Эдуард Вильде - В суровый край
— Да.
— Как они относились к ней?
— У меня жив только отец. Он сердится на меня за эту дружбу.
— Ваш отец знал или, может быть, подозревал, что подсудимый по ночам приходит к вам?
— Нет.
— А если бы он об этом узнал, он наказал бы вас?
— Да.
— Почему вы так думаете?
— Мой отец благочестивый человек и считает это грехом. Кроме того, он не любит моего друга, видит в нем неисправимого грешника.
— Почему вы так поздно явились дать показания судебным властям и заставили подсудимого столько времени пробыть в тюрьме, между тем как ваши показания могли вернуть ему свободу?
— Мне было стыдно… И я надеялась — суд сам установит, что он невиновен.
— Но почему же вы теперь, три дня назад, поспешили со своими показаниями в город и разыскали следователя, а также защитника подсудимого? Разве вы не предполагали, что подсудимый сам признается, где он был в упомянутую ночь, чтобы избегнуть наказания? Ведь это мог сообразить и ребенок.
— Я надеялась, что он это сделает, но в то же время боялась, что из-за меня он не решится сказать правду, ведь тогда и мой отец узнал бы…
— Но теперь ваш отец все равно узнает об этом.
— Теперь мне безразлично.
Подсудимый Яан Ваппер сидит неподвижно, как изваяние. Он жадно ловит слова, он прислушивается всем своим существом. Это словно пленительное, чудесное Евангелие, словно колокольный звон, льющийся в его душу! В его груди и в голове все умолкло — он ничего не чувствует, ни о чем не думает. Он только слушает и упивается тем, что слышит. На него словно широкой мощной волной изливается какой-то непостижимый небесный свет. Он видит только свою избавительницу, слышит только ее голос. Все остальное расплывается в красноватом тумане, а стоящий в зале шум кажется бесконечно далеким, слабым шелестом.
Яан еще не в состоянии оценить смелость, самоотверженность, которую проявила Анни своим поступком. Он не думает о том, какое мужественное сердце бьется в груди этой девушки: ее не пугают те ужасные последствия, которые неизбежно повлечет за собой ее поступок, — гнев сурового отца, наказание, возможно, утрата дочерних прав и потеря родного дома, клевета и насмешки окружающих и бог ведает что еще… Чувства Яана сосредоточены на одном, им овладело ощущение счастья и благодарности: любящая девушка избавила его от страшной опасности.
— Подсудимый Яан Ваппер!
Его толкают в бок и, словно очнувшись от глубокого сна, Яан в смятении вскакивает.
— Вы слышали, что показала свидетельница в вашу пользу? Отвечайте, почему вы скрыли от суда, что в ночь на двадцать четвертое марта вы были у свидетельницы?
Яан старается привести в порядок спутанные мысли, это удается ему не сразу.
— Я не хотел ее позорить, — говорит он наконец.
— Разве вас не пугал приговор суда? Разве вам не хотелось поскорее выбраться из тюрьмы?
— Я думал, что в конце концов суд поверит, что я не виновен, и освободит меня.
— А если бы суд приговорил вас к наказанию?
— Тогда бы я рассказал, как было дело.
Подсудимый ощущает вдруг необыкновенную ясность мысли. Радость придает ему смелости и уверенности. Он доволен своими ответами, чувствует, что они попадают в цель. Теперь он ничего уже не боится. Он сумеет ловко обойти самые острые углы.
— В котором часу вы покинули комнату свидетельницы? — вмешивается прокурор.
Яан не знает, что говорила об этом следователю Анни. Он отвечает, что не помнит часа.
— Вы ушли тоже через окно?
«Как же еще, — думает Яан, — как пришел, так и ушел», — и отвечает утвердительно, что вполне совпадает с показаниями свидетельницы.
Прокурор обращается к свидетельнице Анни Вади.
— Заметили ли вы в ту ночь у подсудимого что-нибудь особенное, что дало бы вам повод для расспросов?
Девушка задумывается. Между бровями ее ложится топкая складка, глаза смотрят настороженно. Она качает головой.
— Совсем ничего? — продолжает прокурор. — Не было ли у подсудимого…
— Да! — восклицает девушка, словно ее вдруг осенило. — У него был палец завязан… Он сказал, что в субботу вечером его укусила собака…
Еще несколько перекрестных вопросов со стороны председателя суда, его коллег и истца, — и допрос окончен.
В своей обвинительной речи прокурор продолжал настаивать на виновности Каареля Линда и Юхана Мельберга, считая ее бесспорно доказанной всем ходом следствия и суда. Он требовал вынесения им сурового приговора, учитывая упорное отрицание ими своей вины и то обстоятельство, что они уже раньше бывали под судом. Свидетельские показания в пользу третьего подсудимого — Яана Ваппера — прокурор пытался взять под сомнение, ибо они даны лицом, находившимся с подсудимым в интимной, то есть любовной связи, узы которой, как известно, весьма сильны и при которой люди проявляют порой редкую самоотверженность. Далее прокурор признал невероятным тот факт, что подсудимый, оберегая имя девушки, согласен был скорее без всякой вины сидеть в тюрьме и мученически принять суровый приговор, чем сказать слово, которое сразу избавило бы его от позорной участи и еще более позорного наказания. И все только потому, что у его милой строгий отец, который, если узнает, что она ночью тайно принимала жениха, может ее по-отечески наказать. Едва ли это наказание могло быть тяжким, скорее всего, оно ограничилось бы выговором. Ведь в здешних местах, как всем известно, исстари заведено, что парни ходят ночевать к девушкам. Крестьяне так свыклись с этим, что никому и на ум не придет удивляться подобным поступкам или осуждать их. Следовательно, угрожающее девушке «наказание» едва ли могло пугать парня; столь же мало причин было у Яана Ваппера опасаться, что от раскрытия тайны пострадает доброе имя девушки, ее честь и добродетель, ибо, как уже сказано, ночные свидания девушек с парнями — общенародный обычай, терпимый всеми, в том числе и родителями девушек. Прокурор считал вопрос о Яане Ваппере еще не выясненным и предлагал, оставив подсудимого под стражей, продолжать опрос свидетелей и расследование дела.
Адвокат произнес очень энергичную и горячую речь в защиту троих подсудимых, в особенности Яана Ваппера. Он сказал, что показания свидетелей о первых двух подсудимых далеко не достаточны для их осуждения, ибо показания эти от начала до конца весьма шатки. Оба свидетеля — Март Саар и Юула Сибуль — вначале всячески противоречили друг другу, и если они теперь утверждают, что узнают Каареля Линда и Юхана Мельберга, а в третьем подсудимом продолжают сомневаться, то это лишь показывает, насколько мало можно доверять их памяти и какую незначительную ценность представляют их показания. В смертельном страхе, который охватил их во время нападения грабителей, они просто не могли разглядеть преступников, тем более что лица у тех, как говорят сами свидетели, были вымазаны сажей. А более определенных и точных показаний относительно предполагаемой вины подсудимых не имеется. И, наконец, по делу Яана Ваппера. Прокурору не удалось ни ослабить, ни тем более свести на нет ясные и вполне достоверные показания Анни Вади. Хотя ночные похождения деревенских парней и посещение ими девушек являются якобы общеизвестным «народным обычаем», однако в рассматриваемом деле следовало бы все же заметить нечто, вполне удовлетворительно объясняющее, почему подсудимый молчал о том, где он был в упомянутую ночь. Для этого достаточно повнимательнее присмотреться к обстановке, господствующей в доме девушки, обстановке, которая хорошо известна подсудимому… И оратор стал описывать отца Анни Вади, который известен не только как суровый и вспыльчивый человек, но и как усердный богомолец и благочестивый христианин. Естественно, что такой человек стремится сделать свою домашнюю жизнь примером для других людей. Как велик был бы его гнев, если бы выяснилось, что его дочь, как и всякая другая деревенская девчонка, впускает по ночам парней в свою спальню! Что стал бы после этого говорить о нем, о своем миссионере, народ? Что мог бы совершить отец в припадке гнева? Разве не способен он за это выгнать дочь из своего благочестивого дома, отречься от нее? Ибо кто тот парень, которого принимала по ночам его дочь, с которым она водила тайную дружбу?
Это человек, которого Андрес Вади глубоко презирает как «грешного мирянина», более того, это человек, которого Андрес Вади ненавидит всем сердцем, так как дочь, несмотря на строжайший запрет отца и всевозможные попытки разлучить ее с юношей, продолжает любить его открыто и самоотверженно. Все это подсудимый знал и так как твердо верил, что его невиновность будет установлена, то и продолжал рыцарски оберегать своим молчанием честь и будущее любимой девушки, О том, что в случае провала всех надежд подсудимый с тяжелым сердцем все же выдал бы свою тайну, он заявил и сам, и мы можем ему верить. Но девушка, повинуясь зову сердца, сама явилась в суд и внесла в дело ясность. Кто из любящих чисто и глубоко не поступил бы точно так, как эта славная девушка? Она видит, что любимый человек, защищая ее честь, готов понести суровую кару. Она понимает, почему он молчит. Она могла в глубине души думать, что когда-нибудь молчанию жениха наступит конец, но, с другой стороны, она знает мужественный характер юноши, уверена в его любви. Она не в силах больше терпеть муки, которые доставляют ей эти сомнения, пребывание в неизвестности, и спешит к нему на помощь, забыв о том, чем это грозит ей самой, думая только о спасении любимого человека. Только это волнует ее душу, все же остальное в этот момент кажется ей второстепенным…
