Шолом-Алейхем - Веселая компания
- Точно по нему шито, чтоб мне пропасть! - заявил Аркадий и обернулся к Чемчику: - «Носите на здоровье и износите не больным!» - как говорила моя бабушка Толца, когда напяливала на меня арбеканфес, перешитый из ее ватной юбки.
Все трое расхохотались, и Чемчик показал при этом свои маленькие съеденные зубки.
- Значит, так крупно вы играли? Гм... - переспросил Бронзентолер и, не спуская глаз со своего нового квартиранта, выдохнул клуб дыма, который встретился с кольцами от сигары Аркадия. Облако наполнило маленькую темную комнатушку, и воздух так сгустился, что при свете маленькой лампешки друзья едва различали друг друга.
- Ну, а деньги? Чтобы вести такую игру, надо ведь иметь деньги? - спросил Бронзентолер и глянул на Аркадия так, как смотрит знаменитый профессор на своего пациента, то есть едва удостоив его взглядом.
- Вы спрашиваете, деньги? - ответил Аркадий и вынул изо рта толстую сигару. - Деньги, спрашиваете? Как звезд на небе! Мало пижонов на свете, фраеров, идиотов? Точно поджаренные голуби, готовенькие, сами в рот летят! Точно добрые духи, несут они вам навстречу деньги и умоляют: «Нате! Все берите, только поиграйте с нами!» Вот какие это дурни! Я их отлично знаю, так как сам был порядочным идиотом до тех пор, пока не приметил, что полагается, не уловил хода. Тогда я стал делать деньги на другой манер. Эх, годы, годы! Это были, понимаете, годочки! - Аркадий чуть задумался и тяжело вздохнул. - Боюсь, те годы уже не вернутся. Это было в Одессе. Ах, Одесса, Одесса! Какой город, здравствовать ему до пришествия мессии! В Одессе, понимаете ли, я вырос. Приехал туда из Бессарабии, не про вас будь сказано, голый, босой, каждой булке улыбался. Я ведь, должны вы знать, благородного происхождения - внук великого «стража одеяний рода человеческого». На нашем языке это вот что: мой дед реб Арн служил сторожем в бане, охранял одежду порядочных домохозяев, пока они банились, и получал за это два пятиалтынных в неделю, не считая оплеух, так как у деда случалось немало пропаж. Исчезали и талескотны, и, извините, подштанники. Это было удивительное дело! Из-под носа у деда могли утащить что угодно, а он ни слова. Не пристыдит вора, не привлечет его. У этого дедушки - да будет благословенна память его! - я и воспитывался, так как отец мой сидел под семью замками. Ему оказали великую честь и посадили, должно быть, по навету, в одиночку. Солдат у двери охранял его от дурного глаза... чтобы он, упаси боже, не сиганул через забор и не удрал. А мамаша моя - долго жить ей! - училась кухарить у чужих печей. Боже упаси, не из благодеяния, а попросту за полтора рубля в неделю. Ей хотелось, чтобы я жил вместе на кухне, кормился бы из одного котла. Но хозяйке, богатой женщине в жемчугах, не понравился мой аппетит. Я кушаю, заявила она, не сглазить бы, за троих. И мне показали дорогу. Волей-неволей пришлось обратиться к дедушке, - царство ему небесное! - сидеть с ним в бане и стеречь чужую одежду. Однако это продолжалось недолго, так как я был большой охотник до наличных, а не имел, ну, скажем, гроша ломаного за душой. Вот я и надумал ревизовать карманы посетителей бани, выуживать из чужих штанов мелочь, одалживать, конечно, чтобы, когда бог поможет, возвратить обратно. Ну, что там трепаться! Я потрошил карманы до тех пор, пока меня не застукали на месте. Произошел скандал, дедушку прогнали с должности, а я был вынужден сказать своему городку «адье» и отправиться в Одессу. А чтобы легче было в пути, я продал свои сапожки и обзавелся деньжатами на пропитание, получил, как говорят, на путевые издержки.
И вот явился в Одессу этакий молодой бычок - парень лет шестнадцати - семнадцати. Я был молодчик хоть куда, поэтому вскоре же получил должность. Боже упаси, не у Эфроси в конторе, а в предприятии, имеющем дело со щетками и ваксой. Попросту говоря, я стал помощником чистильщика сапог. Бог помог мне овладеть ремеслом и завоевать симпатии у людей. Почистить пару сапог надо тоже уметь. Работа должна идти шик-блеск. Плевок на щетку, мазок-другой, и катись Мойше-Мордхе колбаской.
Вскоре я сколотил немного денег, расквитался со своим хозяином-эксплуататором и открыл собственное дело: приобрел приличный ящик с зеркалами, две щетки, несколько коробок ваксы и отправился на Ришелье. Работал я, можно сказать, напропалую, скопил немного денег и заимел часы, собственные, чистого серебра. И мамаше своей в Бессарабию послал трешку - пусть знает, что у нее есть сын в Одессе. Одним словом, показал я кукиш всему миру.
Но есть на свете великий бог! И надо же мне было столоваться в еврейском трактире, который содержала красавица из красавиц. Рейзл святое имечко ее, но все звали ее Розой. И должен же был я прийтись ей по вкусу. Она уговорила меня бросить свое дело и перейти к ней на службу. А тут разом произвела в вышибалы.
- Во что? - отозвался Бронзентолер.
- Во что произвела она вас? - переспросил и Чемчура.
- В вышибалы. Не знаете, что такое вышибала? - удивился Аркадий, как если б узнал, что они не понимают, что такое хлеб с медом. - Как же так? Вышибалой называют человека, который берет за шиворот всякого, кому нужно показать дверь, дает коленом под зад и напутствует словами: «Ko всем чертям!» Теперь ясно, что зто значит?! А вышибалой я был весьма неплохим и хозяйке тоже пришелся по душе. Короче говоря, эта самая Роза втюрилась в меня, как кошка в молоко, бегала за мной и в конце концов предложила пожениться. Я ей ответил: «Пожениться? Пожалуйста. Очень даже хорошо! Однако я должен иметь денежное обеспечение, попросту говоря, тысчонку наличными». Она взглянула на меня так, будто я рехнулся. Но кто победил? Я, конечно. Помимо того, мы условились, что не буду вмешиваться в ее дела, а она - в мои. А мои дела были такие - бильярд и карты. Днем мы работали на бильярде, а ночью дулись в карты. Но как представляете вы себе нашу работу? Достойнейшие господа, лучшие молодые люди посещали наше заведение, учились играть на бильярде. Ну, а когда целый день играешь на бильярде, то ночью надо обязательно закусить картишками. Разве не так?..
Ни хозяин, ни его квартирант не могли ответить, так зто или не так. И они попросили нового жильца продолжить свой рассказ. Аркадий закурил новую сигару и удовлетворил их просьбу.
- Мне, собственно, следовало бы рассказать вам, как я расстался со сюей красоткой, почему расстался и какую шпильку она мне подпустила, но боюсь, рассказ затянется, а посему откладываю его до какого-нибудь праздника. Одним словом, я распрвщался со своей благоверной и покатил дальше. Соскочил вот здесь, в Егупце, стал искать себе дело. Но каким делом может заняться такой субъект, как я? На работу я ленив; письму и счету папаша забыл меня научить; торговать пшеницей и рожью или бумагами на бирже я боюсь. А вдруг, не дай боже, не равен час, проторгуюсь и вынужден буду объявить себя банкротом! «Черт с ними, с деньгами, только бы сохранить фирму», - сказал я как-то знакомому банкиру, когда он остался без гроша и вдобавок получил несколько пощечин...
Вертелся я, вертелся, пока все же не прилепился к делу. Как сказано: «Всякого ворона с породою его», то есть каждый пьяница по-своему пьет. Пронюхал я про один-другой домик и стал захаживать туда. Ничего дурного не скажешь: собираются каждую ночь - сегодня у одного, завтра у другого, вроде как на именины. Приглашают человек тридцать - сорок гостей, а среди них немало пижонов, то есть таких молодых людей, которые сами в рот просятся, как те жареные голуби: «Глотайте нас на здоровье!» Хозяин уж знает, что ему тут делать! Он усаживает дорогих гостей за зеленые столы, хитро подбирает партнеров. А сам необыкновенно любезен, предупредителен. Хозяюшка же самолично обносит каждого чаем, угощает вареньем, и игра идет до утра, как в настоящем клубе...
Так вот, представьте, меня там приняли за пижона, посадили за один стол с какими-то подозрительными личностями. Один из ник - капитан с золотыми пуговицами. И взяли они меня в оборот как полагается. Я не поленился, встал из-за стола и, отозвав хозяина в сторону, сказал ему: «Послушайте, дядюшка! Вы должны знать, что я битый пес и в обиду себя не дам. Ваш капитан мне не нравится». - «Что это значит? - спрашивает хозяин. - Почему не нравится?» - «А потому, говорю, что он такой же капитан, как я губернатор». - «Откуда это вам известно?» - «По рукам вижу. Больно ловко руками работает!» - «Что же вам угодно?» - «Мне угодно устроить маленький скандал. Всего лишь!» - «Вы с ума сошли! Сколько вы проиграли?» - «И вы возместите мне проигрыш? Э, нет!» - «Чего же вы хотите?» - «Хочу войти к вам в компанию; чтобы половина была моя, половина ваша, как говорил один мой приятель, когда собирался кого-нибудь облапошить; тогда он начинал вдруг выражаться по-немецки: «Lеbеn und leben lassen»[3]
Тут Аркадий громко расхохотался, да еще как-то взвизгнул. Но, увидев, что его никто не поддерживает, стал оправдываться:
- Не думайте, что я, упаси боже, прирожденный шулер, картежник, мазурик! То есть я, конечно, не праведник. Мне нечего перед вами рисоваться - ведь я не собираюсь с вами породниться, не прошу денег взаймы; боюсь, и сами вы, извините за выражение, такая же голь, как и я. Другой на моем месте обязательно приукрасил бы, а я говорю в открытую. У меня правда вся на поверхности, как на тарелочке. Нужда, понимаете ли, заставила взяться за этот горький хлеб. Один мой хороший знакомый говорит: лежит - бери, не то другой возьмет! Короче говоря, я вертелся на этих именинах до тех пор, пока не разразился скандал. Мы нарвались на молодчика вроде меня, который привел с собой «кокарду». Я поразмыслил и тут же смылся, а там на короткое время и вовсе исчез. Я, видите ли, не люблю, когда ко мне пристают с вопросами: «Кто вы такой? Чем занимаетесь? Ваша профессия?» Ведь если каждого экзаменовать, то, поверьте, больше половины города придется отправить в арестантские роты. Что? Разве не так?
