Чарльз Диккенс - Превосходный случай
— Вотъ поэтому-то вѣрнѣе бы можно было судить и о моей долговѣчности, отвѣчалъ Бовель. — Я могу сказать только, что дѣдъ мой умеръ девяноста, а отецъ — осьмидесяти-шести лѣтъ.
— Докторъ признавался, что вы имѣете удивительно крѣпкую натуру.
— А кто же говорилъ, что я не имѣю ея? слабымъ голосомъ воскликнулъ больной.
— Рѣшительно никто! въ этомъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣній. Но вы гораздо лучше сберегли бы здоровье свое, еслибъ васъ не безпокоили эти несносные жильцы. Подумали ли вы о пожизненной арендѣ? сказалъ Раменъ съ безпечнымъ видомъ.
— Мнѣ что-то совѣстно, возразилъ Бовель, закашлявшись. — Мнѣ не хочется вовлечь тебя въ такое опасное дѣло. Долговѣчность моя будетъ для тебя гибелью.
— Чтобъ отвратить это неудобство, быстро отвѣчалъ Раменъ: — мы можемъ назначить не слишкомъ большую уплату.
— Но согласись, я долженъ получать хорошія деньги, смиренно возразилъ Бовель.
Раменъ, услышавъ это, разразился громкимъ смѣхомъ, назвалъ Бовеля лукавой, старой лисицей, далъ ему тычекъ подъ ребра, отчего заставилъ старика закашляться на цѣлыхъ пять минутъ, и потомъ предложилъ поговорить объ этомъ предметѣ въ другой разъ. Лавочникъ оставилъ Бовеля въ то самое время, когда послѣдній собрался было увѣрять его, что онъ чувствуетъ въ себѣ силы и здоровье сорокалѣтняго мужчины.
Раменъ не торопился заключить предлагаемое условіе. «Чѣмъ позже начну платить — говорилъ онъ, спускаясь съ лѣстницы — тѣмъ лучше.»
Много дней прошло, а переговоры не подвинулись впередъ. Однажды наблюдательный лавочникъ замѣтилъ, что дѣла наверху шли въ крайнемъ безпорядкѣ. Старая Маргарита нѣсколько разъ отказывалась впустить его въ комнату подъ предлогомъ, что господинъ ея заснулъ; въ обращеніи ея обнаруживались какая то таинственность, а это обстоятельство пробуждало въ душѣ Рамена зловѣщія предчувствія. Наконецъ внезапная мысль поразила его: видно старая ключница, желая сдѣлаться наслѣдницей своего господина, подслушала предложеніе Рамена и теперь хлопочетъ, чтобъ ни подъ какимъ видомъ оно не удалось. Въ тотъ самый день, когда мысль эта мелькнула въ головѣ Рамена, онъ встрѣтилъ на лѣстницѣ адвоката, съ которымъ нѣкогда имѣлъ дѣла. Эта встрѣча произвела ознобъ въ коммерческомъ сердцѣ лавочника, и предчувствіе, — одно изъ тѣхъ предчувствій, которыя рѣдко обманываютъ насъ, сказало ему, что уже слишкомъ поздно. Несмотря на то, Раменъ имѣлъ столько твердости духа, что отложилъ свое свиданіе до вечера, — а вечеромъ рѣшился во что бы то ни стало увидѣться съ Бовелемъ. Дверь въ квартиру больного была полу-открыта; на площадкѣ лѣстницы стояла ключница и шопотомъ разговаривала съ мужчиной среднихъ лѣтъ, въ темной мантіи.
«Ну такъ и есть! все кончилось! Эта старая вѣдьма испортила все дѣло!» — подумалъ Раменъ, внутренно укоряя себя въ глупой опрометчивости.
— Извините, сегодня никакъ нельзя видѣться съ господиномъ Бовелемъ, рѣзко сказала Маргарита, въ то время, какъ Раменъ хотѣлъ было пройти мимо нея.
— Увы! неужели мой превосходный другъ въ опасномъ положеніи? печальнымъ голосомъ спросилъ Раменъ.
— Милостивый государь, съ жаромъ сказалъ пасторъ, хватая Рамена на пуговку сюртука: — если вы дѣйствительно другъ этого несчастнаго человѣка, то постарайтесь навести его на умъ. Я видѣлъ многихъ умирающихъ, но ни разу еще не встрѣчалъ такого сильнаго упрямства, ни разу не видалъ такой слѣпой увѣренности въ продолжительность своей жизни.
— Поэтому вы и въ самомъ дѣлѣ думаете, что другъ мой умираетъ? спросилъ Раменъ, и, на зло печальному тону, который онъ старался придать своему голосу, въ произношеніи его отражалась такая особенность, что пасторъ, отвѣчая ему: — «да, я думаю» — весьма пристально посмотрѣлъ на него.
«Неужели!» вотъ все, что могъ сказать Раменъ, и, пользуясь случаемъ, когда пасторъ оставилъ пуговку, а Маргарита зазѣвалась, успѣлъ пробраться въ комнаты. Онъ нашелъ Бовеля въ постели, въ весьма жалкомъ положеніи.
— О, Раменъ, мой другъ! простоналъ Бовель:- никогда не держи у себя ключницы и ни подъ какимъ видомъ не давай ей знать, что у тебя есть состояніе. Это настоящія гарпіи, Раменъ, — настоящія гарпіи! Ужь выпалъ же мнѣ сегодня денекъ! Сначала является адвокатъ и совѣтуетъ мнѣ написать «послѣднія мои желанія»; потомъ пасторъ, съ кроткими намеками, что я умирающій человѣкъ. Нечего сказать — славный денекъ!
— И что же — сдѣлали ли вы духовное завѣщаніе? мягкимъ голосомъ спросилъ Раменъ, съ проницательнымъ взглядомъ.
— Сдѣлать духовное завѣщаніе?! съ негодованіемъ воскликнулъ старикъ. — Сдѣлать духовное завѣщаніе?! Да что вы думаете обо мнѣ, милостивый государь? Не хотите ли и вы сказать, что я умираю?
— Сохрани меня Богъ! набожно воскликнулъ Рамевъ.
— Такъ къ чему же вы спрашиваете, сдѣлалъ ли я духовное завѣщаніе? сердито возразилъ Бовель и произнесъ при этомъ случаѣ нѣсколько рѣзкихъ словъ.
Рамевъ вообще, можно сказать, имѣлъ довольно вспыльчивый характеръ; но когда дѣло касалось до денегъ, то онъ старался обнаруживать овечью кротость. Онъ перенесъ раздражительность хозяина дома съ неподражаемымъ терпѣніемъ и, задвинувъ на задвижку дверь, чтобъ Маргарита не помѣшала имъ, съ величайшимъ вниманіемъ началъ наблюдать за Бовелемъ. Превосходный случай, котораго онъ ожидалъ съ такимъ нетерпѣніемъ, наступилъ.
«Дѣло ясное — Бовель умираетъ — подумалъ Раменъ — и если я сегодня не окончу нашихъ условій и не подпишу завтра контракта, то все пропало!»
— Мои добрый другъ, сказалъ онъ вслухъ, замѣтивъ, что больной сильно утомился и, едва переводя духъ, лежалъ на спинѣ: — вы представляете жалкій примѣръ крайностей, къ которымъ ненасытное желаніе прибыли увлекаетъ человѣческую натуру. Скажите, не грустно ли видѣть Маргариту, вѣрную и преданную прислужницу, которая вдругъ превращается въ гарпію, — по поводу завѣщанія? Не прискорбно ли слышать, что адвокаты, по вашему выраженію, похожи на хищныхъ птицъ, привлеченныхъ сюда запахомъ золота! Не несчастіе ли, послѣ этого, имѣть слабое здоровье, соединенное съ огромнымъ состояніемъ, и увѣренность въ твердую свою натуру!
— Раменъ, простоналъ старикъ, всматриваясь въ лицо своего гостя, съ желаніемъ проникнуть, что кроется въ душѣ его: — мнѣ кажется, что ты опять начинаешь заговаривать о пожизненной арендѣ. Я знаю, что тебѣ этого хочется.
— Превосходный другъ мой, если у меня и есть подобное желаніе, такъ потому собственно, что я хочу вывести васъ изъ мучительнаго положенія.
— Я увѣренъ, Раменъ, въ душѣ своей ты полагаешь, что я умираю, простоналъ Бовель.
— Съ моей стороны было бы безразсудно имѣть такое предположеніе. Вы умираете?! Я готовъ доказать какъ, что вы никогда еще не наслаждались лучшимъ здоровьемъ. Во первыхъ, вы не чувствуете никакой боли.
— Почти никакой, исключая только ревматической, болѣзненнымъ голосомъ произнесъ Бовель.
— Ревматической! но скажите, умиралъ ли кто нибудь отъ ревматизма? и если только это все….
— О нѣтъ, это не все, прервалъ старикъ съ величайшей раздражительностію:- напримѣръ, что ты скажешь о подагрѣ, которая съ каждымъ днемъ поднимается выше и выше.
— Конечно, подагра — дѣло не совсѣмъ пріятное; но если больше нѣтъ ничего….
— Почтя больше ничего! рѣзко прервалъ Бовель:- развѣ только одышка, которая иногда едва даетъ мнѣ возможность дышать, и страшная боль въ головѣ, которая ни на минуту не даетъ мнѣ покоя. Но если ты, Раменъ думаешь, что я умираю, то ты сильно ошибаешься.
— Безъ всякаго сомнѣнія, мой добрый другъ, безъ всякаго сомнѣнія. Но не лучше ли оставить это и поговорить о пожизненной арендѣ. Положимъ, что я предлагаю вамъ тысячу франковъ въ годъ.
— Сколько? спросилъ Бовель, устремивъ свои взгляды на Рамена.
— Извините, извините меня, я ошибся: я хотѣлъ сказать двѣ тысячи франковъ въ годъ, поспѣшно возразилъ Раменъ.
Бовель закрылъ глаза и, по видимому, впалъ въ тихій сонъ. Лавочникъ кашлянулъ; больной не шевелился.
— Господинъ Бовель!
Отвѣта нѣтъ.
— Прекрасный другъ мой!
Глубокое безмолвіе.
— Вы спите?
Продолжительное молчаніе.
— Что же вы скажете о трехъ тысячахъ франковъ?
Бовель открылъ глаза.
— Раменъ, сказалъ онъ голосомъ наставника: — ты совершенный глупецъ: развѣ ты не знаешь, что этотъ домъ приноситъ мнѣ четыре тысячи?
Въ этихъ словахъ заключалась чистѣйшая ложь, и лавочникъ зналъ это, но онъ имѣлъ свои причины принять ихъ за сущую правду.
— Праведное небо! воскликнулъ онъ съ видомъ совершенной невинности: — кто могъ подумать это, въ то время, какъ жильцы постоянно бѣгутъ отсюда! Ну такъ что же, четыре тысячи, что ли? — Согласитесь на этомъ: вѣдь, право, четыре тысячи весьма довольно.
Бовель еще разъ закрылъ глаза, пробормоталъ: «нѣтъ! это обыкновенный годовой доходъ — совершенные пустяки!», сложилъ на грудь руки и, повидимому, располагалъ спокойно заснуть.
