Ба Цзинь - Осень
Цинь фыркнула, но тут же прикрыла рот рукой, сдерживая смех:
— Ты что, с ума сошел? Зачем же так кричать, ты ведь не открыл ничего нового!
Улыбнувшись, Цзюе-минь взглянул на сестру.
— А по-моему, я все-таки сделал открытие! Не так-ли?
— Правильно, — вмешалась развеселившаяся Шу-хуа. — Только, значит, и я и ты тоже эгоисты?
Цзюе-минь собрался было что-то сказать, но снаружи донесся голос:
— Чему это вы так радуетесь?
Вошел Цзюе-синь. «Ну, сегодня работать больше не придется», — подумала Цинь, чуть-чуть нахмурившись.
— Да вот, Цзюе-минь говорит, что мы все эгоисты, — сразу же без всяких предисловий ответила Шу-хуа.
— Почему эгоисты? Я что-то не понимаю, — с недоумением произнес Цзюе-синь, подходя к столу.
— Садись на мое место, Цзюе-синь. — Цинь встала, собираясь забрать английскую книгу, тетрадь и исписанные листы, что были под ними.
— Сиди, сиди. Не беспокойся, я скоро уйду, — вежливо остановил ее Цзюе-синь.
— Я перенесу твою книгу, ладно? — предложила свои услуги Шу-хуа, протягивая руку. Не успела Цинь помешать ей, как та уже взяла книгу и тетрадь; несколько листков бумаги выпало у нее из рук и рассыпалось по полу. Цинь покраснела и, нагнувшись, начала подбирать их.
— Давай я соберу, — и Цзюе-минь, быстро встав со своего места, начал помогать сестре.
— Прости, Цинь. Я. кажется, рассыпал твои бумаги? — чувствуя себя виноватым, проговорил Цзюе-синь, в свою очередь нагибаясь, чтобы собрать листки. Видя, что он поднял одну страницу, Цинь быстро протянула за ней руку. Но он уже успел посмотреть на написанное. — Пишешь школьной подруге? — спросил он, передавая ей листок.
Цинь что-то пробормотала в ответ. Шу-хуа бросила на нее подозрительный взгляд, догадываясь, что это статья в еженедельник. Украдкой взглянув еще раз на Цинь и Цзюе-миня, она почувствовала, что не ошиблась в своих предположениях.
— Это моя вина, я слишком неловка, — извиняющимся тоном проговорила Шу-хуа. — Я доставила тебе лишние хлопоты. Хорошо еще, что пол не сырой.
— Ничего, ничего, я сама растяпа. Все в порядке, — повторяла Цинь, стараясь увести разговор в сторону от злосчастного письма. Но у Цзюе-синя тоже появилось сомнение; он понял, что Цинь писала статью.
— Садись, Цинь. Занимайтесь себе своими делами, я вам мешать не буду. — Цзюе-синь отошел от стола и уселся на край кровати, поставив ноги на скамеечку. — Я посижу здесь немного, что-то мне грустно.
Остальные тоже сели.
— Да у нас нет никаких дел, — небрежно бросила Цинь, думая о неоконченной работе и в то же время сочувствуя одиночеству старшего брата. Она надеялась, что он уйдет, и не могла удержаться от намека: — Мы с Цзюе-минем занимаемся английским.
— Это неплохо; я вижу, вы стараетесь, — рассеянно ответил Цзюе-синь, думая, однако, о другом. Зачем он сказал это — он и сам не знал.
— Ты смеешься надо мной. Разве я такая уж старательная? — смутилась Цинь. Вдруг она услышала какие то звуки и умолкла. Прислушавшись, она поняла, что это играет патефон во флигеле напротив; донеслись слова: «… выросла красавицей».
— Дядя Кэ-дин опять заводит патефон, — усмехнулась Шу-хуа.
— Так поздно? — недовольно проговорил Цзюе-синь.
— Вот это и называется эгоизмом, — гневно вырвалось у Цзюе-миня.
— Никак у меня в голове не укладывается, почему они все-таки могут так… — задумчиво начал Цзюе-синь, но оборвал на полуслове, услышав за спиной голос Цуй-хуань, звавшей его. — Только захочешь отдохнуть, а тебя уже зовут, — недовольно бросил он, поднимаясь, и, понурившись, вышел.
Цзюе-минь и Цинь проводили его взглядом, затем оба посмотрели на Шу-хуа. Та поняла, чего от нее хотят.
— Я вижу, вам нужно работать, — мягко обратилась она к Цинь, — не буду вам мешать. Немного погодя я принесу вам еще чаю. — Она улыбнулась, взяла поднос и направилась к двери.
— Нам не хочется пить, не нужно чаю, — отказалась Цинь. — Она теперь молодец, прежде от нее трудно было этого ожидать, — довольным тоном закончила Цинь, глядя вслед уходящей сестре.
— Давай побыстрее проверим письмо. Ведь его еще нужно переписать, — вспомнил Цзюе-минь и поспешно вынул из кармана черновик. — Нельзя терять времени, а то, пожалуй, сегодня так и не успеем переписать.
13
Приближался праздник лета. На вымощенном каменными плитами проходе перед женским флигелем появились еще четыре горшка с гардениями; их белые цветы, спрятавшись в гуще овальных, сочных листьев, распространяли вокруг сладкий, густой аромат. Такие же цветы можно было теперь видеть приколотыми к волосам девушек или к их халатам. Гранатовое дерево, что росло у стены, почти у главного входа, покрылось чудесными рубиновыми цветами.
Все в доме были заняты больше чем обычно. Два вечера подряд Кэ-мин вызывал к себе Цзюе-синя, чтобы уладить все вопросы, относящиеся к празднику. Кэ-мин сильно постарел за последний год и теперь переложил на племянника большую часть дел, которые Цзюе-синь принимал молча и безропотно.
Цзюе-синь должен был позаботиться о том, чтобы были разосланы праздничные подарки всем родственникам и заготовлено все необходимое для праздника (особенно чжунцзы[10]). С помощью Шу-хуа он составлял список младших членов семьи, которым в праздник предстояло получать деньги, и слуг, которые должны были тоже получить в подарок деньги и чжунцзы.
На слуг пришлось составить несколько списков: одни общий по дому и еще несколько, по семьям. Что касается последних, то Цзюе-синь составил списки только для своих слуг и слуг Кэ-мина.
После того как были составлены все списки и отсчитаны все необходимые суммы, Цзюе-синь велел Ци-ся позвать к себе Юань-чэна и Су-фу. Юань-чэну он передал список и тарелку с деньгами, указав точно сумму, причитающуюся каждому (на тарелке были медные монеты стоимостью по сто и двести вэней). Су-фу получил чжунцзы, которые он тоже должен был раздать по списку.
Когда слуги унесли все, что полагалось (причем, за один раз они не смогли все унести), Цзюе-синь позвал к себе Цуй-хуань, которой поручил вместе с Ци-ся раздать деньги и сласти среди женской прислуги.
Утром, за два дня до праздника, Юань-чэн и Су-фу собрали всех слуг и носильщиков паланкинов в людской и вручили каждому положенную сумму денег и чжунцзы. Затем они отправились в сад и на кухню, где садовники, повара, истопники тоже получили свою долю.
Во внутреннем дворе раздавали подарки радостно возбужденные Ци-ся и Цуй-хуань. Поскольку количество подарков, которое им предстояло раздать, было небольшим, они разносили их по флигелям. Закончив раздачу в одном флигеле, они снова возвращались в комнату Цзюе-синя за подарками для другого флигеля. Наблюдать за всем этим Цзюе-синь поручил Шу-хуа. Когда Цуй-хуань и Ци-ся в последний раз пришли в комнату, Шу-хуа ждала их там. Они в один голос обратились к ней:
— Барышня Шу-хуа, мы кончили.
— Нет, не кончили, здесь есть еще. Вы что, забыли? — широко улыбаясь, промолвила Шу-хуа.
Цзюе-синя в это время не было в комнате, он пошел раздавать подарки младшим членам семьи.
— Еще есть? Но где же? — с нескрываемым удивлением спросила Цуй-хуань.
Шу-хуа неторопливо вынула из кармана два красных бумажных свертка и засмеялась:
— Остались еще ваши собственные, как же это вы забыли?
Они с благодарностью приняли у нее подарки, а Цуй-хуань, разглядывая свой сверток, удивилась:
— Барышня Шу-хуа, а почему они завернуты в красную бумагу?
Губы Шу-хуа тронула добрая улыбка:
— Это я для вас. Ведь вы обе потрудились и устали, вот я и добавила к вашим подаркам.
— Барышня Шу-хуа, вы так внимательны к нам. Неужели за такую маленькую услугу нужно еще вознаграждение? Ну скажи, Ци-ся, не так ли? — отказывалась Цуй-хуань, пытаясь развернуть бумагу.
— Не нужно разворачивать. Считайте, что я пригласила вас в гости и купила для вас сластей. Что же вы и теперь будете отказываться? — разволновалась Шу-хуа.
— Ладно, Цуй-хуань, послушаемся барышню. Ну, спасибо вам за подарок, — поклонилась Ци-ся. Цуй-хуань не стала разворачивать свертка и тоже поблагодарила Шу-хуа.
— Ай-ай! Опять вы церемонии разводите, — засмеялась Шу-хуа, поспешно ответив на их поклон.
— Барышня Шу-хуа, мы с Ци-ся собираемся приготовить немного угощенья и пригласить вас с Шу-чжэнь «покоротать ночь», придете? — тихо спросила Цуй-хуань, подходя к Шу-хуа.
— У вас и так мало денег на свои нужды, как же я могу вводить вас в расход? — отнекивалась Шу-хуа.
— Ничего, мы же в обычные дни не тратим денег, — перебила ее Ци-ся.
— Раз барышня не соглашается, значит она презирает нас и не желает удостоить своим посещением, — покачивая головой, с намеренно печальным видом произнесла Цуй-хуань, чтобы поддеть Шу-хуа.
— Ну раз вы так говорите, то мне остается лишь согласиться. И как только вы можете говорить, что я презираю вас! Ведь это несправедливо. Два-три года тому назад я была немного неправа и в отношении Мин-фэн поступила не совсем хорошо. Потом я раскаивалась, но уже было поздно, — откровенно призналась Шу-хуа. При этом воспоминании на душе у нее стало тяжело, но вскоре она отогнала от себя печаль, и на лице ее не осталось и следа грусти.
