Чжоу Ли-бо - Ураган
Найдя Чжан Цзян-сяна, он заторопил:
— Иди скорей к начальнику Сяо. Поблагодари и скажи: землей доволен. А про вехи — ни слова! Понял? Главное — поблагодари…
— Не беспокойся, — обнадежил Чжан. — Обязательно поблагодарю.
Он прибежал, торопливо поклонился начальнику бригады и сказал, как велел ему Ян:
— Все благодарим начальника Сяо за землю. Моя семья, начиная с прадеда, своей грядки никогда не имела. Сейчас получили полтора шана. Премного благодарны.
— А хороша ли земля?
— Лучше и не надо, начальник. На каждом шане по девять грядок, ровная, как ладонь, и совсем близко. Такую, если бы и захотел, так не нашел бы, а тут задаром досталась.
— А где твоя земля? На каком расстоянии от деревни?
— Расстоянии?.. Расстоянии, можно сказать, недалеком. Пройди несколько шагов, тут она и есть…
— Да где, в конце концов? Чья эта земля была раньше?
— За северными воротами, там вот… на берегу речки. А была она помещика Ду.
— Так. Помещика Ду, говоришь?
— Его самого.
Начальник бригады, с трудом удерживаясь от смеха, достал из кармана список и громко прочел:
«Чжан Цзин-сян получил полтора шана земли из владений помещика Хань Лао-лю на равнине за южными воротами».
Все захохотали. Чжан Цзин-сян струсил, но, видя, что начальник бригады смеется, успокоился и чистосердечно признался:
— Я не виноват, начальник, не виноват. Это Братишка Ян научил: «Пойди, говорит, в бригаду, непременно поблагодари, а про то, что вехи не втыкали, молчи». Брат Ян! Брат Ян! — крикнул он.
— Подожди кричать. Твой Братишка Ян давно уже смылся! — расхохотался Вань Цзя.
— Как же такое получилось?.. — совсем растерялся Чжан Цзин-сян. — Выходит, что Братишка Ян, сняв туфли, по сухому месту прошел, а меня в грязь столкнул?.. Начальник Сяо, накажи как хочешь, только я ни при чем…
— Ладно, — миролюбиво ответил Сяо Сян, — ты действительно не виноват. Землю в вашей группе придется переделить заново. Вань Цзя! Сходи к председателю Чжао и скажи, чтобы он сам занялся этой группой.
Начальник бригады спрятал список и обратился к вошедшему седому старику:
— Чего тебе, старина?
— Да вот, начальник, все говорят, будто бригада скоро уезжает. Я и пришел узнать, так это или нет.
— Кто тебе сказал?
— Да вся деревня говорит…
— Старик, ты им всем передай, что бригада не уедет, а Восьмая армия никогда не побежит. Уедем только тогда, когда уничтожим помещичью силу в деревне и устроим крестьянам хорошую жизнь. Так и скажи, чтобы были спокойны.
Часа через два пришел Чжао Юй-линь. Вид у него был озабоченный.
— Прямо не знаю, что нам делать с этим Яном, — проговорил он, присаживаясь на корточки и раскуривая свою трубку. — Устроили мы совещание членов крестьянского союза и порешили было убрать его из комиссии, а он возьми и расплачься. Говорит, осознал ошибки и теперь исправится.
— А каково общее мнение членов союза? — спросил начальник бригады.
— Да общее мнение такое: Братишка Ян сам крестьянин и надо его простить на этот раз и посмотреть, исправится или нет. Не знаю, как ты распорядишься, начальник.
— Если это мнение всех, пусть будет так, — ответил Сяо Сян. — Только научи его работать. А ты-то сам взял себе землю?
— Я? Уж если я не возьму, то кто ж тогда осмелится взять?
Начальник бригады засмеялся:
— И не боишься, что гоминдановские войска отхватят тебе голову по плечи?
— Еще посмотрим, кто кому отхватит! — Чжао Юй-линь слегка стукнул прикладом об пол. — Когда такая игрушка в руках, гоминдановцами нас не запугаешь. Пусть сунется сам их американский дядюшка, все одно пути назад ему не будет!
— У тебя есть еще какие-нибудь дела ко мне? — спросил Сяо Сян.
— Нет, все, начальник.
— Тогда пойдем пройдемся.
Они вышли из школы и пошли по обочине дороги в тени деревьев. Солнечные лучи, проникая сквозь густую зелень вязов, ложились на землю причудливыми узорами. Южный ветер доносил аромат пшеницы и полыни. Конец лета — самое лучшее время в Северной Маньчжурии. Погода не холодная и не жаркая.
Чжао Юй-линь сорвал несколько яблочков с дикого ранетового дерева, положил одно в рот и даже зажмурился от удовольствия.
— Сейчас они самые вкусные.
Сяо Сян тоже попробовал. Яблочки были кисловатые, но приятные на вкус.
У колодца стоял человек и поил лошадь. Он почтительно приветствовал Чжао Юй-линя:
— Гуляешь, председатель Чжао…
Чжао Юй-линь с улыбкой наклонил голову:
— Да… прогуливаюсь…
Они пошли дальше. На гибких ивовых ветках качались и чирикали воробьи. Из-за тополей поднимался сероватый дымок. Было время обеда. По всей деревне пели петухи.
— Посидим, потолкуем? Мне как раз надо поговорить с тобой, — обратился к своему спутнику начальник бригады.
Они сели в огороде на кучу соломы. Чжао Юй-линь достал свою трубочку, набил ее и, искоса поглядывая на начальника, молча ждал.
Сяо Сян устроился поудобнее и завел разговор о вступлении в партию.
Они говорили долго.
В эту ночь Чжао Юй-линь не спал. В сердце вошла радость, которую не выразить никакими словами. Он уже чувствовал себя членом коммунистической партии. Это новое, неизведанное чувство было таким острым и волнующим, что сонливость как рукой сняло.
— Ты чего не спишь? Про что ты все думаешь? — проснувшись, спросила жена.
Он не ответил.
Перед рассветом, когда в небе еще дрожали чистые серебряные звезды, а землю покрыла обильная роса, Чжао Юй-линь встал и, захватив свою винтовку, отправился в школу.
В это утро он заполнил анкету. Он, горький бедняк, стал кандидатом коммунистической партии.
Кандидатский стаж короток: всего три месяца, и по истечении этого срока ему дадут билет члена партии.
В той графе анкеты, где рекомендующий дает характеристику, начальник бригады записал:
«Бедняк, честен, работать умеет, решителен, готов всем пожертвовать для дела освобождения рабочих и крестьян».
Вскоре такие же анкеты заполнили Го Цюань-хай, Ли Всегда Богатый и Бай Юй-шань.
XV
Положение на фронтах стабилизировалось. Демократическая армия под командованием генерала Линь Бяо разгромила войска Чан Кай-ши, оснащенные американской военной техникой. В Маньчжурии они понесли такой урон, что долго не могли оправиться. Радостная весть о победе молниеносно облетела деревни. Всюду поднялось массовое движение крестьян.
Помещики и их угодники глубоко втянули головы в свой темный и тесный панцырь. Притаившись, они озлобленно следили за развитием движения деревенской бедноты и еще продолжали вредить: сеяли клевету, пытались натравливать крестьян друг на друга, а иногда, высунувшись из своего укрытия, предательски наносили удар в спину.
В школе и в крестьянском союзе все время толпился народ. Снова начались собеседования; прерванная было работа возобновилась.
У старика Суня только и было теперь разговоров, что о начальнике Сяо. И начинал он их обычно так:
— Начальник Сяо — мой самый лучший друг! Ведь это я привез его сюда!
Братишка Ян заделался ревностным активистом и, после того как землю поделили, стал проводить собеседования.
Сяо Сян, Сяо Ван и Лю Шэн нередко приходили на эти беседы, разъясняя смысл и значение переворота. Они рассказывали о председателе Мао[20], коммунистической партии и о Восьмой армии.
Лю Шэн обучил крестьян множеству новых песен. Особенно полюбили крестьяне песенку на слова поэта Ван Сюэ-бо:
Коммунисты вывели
Нас на путь побед.
А без коммунистов
И Китая нет!
Коммунист душой
Любит свой народ,
И без страха в бой
Коммунист идет.
Воля нашей партии
Жизнь вернула нам.
Как стрела каленая,
Путь наш ныне прям.
Счастье всех трудящихся.
Мир и свет вокруг —
Дело коммунистов,
Их могучих рук!
И народу нашему
Коммунист — слуга,
И зато заклятого
Не щадит врага.
Коммунисты вывели
Нас на путь побед:
Ведь без коммунистов
И Китая нет!
Распевая эту песню, люди говорили:
— Теперь мы действительно многое поняли, сердца распахнулись, как окна, и сразу стало светло!
Как-то раз ночью Го Цюань-хай и Ли Всегда Богатый возвращались домой после собеседования. Когда они проходили мимо ворот усадьбы Хань Лао-лю, им показалось, что во дворе блеснул свет. Оба с любопытством остановились. Вскоре раздались шаги и послышались голоса:
— Этот пастушок, как бельмо на глазу… — различили они голос помещика. — Надо бы его спровадить куда-нибудь.
