удалился с охапкой одежды в руках, мальчики печально уселись на диван, потеряв всякую охоту крушить поезда.
— Взбеситься можно: не камердинер, а живоглот какой-то! — пожаловался Терри.
— Правильно. Такого страшилу поискать, — согласился его приятель Рыжик.
— Зануда, сразу видно.
— Воображала, одно слово.
— Взбеситься можно, Рыжик! Мы этого не потерпим!
— Правильно, Терри! Не потерпим!
— Давай сбежим! В Поппи-Пикс.
— Это ваше ранчо?
Когда Терри будет вынужден у райских врат признаться святому Петру, что, повествуя о медведях и привольной жизни на ранчо, он громоздил одну ложь на другую, авось мудрый старый святой поймет, как ему было трудно: им без конца восхищались за глупости вроде ангельского ротика и шелковых кудрей, и ни разу никто не похвалил его за дело — за умение объезжать мустангов, ловко набрасывать лассо на шею быков и стрелять индейцев, которое он, несомненно, продемонстрировал бы, если бы его знакомство с Диким Западом не ограничивалось Главной улицей Лос-Анжелоса.
— Ну, ясно, наше ранчо. Вот увидишь, я попрошу маму пригласить тебя туда! Мы живем там в большой бревенчатой хижине, и каждую ночь за окнами воют медведи-гризли.
— Здорово! А тебе случалось подстрелить гризли?
— Не скажу, чтоб часто, а все-таки двух-трех я на своем веку убил.
— Расскажи, а? Ты охотился с Биллом Роджерсом[47] или с Хутом Гибсоном?
