Конрад Эйкен - Два викинга
— Вы, вероятно, видели меня раньше? — спросил я.
— Много раз. Вы ведь дружите с мистером Нэшем, я не ошибаюсь? Он, кажется, о вас рассказывал.
Я подтвердил и сказал, как мне жаль, что я не смог тогда прийти на чай и встретиться с его женой и с ним. Я наговорил ему кучу комплиментов, чем он, казалось, был польщён, и попросил меня присесть рядом. Но лишь когда я предложил ему сигарету, в нём вспыхнула неподдельная радость — он буквально просиял.
— А вы знаете, — сказал он, — я с ума схожу без сигарет, совершенно схожу с ума. Полчаса назад закончились, и никого вокруг — я один, а отойти нельзя из‑за этих цыган. Большое спасибо!
— Вы много курите?
— Боюсь, что слишком много. При такой работе надо чем‑то занять себя в перерывах, чем‑то успокоить нервы — понимаете, о чём я? Когда ты не на мотоцикле, и утром, особенно с утра!
— С утра?
— Да, с утра нужно долго дожидаться. Такой крохотный городишко, здесь некому давать утренние представления. Не повезло: мы могли бы малость подзаработать, а в нашем деле плохо, когда нечем заняться. Пить нельзя, никак нельзя при таких трюках, вот и остаётся — только курить. Я тяну одну за другой, и деточка тоже.
— Деточка?
— Моя жена.
— Вполне естественно, наверно: от таких номеров могут сдать нервы.
— Да, нужно двигаться. Всё время двигаться — беда с этими третьесортными ярмарками: разъезжают по городкам, где нет публики…
Он улыбнулся, скользнул по мне голубыми глазами и унёсся в будущее, которое определённо было больше и лучше этой ярмарки. Потом он помахал сигаретой в сторону карусели и добавил:
— А знаете, в общем‑то, всё в порядке: где‑то ведь надо начинать. Думаю, нам и так повезло.
Наступила пауза, он сдул пепел с сигареты, и я вдруг стал расхваливать внешний вид «Круга», в чём Нэш, настоящий художник, был со мной согласен.
— Так вы находите, что он изящен? Да, очень изящен. Его построили на маленькой верфи в Саутгемптоне, и, правда, постарались. Посмотрите на дерево: как на яхте, везде тонкая работа! Намного лучше, чем у американцев. Намного! Знаете, это непростая конструкция: она жить должна, играть — чтобы ни слишком жёстко, ни слишком слабо. Вы заметили, что когда мы объезжаем круг, то с нами как бы пробегает рябь? Так и должно быть. Круг нужно сначала настроить и постоянно подстраивать, как скрипку. Вот для чего эти расчалки: мы их подтягиваем или ослабляем, всегда следим за ними. А со временем он становится даже лучше: созревает, как всё на свете. Уже сейчас заметно, что каркас стал чуть гибче.
Мы подняли глаза на лакированное дерево «Круга». Солнце поблескивало на гладких коричневых профилях. Юноша потрогал трос расчалки — сооружение и в самом деле напоминало яхту или даже скрипку.
— Нэш сделал несколько великолепных снимков вашего «Круга».
— В самом деле?
— И вас с женой тоже.
— Я обязательно хочу на них посмотреть. Он ведь настоящий художник, правда?
— Прекрасный фотограф. Один из лучших.
С минуту мы молча курили, а потом, к немалому моему удивлению, он спросил:
— Вам нравится моя жена?
— Ваша жена? Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду её выступления.
— Конечно, нравится — она восхитительна.
— Вы находите?
Он посмотрел на меня, нахмурясь и чуть озадаченно. Я не совсем понял, к чему он клонит, и повторил:
— Разумеется, мы все ей потрясены. Она необыкновенно красива.
— Да, да… Простите, можно я одолжу у вас ещё сигаретку?..
Я передал ему пачку, он закурил одну не с того конца, потом снова нахмурился и продолжил:
— Видите, в этом и вся сложность…
— Какая сложность?
— Понимаете, в аттракционах не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Конечно, она хороша, я это знаю…
— Она просто великолепна!
— Она хороша, но этого одного мало. Нужно думать о воздействии на зрителя.
— Простите, я не совсем понимаю.
Он испытующе посмотрел на меня, как будто взвешивая в свете того, что собирался произнести, и взгляд был беспокойным и жалостным.
— Ну, возьмите себя или мистера Нэша…
— Допустим?
— Вы приходите к нам на представление и, конечно, вам нравится моя жена, так и должно быть. А теперь возникает вот это самое балаганное дело, в котором должны быть «звёзды». Понимаете, что я хочу сказать? Всегда обязательно должна быть звезда. И ей может быть только один из выступающих, иначе высшей точки не достичь.
— Согласен.
— Значит, вы поняли. — От моего согласия ему стало заметно легче: он улыбнулся и заговорил чуть доверительней. — Должна быть высшая точка. Люди идут на представление, чтобы до чего‑то возвыситься. А деточка не хочет этого понять.
— Не хочет понять?
— Не хочет. В этом и загвоздка. Не можем мы оба выполнять умопомрачительные трюки. И я говорю, зрители предпочитают, чтобы их делал мужчина, а не женщина. Вы согласны?
— Да, вы, пожалуй, правы.
— Конечно, я прав, но она этого не понимает, не хочет понять!
Он покачал головой, недоумённо глядя на свою покачивающуюся ногу и на траву, в которой догорал окурок, и ещё раз повторил:
— Она просто не хочет этого понимать. Имейте в виду, я совершенно уверен, что она в состоянии выполнить какие‑то из этих трюков — характера у неё хватит, это все видят, но не в том дело. А, кроме того, больше риска. Ни одна женщина с мужчиной не сравнится: могут сдать нервы, может ошибиться, а в нашем деле нельзя допустить ни одной ошибки. Она от меня не отстаёт ни днем, ни ночью: хочет попробовать то одно, то другое, попробовать раз, попробовать два раза. Вы знаете женщин: уступишь — пропадёшь…
Он быстро взглянул на меня и отвёл глаза. Мне стало его жаль.
— Да, — сказал я не очень уверено, — думаю, вы правы. Ваши выступления выше всяких похвал, и она своей красотой придает им последний штрих. Но я на вашем месте ни в коем случае не позволил бы ей делать ничего больше! Я бы ни за что не позволил!
— Вы так считаете?
— Да, я так считаю.
— Кто бы её уговорил… Но если ей что‑то взбрело в голову!..
Он рассмеялся искренне, заразительно, как мальчишка, будто был уверен в непреодолимости прекрасного упрямства своей жены. Потом он соскочил с платформы, и я увидел, что к нам движется его помощник, механик.
— Ну, — сказал я, — надеюсь, вы ещё как‑нибудь к нам зайдёте!
— Непременно. И, пожалуйста, передайте мистеру Нэшу, что я хочу взглянуть на эти фотографии.
— Обязательно передам.
Он ушёл с быстрым и нервным взмахом руки, а я направился к ступенькам, которые поднимались в город.
— Простите, — услышал я вслед, — мне надо было кому‑то высказаться.
Я помахал ему, и он помахал в ответ: это было последнее наше приветствие, но увидеть его мне ещё случилось… Было это через год.
III.
Да, через год, почти день в день. К этому времени мы, кажется, уже забыли — в самом деле, забыли? — о нём и о девушке, которая разбилась в Фолкстоне, демонстрируя в «новом представлении» — как газеты называли «Круг смерти» — езду с повязкой на глазах. Мы прочли об этом через несколько дней после их отъезда, и были страшно потрясены и опечалены. Юноша тогда написал Полю и попросил прислать несколько фотографий. Поль отправил их…
Но через год к нам вернулась та же ярмарка, а с ней — к огромному нашему удивлению — и «Круг смерти». Сперва мы подумали, что это, возможно, другой аттракцион, потому что выглядел он не совсем исправным и был сильно потрёпан, как если бы за ним перестали следить. Наши сомнения рассеялись, когда мы подошли ближе.
Там, на выцветшей плюшевой платформе стоял юноша, но и сам он тоже как‑то выцвел и потускнел. Он казался похудевшим и измождённым, красота пропала. Рядом с ним стояла другая девушка, смуглая, со скучным лицом и скучными глазами. Те же трюки с ездой, но уже без серебряных крылышек. Юноша курил сигарету, и когда заметил нас, виновато отвел глаза. Был какой‑то миг нерешительного узнавания, но потом он гордо поднял подбородок, отвернул голову и холодно и яростно выбросил нас из своей жизни.
С болью я понял, что он был прав.
