Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пикквикского клуба
— Черт побери этого болвана! — думал про себя мистер Уардль, знавший от своей матери все подробности романтической истории. — Жирный толстяк, вероятно, спал или грезил наяву. Все вздор!
— Изверг! — думала про себя незамужняя тетушка. — О, как я ненавижу его! Да, это ясно: милый Джингль не обманывал меня.
Следующий разговор объяснит нашим читателям непостижимую перемену в поведении мистера Треси Топмана.
Время действия — вечер; сцена — сад. Двое мужчин гуляют по уединенной тропинке: один низенький и толстый, другой сухопарый и высокий. То были: мистер Треси Топман и мистер Альфред Джингль. Беседу открыл толстый джентльмен:
— Ну, друг, хорошо я вел себя?
— Блистательно… бесподобно… лучше не сыграть и мне… завтра опять повторить роль… каждый вечер… впредь до дальнейших распоряжений.
— И Рэчел непременно этого требует?
— Непременно.
— Довольна ли она моим поведением?
— Совершенно… что делать?.. неприятно… терпение… постоянство… отвратить подозрения… боится брата… надо, говорит, молчать и ждать… всего два-три дня… старики угомонятся… будете блаженствовать оба.
— Есть от нее какие-нибудь поручения?
— Любовь… неизменная привязанность… нежное влечение. Сказать ли ей что-нибудь от твоего имени?
— Любезный Альфред, — отвечал невинный мистер Топман, с жаром пожимая руку своего друга, — отнеси к ней мою беспредельную любовь и скажи, что я горю нетерпеливым желанием прижать ее к своей пламенной груди. Объяви, что я готов скрепя сердце безусловно подчиняться всем распоряжениям, какие ты сегодня поутру передал мне от ее имени. Скажи, что я удивляюсь ее благоразумию и вполне уважаю ее скромность.
— Очень хорошо. Еще что?
— Ничего больше. Прибавь только, что я мечтаю каждую минуту о том счастливом времени, когда судьба соединит нас неразрывными узами и когда не будет больше надобности скрывать настоящие чувства под этой личиной притворства.
— Будет сказано. Еще что?
— Милый друг мой, — воскликнул мистер Топман, ухватившись за руку кочующего актера, — прими пламенную благодарность за твою бескорыстную дружбу и прости великодушно, если я когда словом или мыслью осмелился оскорбить тебя черным подозрением, будто ты остановился на пути к моему счастью. Чем и как, великодушный друг, могу я когда-либо достойным образом отблагодарить тебя за твою бесценную услугу?
— О, не стоит об этом распространяться! — возразил мистер Джингль. — Для истинного друга, пожалуй, я готов и в воду.
Но тут он остановился, и, казалось, будто нечаянная мысль озарила его голову.
— Кстати, любезный друг, — сказал он, — не можешь ли ты ссудить мне десять фунтов? Встретились особенные обстоятельства… отдам через три дня.
— Изволь, с величайшим удовольствием, — с готовностью ответил мистер Топман, — только ведь на три дня, говоришь ты?
— На три, никак не больше.
Мистер Топман отсчитал десять фунтов звонкой монетой, и мистер Джингль с благодарностью опустил их в свой карман. Потом они пошли домой.
— Смотри же, будь осторожен, — сказал мистер Джингль, — ни одного взгляда.
— И ни одной улыбки, — дополнил мистер Топман.
— Ни полслова.
— Буду нем, как болван.
— Обрати, как и прежде, всю твою внимательность на мисс Эмилию.
— Постараюсь, — громко сказал мистер Топман.
— Постараюсь и я, — промолвил про себя мистер Джингль.
И они вошли в дом.
Обеденная сцена повторилась и вечером с одинаковым успехом. Три дня подряд и три вечера мистер Треси Топман отлично выдерживал свой искусственный характер. На четвертый день хозяин был в самом счастливом и веселом расположении духа, потому что, после многих доказательств, пришел к твердому заключению, что клевета, взведенная против его гостя, не имела никаких оснований. Веселился и мистер Топман, получивший новое уверение от своего друга, что дела его скоро придвинутся к вожделенному концу. Мистер Пикквик, спокойный в своей совести, всегда наслаждался истинным блаженством невинной души. Но грустен, невыразимо грустен был поэт Снодграс, начавший питать в своей душе жгучую ревность к мистеру Топману. Грустила и старая леди, проигравшая в вист три роббера подряд. Мистер Джингль и незамужняя тетушка не могли со своей стороны принять деятельного участия ни в радости, ни в печали своих почтенных друзей вследствие весьма веских причин, о которых будет сообщено благосклонному читателю в особой главе.
Глава IX. Изумительное открытие и погоня
Ужин был накрыт, и стулья стояли вокруг стола. Бутылки, кружки, рюмки и стаканы красовались на буфете, и все обличало приближение одного из самых веселых часов на хуторе Дингли-Делль.
— Где же Рэчел? — сказал Уардль.
— Куда девался Джингль? — прибавил мистер Пикквик.
— Странно, — сказал хозяин, — я уж, кажется, часа два не слышал их голоса. Эмилия, позвони в колокольчик.
Позвонила. Явился жирный детина.
— Где мисс Рэчел?
— Не знаю-с.
— Где мистер Джингль?
— Не могу знать.
Все переглянулись с изумлением. Было уже одиннадцать часов. Мистер Топман смеялся исподтишка с видом совершеннейшей самоуверенности, что Альфред и Рэчел гуляют где-нибудь в саду и, без сомнения, говорят о нем. Ха, ха, ха!
— Ничего, однако ж, — сказал мистер Уардль после короткой паузы, — придут, если проголодаются; а мы станем делать свое дело: семеро одного не ждут.
— Превосходное правило, — заметил мистер Пикквик.
— Прошу покорно садиться, господа. И сели.
Огромный окорок ветчины красовался на столе, и мистер Пикквик уже успел отделить для себя значительную часть. Он приставил вилку к своим губам, и уста его уже отверзлись для принятия лакомого куска, как вдруг в эту самую минуту в отдаленной кухне послышался смутный говор многих голосов. Мистер Пикквик приостановился и положил свою вилку на стол. Хозяин тоже приостановился и незаметно для себя выпустил из рук огромный нож, уже погруженный в самый центр копченой ветчины. Он взглянул на мистера Пикквика. Мистер Пикквик взглянул на мистера Уардля.
Раздались тяжелые шаги по галерее, и вдруг с необыкновенным шумом отворилась дверь столовой: парень, чистивший сапоги мистера Пикквика в первый день прибытия его на хутор, вломился в комнату, сопровождаемый жирным детиной и всей домашней челядью.
— Зачем вас черт несет? — вскричал хозяин.
— Не пожар ли в кухне, дети? — с испугом спросила старая леди.
— Что вы, бабушка? Бог с вами! — отвечали в один голос молодые девицы.
— Что там у вас? Говорите скорее! — кричал хозяин дома.
— Они уехали, сэр, — отвечал лакей, — то есть, если позволите доложить, уж и след их простыл.
При этом известии мистер Топман неистово бросил свою вилку и побледнел, как смерть.
— Кто уехал? — спросил мистер Уардль исступленным тоном.
— Мисс Рэчел, сэр, и ваш сухопарый гость… покатили на почтовых из гостиницы «Голубого Льва». Я видел их, но не мог остановить и прибежал доложить вашей милости.
— Я заплатил его прогоны! — заревел Топман с отчаянным бешенством, выскакивая из-за стола. — Он взял у меня десять фунтов! Держать его! Ловить! Он одурачил меня! Не стерплю, не перенесу! В суд его, Пикквик!
И несчастный джентльмен, как помешанный, неистово бегал из угла в угол, произнося самые отчаянные заклинания.
— Ах, боже мой, — возгласил мистер Пикквик, устрашенный необыкновенными жестами своего друга, — он с ума сошел. Что нам делать?
— Делать! — откликнулся мистер Уардль, слышавший только последние слова. — Немедленно ехать в город, взять почтовых лошадей и скакать по их следам во весь опор. Где этот скотина Джо?
— Здесь я, сэр, только я не скотина, — раздался голос жирного парня.
— Дайте мне до него добраться! — кричал мистер Уардль, порываясь на несчастного слугу. Пикквик поспешил загородить дорогу. — Мерзавец, был подкуплен этим негодяем и навел меня на ложные следы, сочинив нелепую историю насчет общего нашего друга и моей сестры. (Здесь мистер Топман упал в кресла)… — Дайте мне добраться до него!
— Не пускайте его, мистер Пикквик! — заголосил хором весь женский комитет, заглушаемый, однако ж, визжаньем жирного детины.
— Пустите, пустите, — кричал раздраженный джентльмен, — мистер Пикквик, мистер Винкель, прочь с дороги!
Прекрасно и во многих отношениях назидательно было видеть, как посреди этой общей суматохи мистер Пикквик, не утративший ни на один дюйм философского присутствия духа, стоял посреди комнаты с распростертыми руками и ногами, заграждая путь вспыльчивому джентльмену, добиравшемуся до своего несчастного слуги, который, наконец, был вытолкан из комнаты дюжими кулаками двух горничных и одной кухарки. Лишь только угомонилась эта суматоха, кучер пришел доложить, что бричка готова.
— Не пускайте его одного, — кричали испуганные леди, — он убьет кого-нибудь.
