Оноре Бальзак - Серафита
После этих слов, сорвавшихся с губ новой Агари[37] в пустыне и пронзивших душу, подобно стрелам, пущенным пламенным Глаголом Исайи, это существо неожиданно замолкло, собирая остатки сил. Вильфрид и Минна не осмелились произнести ни слова. Неожиданно Он[38] выпрямился, чтобы умереть.
— Душа всех вещей, Бог мой, я люблю Тебя ради Тебя самого! Только Ты, Судия и Отец, способен оценить страсть, равную лишь Твоей бесконечной доброте! Дай мне Твою сущность и Твои способности, чтобы лучше служить Тебе! Возьми меня, чтобы мне не быть больше самим собой. Если же я недостаточно чист, погрузи меня снова в горнило! Если же я изваян в виде косы, сотвори из меня Соху-кормилицу или Победоносный Меч! Назначь мне тяжкое испытание, чтобы я смог провозгласить Твое слово. Даже если отбросишь меня, я и тогда буду благословлять Твою справедливость. Если безмерная любовь позволяет в одно мгновение получить то, чего нельзя добиться тяжелым, упорным трудом, унеси меня в своей огненной колеснице! Дашь ли Ты мне победу или новые страдания, будь благословен! Но ведь и страдать за Тебя — тоже победа! Возьми, схвати, вырви, унеси меня! Если хочешь, оттолкни меня! Ты — любовь, Ты не можешь причинить боль.
— Ах! — вскрикнул он после паузы. — Оковы рвутся.
Чистые души, святая паства, выходите из бездны, летите по поверхности световых волн! Час настал, придите, соберитесь! Споем у врат Святилища наши гимны, они развеют последние тучи. Соединим наши голоса, чтобы приветствовать зарю Вечного Дня. Вот Заря Истинного Света! Почему не могу я взять с собой моих друзей? Прощай, бедная земля, прощай!
VII. Вознесение
Эти последние песнопения не были выражены ни словом, ни взглядом, ни жестом, ни одним из тех знаков, которыми люди пользуются, чтобы обмениваться мыслями, все было так, как будто душа разговаривала сама с собой; ибо в то мгновение, когда Серафита раскрылась, показав свою истинную суть, ее мысли уже не были рабами человеческих слов. Сила ее последней молитвы разбила оковы. Ее душа, подобно белой голубке, еще на какое-то мгновение задержалась в этом теле, усталые ткани которого должны были вот-вот исчезнуть.
Стремление Души к Небу настолько захватило Вильфрида и Минну, что они вовсе не заметили Смерти, завороженные сверкающими искорками Жизни.
В тот миг, когда Он вытянулся в сторону востока, они упали на колени, охваченные тем же исступлением.
Боязнь Всевышнего, воссоздавшего человека и отмывающего его от грязи, взорвала их сердца.
Их взоры закрылись для всего Земного и раскрылись сиянию Небес.
Охваченные божественным трепетом, подобно некоторым из Ясновидящих — Пророков, как называют их люди, — они застыли на месте в луче света, в котором блистала слава Духа.
Телесная оболочка, до сих пор скрывавшая Его от них, незаметно улетучивалась и открывала перед ними божественную субстанцию. Так и остались Вильфрид и Минна в сумерках Рождающейся Зари, чьи слабые проблески готовили их к тому, чтобы увидеть Истинный Свет, услышать Живое Слово и при этом сохранить жизнь.
В таком состоянии оба они начали воспринимать несовместимые различия, отделяющие Земные вещи от Небесных.
Жизнь, на берегу которой они стояли, прижавшись друг к другу, дрожащие и озаренные, как двое детей, прячущихся от пожара под деревом, — эта жизнь уже не господствовала над ними.
Мысли, в коих они нуждались, чтобы уяснить себе увиденное, служили по отношению к случившемуся тем, чем видимые чувства человека могут быть по отношению к его душе — материальной оболочкой божественной сути.
Дух парил над ними, Он распространял аромат без запаха, мелодию без звуков; там, где они находились, не было ни поверхности, ни углов, ни пространства.
Они не осмеливались более расспрашивать, разглядывать Его, держались в Его тени, так спасаются от горячих лучей тропического солнца, не решаясь поднять глаза из страха потерять зрение.
Они сознавали, что находятся рядом с Ним, но не могли понять, каким образом оказались, как будто во сне, на грани Видимого и Невидимого, почему не видели Видимого и видели Невидимое.
Они говорили себе: «Если Он коснется нас, мы сразу умрем!» Но Дух оставался в бесконечности, а они не знали, что ни время, ни пространство в бесконечности не существуют: отделенные от Него безднами, они оставались вроде бы рядом с Ним.
Поскольку их слабые души не моги полностью воспринимать свойства этой Жизни, то и представление о ней имели самое смутное.
Другими словами, если бы прозвучало Живое Слово, если бы его отдаленные звуки достигли их ушей, а смысл вошел в души, подобно тому как жизнь соединяется с телами, одного лишь звука этого Голоса было бы достаточно, чтобы поглотить их, как волна огня захватывает соломинку.
Таким образом, они узрели лишь то, что позволила им увидеть их природа, поддержанная силой Духа, и услышали лишь то, что могли услышать.
Несмотря на это, они вздрогнули, когда раздался Голос страждущей души, гимн Духа, ожидающего жизнь и громко призывающего ее.
Этот крик заставил их похолодеть от ужаса.
Дух стучал в Святые Врата.
— Что желаешь? — отозвался Хор, и вопрос его прогремел по мирам.
— Прийти к Богу.
— Ты победил?
— Я победил плоть воздержанием, ложное слово — молчанием, ложное знание — смирением, высокомерие — милосердием, землю — любовью, оплатил свой долг страданием, очистился, сгорев в вере, я вымолил себе жизнь, я жду, обожая, покорно.
Никакого ответа.
— Да будет благословен Бог, — смирился Дух, считая, что будет отринут.
Слезы Его пали небесной росой на двух коленопреклоненных свидетелей, дрожавших перед Божьим судом.
Вдруг прозвучали трубы Победы, которую Ангел одержал в этом последнем испытании, отзвуки их достигли космоса, как звук от эха, заполнили его и заставили вздрогнуть вселенную; Вильфрид и Минна почувствовали вдруг, как она уменьшилась под их ногами. Пугающее таинство того, что должно было свершиться, привело их в трепет.
И впрямь, свершилось великое движение, как если бы вечные легионы двинулись в поход, расположившись спиралью. Миры вращались, похожие на облака, уносимые яростным ветром. Все произошло мгновенно.
Неожиданно покрова прорвались, Вильфрид и Минна увидели в небе звезду, несравнимо более яркую, чем самые яркие звезды материального мира. Эта звезда отделилась от остальных, потом упала с громовым раскатом, непрерывно сверкая при этом как молния: пролетая, она заставила померкнуть все, что до сих пор они принимали за Свет.
Это Вестник спешил принести добрую весть, на шлеме его вместо султана билось пламя Жизни.
За собой он оставлял борозды, тотчас заполнявшиеся потоком особых лучей[39].
Вестник нес пальмовую ветвь и меч, ветвью он коснулся Духа. Дух преобразился, Его белые крылья бесшумно распахнулись.
Стремительный Свет, превращавший Духа в Серафима, поверхность Его славных небесных доспехов сияли так, что поразили двух Ясновидящих.
Подобно трем апостолам, которым явился Иисус, Вильфрид и Минна ощутили вес своих тел, сопротивлявшийся полной и безоблачной интуиции Слова и Истинной Жизни.
Они убедились в наготе своих душ и смогли осознать, как мало в них света по сравнению с ореолом Серафима, в нем они казались позорным пятном.
Их охватило страстное желание снова нырнуть в топь вселенной, выдержать там испытания и получить право произнести однажды у Врат Святых слова, сказанные лучезарным Серафимом.
Ангел преклонил колена перед Святилищем, которое Он мог наконец созерцать прямо перед собой, и сказал, указывая на Вильфрида и Минну: «Позвольте им увидеть свое будущее, тогда они возлюбят Господа и провозгласят Его слово».
При этой мольбе спали покрова. То ли неведомая сила, давившая на двух Ясновидящих, на какое-то время уничтожила их телесные формы, то ли высвободила их дух, но они ощутили в себе нечто вроде разделения между чистым и нечистым.
Стенанья Серафима поднялись вокруг Ясновидящих струями пара, скрывшими от них низшие миры, охватили и подхватили их, заставили забыть земные понятия, сообщили им способность понимать суть божественного.
Появился Истинный Свет, высветил создания, показавшиеся им безжизненными, но в этот же миг они увидели источник, из которого Земные, Духовные и Божественные миры черпали энергию движения.
Каждый мир имел свой центр, к нему тянулись все точки его сферы. В свою очередь сами эти миры были точками, которые тоже тянулись к центру им подобных. Каждый вид имел свой центр среди грандиозных небесных регионов, сообщавшихся с неиссякаемым и пламенеющим мотором всего сущего.
От самого большого до самого малого из миров и от самого малого из миров до самой малой толики составлявших его существ всё здесь было индивидуальным и тем не менее единым.
Что же замыслило это Существо, постоянное по своей сути и своим способностям, Существо, передавшее Вильфрида и Минну, не теряя, а продолжая проявлять их вне Себя, не отделяя при этом от Себя, ставившее вне Себя все подобные создания, неизменные по их сути и подвижные по формам? Оба допущенные на этот праздник могли видеть лишь порядок и расположение существ, восхищаться их непосредственной целью. Лишь Ангелам дано покидать свои сферы, они знают, как это делать и зачем.
