Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 85
1 «Пять заповедей Нагорной проповеди», которые легли в основание книги Толстого «В чем моя вера», переданы им так: первая — «не гневайся», вторая — «не прелюбодействуй», третья — «не клянись», четвертая — «не судись и не противься злу злом», пятая — «не воюй» («любите врагов ваших»).
2 Мария Владимировна Сергиевская (ум. в 1916 г. около 80 лет от роду), по матери из семьи Ганнибал, родственной Пушкину. Уже пожилой женщиной сделалась последовательницей Пашкова. На этой почве стала близким другом Е. И. Чертковой и ее правой рукой в деле помощи бедному населению Гавани (в Петербурге) и заведующей ее детским приютом. Человек горячего, сильного и самоотверженного характера.
* 25.
1884 г. Сентября 5—7. Я. П.
Сейчасъ получилъ ваше письмо, оба письма, дорогой Вл[адиміръ] Гр[игорьевичъ], и не столько отвѣчаю, сколько спрашиваю. Вы хорошо дѣлаете, что пишете мнѣ про себя; но зачѣмъ не все? — Прежде всего, знайте, что мнѣ важно, очень важно знать ваше состояніе, вашу душевную болѣзнь, важно и потому, что я васъ люблю, очень дорожу вами и очень боюсь за васъ, и еще потому, что я тѣмъ же самымъ и страдалъ и страдаю и съ тѣмъ же самымъ почти безнадежно борюсь. — Отчего вы не женитесь? Скажите мнѣ просто, прямо. Нельзя вамъ жить противно закону природы — Бога. Эго испытывать Бога. Этаго нельзя. Одно упустить, все погубишь. — Какъ бы я желалъ васъ видѣть! Я бы все сказалъ вамъ и отъ васъ узналъ. И мы вмѣстѣ искали бы и нашли бы. Я должно быть пріѣду къ вамъ. Но вамъ необходимо, если вы не женитесь, — скудная жизнь и работа физическая — не напущенная на себя, какъ баловство, а работа, сдѣлавшаяся необходимостью. Знаю, знаю по себѣ всю трудность этаго; но тутъ дѣло то слишкомъ важное — вся жизнь, все, чѣмъ дорога вся жизнь. Можетъ быть, нельзя побороть, но бороться надо всѣми тѣми силами (разумными и любовнымъ общеніемъ), кот[орыя] даны намъ. — Еще — въ вашихъ письмахъ мало простой любви ко мнѣ, какъ къ человѣку, к[оторый] любитъ васъ. Если это такъ въ душѣ, то дѣлать нечего, а если есть какая перегородка, сломайте ее, голубчикъ. Намъ будетъ лучше обоимъ.
На ваши два вопроса о собственности отвѣчаю: если вопросъ о собственности рѣшенъ во мнѣ, то тò, что я возьму или не возьму деньги, не можетъ ничего измѣнить; чтобы сдѣлать пріятное, чтобъ не огорчить, я возьму. Но взявъ, я сейчасъ забуду про нихъ.
Второй же вопросъ невѣрно поставленъ. Нужды, кот[орая] призываетъ моей помощи, нѣтъ конца. Я не то, что свои всѣ имѣнья отдамъ, но всѣ доходы Россіи, и будетъ мало, и потому я, не имѣя собственности, освобождаюсь отъ этаго труда наполнять бездонную бочку. Помогать деньгами нельзя. Деньги — это насильно отнятое отъ другихъ въ видѣ исполнительнаго листа на бѣдныхъ.1 Развѣ можно въ помощь другому дать ему исполнительный листъ, по к[оторому] продадутъ у бѣдняка послѣднюю корову. Все, чтò можно сдѣлать, — это разорвать исполн[ительный] листъ, а потомъ помогать своимъ трудомъ. — А когда сдѣлаешь это, то увидишь, какъ самъ еще плохъ. Я, встающій въ 10 часовъ, пьющій кофе и чай, спящій на чистыхъ простыняхъ, слабый, безсильный, испорченный всѣми похотливыми привычками, не могущій жить иначе, какъ паразитъ на чужой шеѣ, я вдругъ хочу помогать — кому же? Мужику, к[оторый] заснетъ въ грязи на улицѣ подъ шапкой, не будетъ спать 5 ночей и сработаетъ въ день то, чего я не сдѣлаю въ 10, к[оторый] при этомъ добръ, кротокъ и веселъ. Какъ мнѣ помогать ему? Вѣдь это смѣшно. Можно дѣлать себѣ эту иллюзію, отдавая ему исполн[ительные] листы на другихъ; но это не помощь, a развращеніе его. Вотъ объ этомъ я хотѣлъ бы тоже написать въ статьѣ, к[оторую] я началъ и вѣроятно не кончу.2 Прощайте, мой милый другъ. Пишите мнѣ чаще. И все.
Съ тѣмъ, что вы пишете о томъ, чтò вы выпускаете и почему, я совершенно согласенъ и, если Богъ велитъ, воспользуюсь.
Вы меня спрашиваете о собственности, я пишу вамъ все, что я думаю. Другому я не написалъ бы — не отъ того, что я скрывалъ бы — но отъ того, что онъ не понялъ бы меня и вообразилъ бы, что отдавать деньги другому хуже, чѣмъ оставлять ихъ у себя и для себя. — Разумѣется, лучше отдавать (хотя и тутъ, если примѣшивается тщеславіе, едва ли лучше), но хорошаго въ отдаваніи денегъ другому ничего не можетъ быть. — Это въ родѣ игры въ фофаны.3
Л. Толстой.
Полностью печатается впервые. Небольшой отрывок был напечатан в СK, стр. 154. На подлиннике пометка рукой Черткова: «7 сент. 84 г.» — вероятно, почтовый штемпель отправления. В виду прекращения Дневника Толстого, помогавшего точно устанавливать даты написания писем, датируем это письмо, исходя из того, что оно не могло быть написано ранее 5 сентября, так как является ответом на письмо Черткова от 3 сентября, и позднее 7 сентября, так как Чертков уже отвечает на него 9 сентября.
Начало письма — «сейчас получил ваше письмо — оба письма» — имеет в виду письма Черткова от 2 и 3 сентября 1884 г. В первом из них Чертков, отвечая на письмо Толстого от 28—29 (№ 24) августа, говорит: «Действительно, Лев Николаевич, я до сих пор намеренно избегал даже всякого подобия пререкания с вами. Вы мне были нужны, и я чувствовал, что могу лучше пользоваться вами, не споря с вами, а сравнивая ваши мысли и выводы с моими и стараясь проверить, насколько те и другие не отступают от духа учения Христа... Я в жизни до знакомства с вами встретил только двух людей, признающих, что последовательный христианин должен во что бы то ни стало и вопреки всякому постороннему, добавочному авторитету стараться во всем и всегда применять к своим поступкам прямой и полный смысл учения Христа. Люди эти Крамской и Бирюков [художник И. Н. Крамской — о нем см. прим. к п. № 37 от 2 декабря 1884 г.; о П. И. Бирюкове см. прим. 4 к письму № 50 от 25—26 марта 1885 г.]. Благодаря им одним я не чувствовал себя безусловно одиноким в самую трудную и очень важную минуту своей жизни, т. е. именно тогда, когда мне постепенно обнаружилось, насколько существующий строй человеческой жизни основан на началах, прямо противоположных учению Христа. Но в вас я встретил первого человека, не только признающего законность (возможность) этой точки зрения, но, как и я, решившегося смотреть на жизнь исключительно с этой точки зрения и, по возможности, действовать согласно ей. Вместе с тем я нашел в вас человека, лучше знающего и понимающего людей. Нашел я в вас еще человека, умеющего особенно удачно оформить, выразить то хорошее, что у меня у самого бывает на душе, но не высказывается, и потому не особенно определенно выясняется... Теперь вы просите меня сообщить вам, что именно я пропускаю в вашей книге «В чем моя вера». Действительно, я кое-что пропускаю в гектографированном издании, которое теперь здесь готовлю для раздачи тем из своих знакомых, которых почему-либо мне очень хотелось бы познакомить с вашей книгой. Между ними есть такие, которые с детства по-детски верят в искупление, воскресение и личную загробную жизнь. Вера эта нисколько не лишает их возможности понять прямой, полный смысл 5 заповедей Христа. Между тем как категорическое опровержение этой веры производит в них неизбежно одно из двух: 1) или, не потрясая их прежней веры в искупление и пр., восстановляет их против всего образа мысли нового для них учителя... 2) или же, действительно потрясая прежнюю их веру, ввергает их в целый хаос сомнений и вопросов и в полное одиночество среди той среды, где им приходится жить... При том я не могу содействовать распространению этого опровержения искупления, воскресения и личной загробной жизни уже по тому одному, что я вовсе не уверен, что действительно это опровержение справедливо. Для меня это опровержение так же мало убедительно, как и противоположное утверждение. Если я отстранил эти вопросы, как ненужные и недоступные мне, то почему же я стану вводить другого в сомнения относительно их, в особенности, если я знаю, что возбужденные таким образом сомнения отвлекут внимание его от главного — от истинного (по моему мнению) — понимания 5 заповедей, или вообще практической стороны учения».
Письмо Черткова от 3 сентября является продолжением его ответа на письмо Толстого от 28—29 августа. «Мне немножко совестно за малодушие, с которым я вчера оборвал свое письмо к вам — пишет он. — Я теперь устроил так, что буду опять спать в одной комнате с Петром. Не знаю почему, но когда я сплю в одной комнате с кем-нибудь другим, то сплю гораздо лучше и спокойнее в этом отношении. Теперь про собственность. Я совершенно с вами согласен, что собственность это фикция, что для христианина это понятие не должно существовать. Но это не избавляет христианина от того, что у него бывают в его распоряжении различные средства, орудия, и в том числе и материальные средства — деньги, вещи, и что он должен решить, что ему делать или не делать с этими средствами. Мать кладет мне в руку сто рублей, я отказываюсь, но она просит меня принять, и я вижу, что ей будет очень больно, если я не приму. Я принимаю, и вы в этом со мною согласны. Если при этом мать меня предупреждает, что она завтра опять даст мне 100 р. и будет давать каждый день, я прошу ее этого не делать, но она настойчиво просит меня теперь согласиться на такое периодическое получение от нее этих ста рублей... Я вижу, что ей причиню своим отказом настоящее горе, и — соглашаюсь. Как поступили бы вы? Вот, следовательно, первый вопрос. А второй: вы говорите, что христианин, у которого есть в распоряжении средства, когда его просят о материальной помощи, должен исполнить то, о чем его просят, если это не противоречит заповедям Христа. Я с этим также вполне согласен, если только под понятием прошения разуметь не только прошение, выраженное в определенных словах и прямо сознательно обращенное ко мне лично, но также признавать прошением, призывом к моей помощи — всякую нужду, так или иначе обнаружившуюся мне... Как для художника известные сцены или типы прямо просятся на полотно, так для христианина, видящего нужду, известная деятельная или материальная помощь сама собою напрашивается. Вот как я понимаю прошение. Согласны ли вы с этим и, когда говорите — он должен исполнить то, о чем его просят, — понимаете ли и в этом значении слово «просят»?»
