Уильям Теккерей - Книга снобов, написанная одним из них
— Надеюсь, вас не беспокоит музыка? — спрашивает меня Понто. — Вы знаете, мои девочки упражняются по четыре часа в день — без этого, знаете ли, нельзя, это совершенно необходимо. А я, знаете ли, встаю рано, каждое утро в пять часов уже на ферме, мне лениться некогда.
Дело обстоит так. Понто засыпает сразу после обеда, как только перейдет в гостиную, и просыпается в десять, когда дамы перестают упражняться на фортепьяно. Для человека, который не считает себя лентяем, с семи до десяти и с десяти до пяти — более чем достаточно, чтобы выспаться. Лично я держусь того мнения, что когда Понто удаляется в комнату, которую он именует своим "кабинетом", то он спит и там. Он ежедневно запирается в кабинете на два часа для чтения газет.
Из окна кабинета, выходящего в сад, я видел всю сцену с гостями. Любопытное явление этот кабинет. Библиотека Понто состоит по большей части из сапог. По утрам у Понто со Страйпсом бывают там важные совещания, где решается вопрос о картофеле, или судьба какого-нибудь теленка особых достоинств, или приговоренной к смерти свиньи, и т. д. Все счета майора в полном порядке собраны на столе и разложены напоказ, как папки с судебными делами у адвоката. Здесь же он держит все свои серпы, ножи и другие садовые орудия, а также свистки и низки запасных пуговиц. Один ящик у него полон оберточной бумаги, в другом — громадный и неистощимый запас бечевки. На что человеку нужно такое множество кнутиков, я никогда не мог понять. Эти кнуты и удочки, рыболовные сачки, шпоры, сапожные колодки, пилюли для лошадей, хирургические инструменты для них же, банки с любимым сортом ваксы, которой он сам начищает сапоги, доводя их до верха элегантности, охотничьи перчатки оленьей кожи, напяленные на распорки; на стене портупея, кираса и сабля времен морской кавалерии и пониже — крючки для натягивания сапог; домашняя аптечка, а в углу — та самая розга, которой майор стегал своего сына, Уэлсли Понто, когда тот был мальчишкой (Уэлсли никогда не входил в "кабинет", кроме как в этих прискорбных случаях), — все это, вместе с "Дорожным справочником" Могга, "Летописью садовника" и доской для триктрака составляет библиотеку майора. Под военными трофеями висит портрет миссис Понто в голубом платье со шлейфом, но без талии, относящийся к первому году замужества; на раме лежит лисий хвост, защищающий это произведение искусства от пыли.
— Моя библиотека невелика, — говорит Понто с удивительным бесстыдством, — но хорошо подобрана, дорогой мой, хорошо подобрана. Нынче я все утро читал "Историю Англии".
Глава XXXIV
Визит к провинциальным снобам
На следующий день, для разнообразия, к обеду у нас была рыба, которую, если помнит любезный читатель, я привез миссис Понто в знак деликатнейшего внимания: треска под устричным соусом, соленая треска и устрицы в раковинах составили наше меню: и я начал было думать, что семейство Понто, как и наш обожаемый почивший в бозе монарх Георг II, питало пристрастие к тухлой рыбе. А так как свинью мы к этому времени уже доели, то и приступили к овце.
Но как могу я забыть парадное великолепие второй перемены, которая была подана Страйпсом весьма торжественно на серебряном блюде под крышкой, причем свои грязные большие пальцы он обернул салфеткой, — на блюде лежал один-единственный коростель, немногим крупнее сытого воробья.
— Милая, не хочешь ли ты дичи? — спросил Понто с невероятной серьезностью, вонзая вилку в этот крохотный островок посреди серебряного моря. Да и Страйпс время от времени отмеривал небольшими дозами марсалу с торжественностью, которая сделала бы честь дворецкому какого-нибудь герцога. Обед, которым Бармекид угощал Шакобака, отстоял весьма недалеко от нашего банкета.
Так как поблизости располагалось немало красивых поместий, уютный провинциальный городок с хорошими домами, принадлежащими дворянским семействам, прекрасный старинный пасторский дом рядом с церковью, куда мы ходили (и где семейство Карабас из рода в род сидело на своей монументальной готической скамье, украшенной резьбой), и так как по всему было видно, что здесь нет недостатка в хорошем обществе, я несколько удивился, почему жизнь в "Миртах и Лаврах" не скрашивается появлением соседей, и спросил об этом.
— При нашем положении мы не можем — никоим образом не можем общаться с семейством адвоката, как вы и сами понимаете, — доверительно сообщила мне миссис Понто.
— Разумеется, не можете, — ответил я, хотя и не понимая почему. — А ваш доктор?
— Превосходный, весьма достойный человек, — отозвалась миссис Понто, спас жизнь нашей Марии, настоящий ученый, но что мы можем сделать в нашем положении? Конечно, приглашать домашнего врача к обеду не возбраняется; но его жена, дорогой мистер Сноб, его дети!
— Полдюжины аптекарских пузырьков, хи-хи-хи! — вмешалась гувернантка мисс Уирт, и девицы тоже рассмеялись, вторя ей.
— Мы знаемся только с лучшими фамилиями графства, — продолжала мисс Уирт, вскинув голову [47]. — Герцог за границей, с Карабасами у нас междоусобица, Рингвуды приедут только к Рождеству; в сущности, здесь никого не бывает до охотничьего сезона, положительно никого.
— А чей этот большой красивый дом сразу за городом?
— Как? Chateau-calicot [48], хи-хи-хи! Этого толстосума, бывшего торговца полотном, мистера Ярдли, слуги у него ходят в желтых ливреях, а жена — в красном бархате. Какой у вас злой язык, любезный мистер Сноб, ну можно ли так? Наглость у этих людей просто поразительная.
— Что ж, есть еще пастор, доктор Кризостом. Уж он-то, во всяком случае, настоящий джентльмен.
Тут миссис Понто взглянула на мисс Уирт. Встретившись взорами и кивнув друг другу, они возвели глаза к потолку. То же сделали и девицы — и вздрогнули. Очевидно, я сказал что-то ужасное. "Еще одна паршивая овца в церковном стаде?" — подумал я, слегка опечалившись; я не боюсь признаться, что питаю уважение к духовенству.
— Я… я надеюсь, что ничего плохого не случилось?
— Ничего плохого? — повторила миссис Понто, с трагическим видом сжимая руки.
— Ах! — произнесла мисс Уирт, и обе девицы ахнули, вторя ей.
— Ну что ж, мне очень жаль, — сказал я. — А ведь какой милый старичок, и школа у него отличная, и проповедь была такая, что лучше я не слыхивал.
— Он читал проповедь в стихаре, — прошипела миссис Понто. — Мистер Сноб, он еретик.
— Силы небесные! — воскликнул я, любуясь искренним пылом этих богословов в юбке, — и тут вошел Страйпс и подал нам чай. Чай здесь пьют до того жидкий, что он никак не может помешать крепкому сну Понто.
По утрам мы ходили на охоту. Охотились мы и на собственных полях Понто (где стреляли дроздов-рябинников), и в неохраняемой части имения Хобаков; а как-то вечером на сжатом поле, граничащем с карабасовским лесом, нам попалась стайка фазанов, и тут мы поохотились как следует. Я подстрелил курочку, к величайшему моему восторгу, должен сознаться.
— Спрячьте скорей! — торопливо шепнул мне Понто. — Вон кто-то идет.
И я спрятал птицу в карман.
— Браконьеры чертовы! — крикнул из-за живой изгороди мужчина в одежде лесника. — Кабы я вас поймал по эту сторону изгороди, уж я бы пальнул из обоих стволов!
— Проклятый Снаппер, — сказал Понто, ретируясь, — вечно он шпионит за мной, вечно подсматривает.
— Воруйте дичь, подлецы, везите в Лондон на продажу, — гремел мужчина, как видно, сторож маркиза Кара-баса. — Там наживете на них по шесть шиллингов за пару!
— Ты-то отлично знаешь, негодяй, почем дичь, и хозяин твой знает, отвечал Понто, продолжая отступление.
— Мы дичь стреляем на своей земле! — кричал мистер Снаппер. — Мы не ставим силков на чужих фазанов. Мы дичь к себе не переманиваем. Мы не какие-нибудь подлые браконьеры. Не стреляем самок, как этот ваш лондонский бродяга, вон у него из кармана хвост торчит. Попадитесь только на нашей стороне: я вам!
— Эй, ты, послушай, — начал Страйпс, который в тот день ходил с нами в должности лесника (он и лесник, и кучер, и садовник, и камердинер, и управляющий), — если ты на нашу сторону попадешь да снимешь куртку, я тебе такую трепку задам, какой ты не видал от меня с Гатдг-берийской ярмарки.
— Поищи кого в своем весе, тогда и толкуй про трепку, — сказал мистер Снаппер, свистнул собак и скрылся в лесу. И таким образом мы вышли из стычки, можно сказать, победителями; однако мое представление о сельском рае уже несколько изменилось.
Глава XXXV
Провинциальные снобы
— Черт бы взял ваших аристократов, — сказал Понто, когда мы с ним беседовали о семействе Карабас, с которым "Мирты и Лавры" вели междоусобную войну. — Когда я впервые приехал в наше графство, — это было за год до того, как сэр Джон Бафф выступил в интересах тори, — маркиз Карабас, тогда еще лорд Сент-Майклз, который, разумеется, был оранжистом до мозга костей, оказывал мне и миссис Понто такое внимание, что я, признаюсь, попался на удочку старого лицемера и думал, что сосед у меня просто чудо. Ей-богу, сэр, мы получали от маркиза и ананасы, и фазанов, то и дело слышишь, бывало: "Понто, когда же мы с вами поохотимся?" — или: "Понто, у нас надо бы пострелять фазанов, их слишком много развелось", — а миледи требовала, чтобы дорогая миссис Понто приезжала в замок Карабас с ночевкой, и вводила меня бог знает в какие траты из-за туалетов моей жены, — всяких тюрбанов и бархатных платьев. Что же, сэр, подходят выборы, и хотя я всегда был либералом, но по личной дружбе, конечно, мне пришлось голосовать за Сент-Майкл-за, который стоял первым в списке. На следующий год миссис Понто вздумалось пожить в Лондоне; меблированная квартира на Кларджес-стрит, по десять фунтов в неделю, наемный экипаж, новые платья для нее самой и девочек и черт его знает что еще. Первые визитные карточки мы завезли в особняк Карабасов; в ответ карточки миледи передает нам лакей, этакий верзила; и можете себе представить, как расстроилась моя Бетси, когда горничная меблированных комнат подала нам эти карточки, а леди Сент-Майклз поехала дальше, хотя отлично видела нас у окна гостиной. Вы не поверите, сэр, после мы четыре раза были у этих чертовых аристократов, а они так и не отдали нам визита; и хотя леди Сент-Майклз в том сезоне дала девять званых обедов и четыре завтрака, она ни разу нас не пригласила; и в Опере она не ответила нам на поклон, сделала вид, будто не узнает нас, хотя жена весь вечер ей кивала. Мы ей писали, — просили билетов на бал у Олмэка; а она ответила, что у нее все билеты обещаны знакомым; да еще сказала при Уиггинс, своей горничной, а та передала Дигс, служанке моей жены, что удивляется, как это люди нашего общественного положения могли настолько забыться, что возмечтали побывать в таком месте!
