Шолом-Алейхем - Республика тринадцати
— Авось, там мы найдем что-нибудь.
Его перебивает кто-то, утверждая, что кроме камней там ничего не найдем. Следующий оратор заявляет, что это и хорошо: из камней можно построить что-нибудь для защиты от дождя.
ИдеалистРазговаривая так, мы удаляемся от ручья и незаметно доходим до какой-то огромной пещеры. Возможно, эта пещера сделана человеческими руками.
И об этом различные мнения. Но все согласны, что здесь мы должны проводить наши ночи. Разве есть что-нибудь другое? И, если уж вы хотите знать, это не так скверно. Правда, одеял и подушек у нас не было, зато каждый постелил себе свежей травы. Для женщины мы отвели отдельный уголок и из листьев сделали нечто вроде ширмы. Всю эту работу исполнил рабочий. Не думайте, что мы его заставили работать. Он сам за это взялся, дав нам понять, что это его дело, ибо он прирожденный рабочий, привыкший к постоянному труду. Он не может не работать. Сказать, что мы особенно упорствовали, — я не могу. Но мы тоже не сидели сложа руки. Мы были заняты весьма серьезным вопросом: «где мы находимся?» Нет ничего хуже, как не знать, где находишься. Удивительное дело!
Среди нас было много интеллигентных людей. Были люди даже ученые, философы, но ни одного, кто бы знал географию и мог назвать все острова. Один кое-что помнил и стал сыпать названия ни к селу, ни к городу:
— Сицилия, Сардиния, Куба, Ямайка, Урагвай, Индостан, Гиндукуш, Гималаи, Анды, Тибет, Арарат…
— Те-те, — отозвался другой, — смотрите-ка, куда он заехал! С островов взобрался на горы.
— Знаете что, — сказал третий. — Придумаем название для этого острова. Как назовем, так и будет называться.
Это предложение понравилось всем, и мы принялись подыскивать название. Конечно, каждый предлагает свое. Тринадцать человек — тринадцать названий. Миллионеру хотелось, чтобы остров был назван «Парижем». В Париже он провел свои лучшие годы. Ортодокс, только что помолившийся Б-гу, предложил назвать «Б-жьею помощью». Но атеист высмеял его и заявил, что ему все равно, пусть хоть назовут «чертовым островом».
Женщина тоже предложила другое, советуя назвать «Евой» в честь прародительницы Евы. Но так как она была единственной женщиной, ее никто не поддержал.
Кто-то предложил назвать «Сионом», но другой спросил:
— С какой стати Сионом? Почему не Аргентиной, Угандой или Бразилией?
— Если бы вы меня послушались, я бы предложил назвать этот остров «Карлом Марксом», — так отозвался некто, по-видимому, социалист.
— Почему это «Карлом Марксом»? — спрашивает кто-то. — Почему не Моисеем-законодателем, Магометом, Спинозой, Байроном, Гейне, Спенсером?
Из всех этих дебатов мы узнали, что среди нас, тринадцати, существует ровно тринадцать элементов. Даю здесь подробный список:
1 сионист, 1 территориалист, 1 капиталист, 1 ортодокс, 1 атеист, 1 социалист, 1 националист, 1 ассимилятор, 1 идеалист, 1 материалист, 1 рабочий, 1 женщина, 1 писатель (это я, автор этого рассказа). Итого 13 человек, 13 элементов.
АссимиляторВнезапно меня осенила идея (величайшие идеи приходят внезапно), и я встал на камень и попросил слова:
— Милостивая государыня и милостивые государи! Позвольте и мне высказать свое мнение по поводу названия острова. Так как каждый из нас твердо держится за свое название и не намерен уступить другому и, возможно, прав в своем упорстве, я бы предложил вам, принимая во внимание, что нас тринадцать человек, назвать этот остров Островом тринадцати.
Тут я должен сделать небольшое примечание и сказать вам откровенно, что ни один оратор Европы и Америки не слыхал таких аплодисментов, каких удостоился я в этот прекрасный вечер на не менее прекрасном острове.
Я это, упаси Б-же, говорю не для хвастовства, но с исключительной целью доказать читателю, что успех всякого оратора заключается в одном: надо говорить как можно короче. Чем меньше говоришь, тем меньше глупостей. Поэтому я и заканчиваю вторую главу своих описаний.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Когда я был маленьким и с учителем читал рассказ об удивительных приключениях Робинзона, я ежеминутно останавливался и спрашивал учителя:
— А что было бы, если бы Робинзон не нашел орехов? — Или: — А если бы попугай не прилетел к нему? А если бы Робинзону не удалось бы извлечь огня из камня?
Такими вопросами я так надоел учителю, что он вышел из себя и схватился за голову.
— Как это мальчик может быть таким глупым и не понимать, что, не будь всего этого, не было бы и книги о Робинзоне!
Я хочу надеяться, что никто из читателей не станет сомневаться в правдивости моего описания. Меня нельзя сравнивать с Робинзоном. Робинзон был один-одинешенек и мог выдумывать Б-г весть что: поди-ка, доказывай, что он врал. Но я, если бы даже хотел, не могу приврать: я не один. Нас, слава Б-гу, тринадцать. Тринадцать Робинзонов на одном острове, тринадцать потерпевших крушение, тринадцать представителей различных течений, тринадцать человек, выброшенных на неизвестный нам остров, и поэтому названный нами Островом тринадцати.
Я могу вас уверить, что еще никогда мы не спали так чудесно, как в эту первую ночь на Острове тринадцати.
НационалистПосле обеда из бананов и орехов мы утолили жажду свежей ключевой водой, легли на свои постели из молодой зеленой травы и заснули блаженным сном, каким могут только спать люди, чудом избавившиеся от разъяренных волн, после долгих мук и голодовки.
Такой сон не нарушается печальными сновидениями. Такой сон тянется долго и кончается только тогда, когда наступает яркое утро, когда первые нежные лучи солнца приветливо ласкают ваше лицо. Вы тогда медленно открываете глаза, расправляете свои члены. Перед вашими глазами проходит ряд картин вчерашнего дня, и вы спрашиваете себя:
— Где я?
Каждый из нас тихо поднялся со своего места, натянул на себя не совсем еще высохшую одежду, и по одному мы выбрались из своего убежища, подошли к ручью, освежили руки и лица холодной кристальной водой и залюбовались окружающей нас природой, восхищаясь синей лентой лесов, легкими контурами гор и ярким сиянием солнца. Потом мы все повернулись лицом к лесу, чтобы дать возможность нашей единственной даме умыться и привести себя в порядок, как полагается даме.
После этого мы поздоровались друг с другом, расспрашивая, кто как поспал. И невольно у каждого вырвался один и тот же вопрос:
— Ну, а что дальше делать?
От главной заботы — насчет еды и питья — мы, слава Б-гу, избавлены. Вокруг нас, на деревьях — бананы и орехи, в горном ручье журчит вода. По-видимому, на этом острове мы с голоду не умрем. Есть, конечно, известные привычки и потребности, от которых трудно отказаться, например: стакан чаю по утрам или чашка кофе с молоком, сигара и любимая газета. А ведь всегда жаждешь того, чего нет… Я не помню, кто первый из нас заговорил про чай и молоко, но как только эта тема была затронута, тотчас же начался продолжительный разговор. Один захотел чая с молоком, второй — кофе с молоком, а третий заметил:
— Не надо молока, лишь бы чая.
Но его перебил четвертый:
— Коль скоро чай без молока — так уж лучше молоко без чая.
Вмешался еще один и поддержал его, доказав как дважды два четыре, что предпочтительнее молоко, ибо для чая необходим сахар.
Конечно, на одном месте мы не стояли и медленно поднимались в гору. Подвигаясь таким образом, разговаривая и размахивая руками, мы заметили, как в дали шевелились какие-то странные белые существа. Мы остановились в раздумье:
— Что это такое? Быть может, это люди? Дети? Или карлики?
ТерриториалистИ я вспомнил недочитанный мною роман. Насколько я помнил, люди из племени «Таратута», во-первых, не такие маленькие, а во-вторых — черные.
Само собой понятно, что по этому поводу каждый из нас высказал свое мнение. Тринадцать человек — тринадцать мнений. Но так как мы подвигались к этим белым созданиям, а они, в свою очередь, к нам, то мы вскоре увидели перед собой огромное стадо белых коз. Обыкновенные белые козы, обыкновенные бородатые козлы…
Мы вскоре убедились, что это не дикие козы: они не только не убегали от нас, но, наоборот, вплотную подошли к нам, обнюхивая нас, протягивая свои глупые мордочки, словно о чем-то прося, чего-то ожидая. Глупые козы!
— Как вы думаете, они дойные? — спросил кто-то из нас.
— Где ваши глаза? — ответил другой.
— Если бы достать хоть какую-нибудь посудину! — мечтательно заметил третий.
— Если вы позволите, — отозвался рабочий, — я подою парочку коз. Почему вы так удивлены? У меня дома была коза, и я сам ее доил.
— А во что вы будете доить?
— Каждому в его шапку.
Предложение это было встречено громким смехом, словно рабочий предложил нам одной ногой вскочить на небо. Но потом смех прекратился. Желание отведать молока было велико, и перед ним стушевались все возражения. Мы протянули рабочему или, как мы его называли, пролетарию свои шапки. Первый пример показал миллионер. Он снял свою шляпу и поднес ее с такой миной, с какой король или, по крайней мере, министр подносит свой стакан у минерального источника в каком-нибудь Мариенбаде или Карлсбаде и просит налить ему целебной влаги, которая отвратительна на вкус. Но что поделаешь: доктор велит пить натощак.
