Сюй Ди-шань - Чунь-тао
С большим сочувствием выслушала Чунь-тао эту печальную историю, на глаза ее навернулись слезы.
Ли-мао вытер пот со лба и вздохнул.
– Ну, а ты как жила? Я смотрю, здесь не так просторно, как было у нас в деревне, но все же тебе как будто живется неплохо.
– Как тебе сказать. Всякое бывает. Не надо только падать духом, даже если суждено попасть к Яньло вану. Я собираю бумагу, вымениваю ее на спички. Работаю с напарником. Мы с ним очень дружны.
– Он тоже живет… в этой комнате?
– Да, и мы спим на этом кане, – ответила Чунь-тао твердым голосом, приняв, видимо, какое-то решение.
– Ты вышла за него замуж?
– Нет, просто мы живем в одной комнате.
– Тогда я могу все еще считать тебя своей женой?
– Нет. Я не жена ни ему, ни тебе.
Ли-мао понял, что утратил свои супружеские права. Он сидел молча, не осмеливаясь поднять глаз на Чунь-тао. Наконец проговорил:
– Осмеют меня, скажут, что ты мне изменила.
– Изменила? – Лицо Чунь-тао слегка дрогнуло, но она постаралась сдержать себя. – Только богачи боятся за свою репутацию. А тебе чего бояться? Кому до тебя дело? И при жизни тебя мало кто знал, а помрешь – и вовсе не вспомнят! Я теперь женщина свободная, что хочу, то и делаю. А ты тут ни при чем.
– Но все же мы – муж и жена. Недаром говорят: «Одну ночь провели вместе, а сто дней не забыть!»
– Не знаю, сто или не сто, – возразила Чунь-тао, а только прошло уже десять раз по сто. Мы ничего не слыхали друг о друге почти пять лет. Ты ведь и не надеялся меня встретить. Я очутилась здесь одна, мне нужна была помощь. Мы с ним вместе уже несколько лет, и я люблю его больше, чем тебя. Я привела тебя сюда потому, что помню о дружбе наших отцов. Да и, кроме того, мы земляки. Однако женой твоей я быть но намерена. Можешь хоть в суд подать – никто меня не заставит.
Ли-мао потянулся к поясу, словно хотел что-то вытащить, но, перехватив взгляд Чунь-тао, убрал руки.
Чунь-тао всплакнула. Долго сидели они молча, наконец Ли-мао снова заговорил:
– Ладно, Чунь-тао, решай сама. Если б даже ты согласилась жить со мной, я все равно не могу тебя прокормить. – Он, видимо, осознал всю беспочвенность своих притязаний.
– Я не могу выгнать тебя, но не хочу и его терять. Оставайся у нас, что уж там считаться, кто кого кормит, – предложила Чунь-тао. – Согласен? – Услышав, что у Ли-мао заурчало в животе, она встрепенулась. – Мы с тобой совсем заболтались. Ты ведь голоден, а я даже не спросила, что ты хочешь есть.
– Все равно. Все, что дашь. Со вчерашнего вечера у меня маковой росинки во рту не было.
– Подожди-ка, я сбегаю куплю чего-нибудь.
Она выскочила за двери и у навеса встретилась с Сян-гао; тот был в прекрасном расположении духа, весь сиял.
– Чему ты радуешься? – спросила Чунь-тао. – И отчего вернулся так рано?
– Сегодня у меня удачный день. Среди бумаг, которые ты принесла вчера, я откопал пачку донесений минскому[9] императору. Донесения написаны каким-то корейским князем. За каждое из них мы получим юаней по пятьдесят. Я уже оставил несколько штук у скупщиков. Посмотрим, сколько за них дадут, тогда продадим и остальные. Есть две бумаги из дворца Дуаньминдянь – с печатями императора. Знатоки говорят, что эти бумаги – времен Сунской[10] династии, и дают за каждую по шестьдесят юаней, по я боялся продешевить, хотел с тобой посоветоваться. – Сян-гао развернул синий лоскут и показал старинные документы. – Вот, посмотри!
Чунь-тао взглянула на бумагу.
– И что в ней ценного? Разве что печать. – сказала она разочарованно. – Бумага, на которой пишут иностранцы, и та светлее. Видать, господа во дворце разбираются в этом деле не лучше меня.
– И слава богу! Если б они хорошо разбирались, мы не могли бы зарабатывать. – Сян-гао завернул бумагу в лоскут. – Так-то вот, женушка…
Чунь-тао бросила па него недовольный взгляд.
– Сколько раз я тебя просила… – проворчала она.
Но он, словно ничего не слыша, продолжал:
– Ты тоже вернулась рано. Значит, и у тебя день удачный?
– Я купила корзину такой же бумаги, как вчера.
– Ты ведь говорила, что там ее целый воз.
– Говорила. Но сегодня всю бумагу отвезут на рынок в Сяоши. Там ее будут продавать на кульки для земляных орехов.
– Не огорчайся. Мы сегодня хорошо заработали. И домой вернулись рано. В честь этого можно вечерком, когда спадет жара, прогуляться по Шичахаю.
– Гулять мы сегодня не пойдем: у нас гость. – Чунь-тао откинула занавеску и кивнула Сян-гао: – Иди сюда.
Сян-гао вошел в комнату.
– Мой бывший муж… Мой напарник, – представила друг другу мужчин Чунь-тао…
Оба они сконфузились. Воцарилась тишина. Даже мухи на окне перестали жужжать.
– Как тебя зовут? – наконец спросил Сян-гао – только для того, чтобы что-нибудь сказать.
Ли-мао ответил. Завязался разговор.
– Ну, я пойду в лавку, – обратилась Чунь-тао к Сян-гао. – Ты ведь тоже проголодался. Хочешь лепешек?
– Не хочу. Оставайся, я сам схожу.
Но молодая женщина подвела его к капу и сказала с улыбкой:
– Нет, уж ты лучше займи гостя.
Мужчины остались одни. Если бы Чунь-тао не познакомила их, дело, чего доброго, могло кончиться кровопролитием; Ли-мао, хотя и калека, мог бы задушить Сян-гао, который был значительно слабее его физически. И уж во всяком случае, будь у него винтовка, он мог бы одним выстрелом прикончить соперника.
Ли-мао рассказал Сян-гао, что отец Чунь-тао считался в деревне человеком зажиточным, имел целый цин[11] земли. Отец Ли-мао работал у него. Ли-мао уже тогда был метким стрелком, и отец Чунь-тао, опасаясь, как бы он не ушел в армию, выдал за него дочь в надежде, что тот станет его верным телохранителем. Сян-гао слышал об этом впервые. Ли-мао сообщил ему также, о чем он разговаривал с Чунь-тао, и тут они подошли к вопросу, который волновал их обоих.
– Вы – законные супруги, а я должен уйти, – с болью в сердце произнес Сян-гао.
– Нет, мы с ней уже давно расстались, – возразил Ли-мао. – Да и куда я теперь гожусь? Прокормить ее не смогу! А вы все время вместе, зачем же вам расставаться? Лучше я пойду в дом инвалидов. Может, тут все же есть такие? По рекомендации туда можно легко попасть.
Сян-гао был глубоко поражен этими словами. «Надо же, – подумал он. – Солдаты обычно люди грубые, нахальные. А этот не такой».
В глубине души он, конечно, только и мечтал, чтобы Ли-мао ушел, но тем не менее принялся его отговаривать, пытаясь не обнаружить своего желания.
– Это несправедливо! – говорил Сян-гао. – Я не могу отобрать у тебя твою жену. Да и ты не согласишься ее уступить.
– Я дам ей развод или напишу купчую па твое имя, – ответил Ли-мао, силясь улыбнуться.
– Развод? Но ведь Чунь-тао ни в чем не провинилась – зачем же ее позорить? А с купчей тоже ничего не получится. Все, что здесь есть, – принадлежит ей, у меня денег нет.
– Не надо мне никаких денег.
– Чего же ты хочешь?
– Ничего.
– Тогда зачем купчая?
– А вдруг завтра кто-нибудь из нас раздумает. Нет, уж давай сделаем все, как положено. Порядок есть порядок.
Немного погодя возвратилась Чунь-тао с покупками. Увидев, что мужчины мирно беседуют, она обрадовалась.
– Нам нужен помощник, – сказала Чунь-тао. – Брат Ли не может ходить, пусть сидит дома и сортирует бумагу. Я буду, как и прежде, собирать ее, а Сян-гао – продавать. Организуем торговую компанию.
Ли-мао был голоден, как волк, и когда Чунь-тао подала лепешки, он тут же набросился на них, не дожидаясь, пока остальные усядутся.
– Торговую компанию? А капитал где взять? – спросил Сян-гао.
Чунь-тао удивилась:
– Так ты против?
– Нет, не против. – Сян-гао хотел что-то добавить, но промолчал.
– Я вам не компаньон, – уныло протянул Ли-мао, который догадался, что на уме у Сян-гао. – От меня никакой пользы не будет…
– Не беспокойся! Я уже все обдумала, – перебила его Чунь-тао.
Сян-гао, пораженный, молчал. Ли-мао выжидательно поглядывал на Чунь-тао, пока та излагала свой план.
Она считала, что собирать бумагу – дело чисто женское. Ли-мао будет выбирать из макулатуры старые марки и красивые коробки из-под сигарет – для этой работы требуются только руки. Если Ли-мао сможет собрать хотя бы по сотне таких коробок в день и но две-три ценные марки, он заработает себе на пропитание. В Пекине продается ежедневно около десяти тысяч коробок иностранных сигарет, и собрать какую-нибудь сотню пустых коробок не составляет труда. Сян-гао может отыскивать письма знаменитых людей или что-нибудь другое, выгодное для продажи; он человек опытный и не нуждается ни в чьей помощи. Сама Чунь-тао будет заниматься своей работой в любую погоду: и когда нещадно пали г солнце, и когда дует сильный ветер; собирать макулатуру в ненастные дни особенно хорошо – мало конкурентов, только в проливной дождь она может позволить себе отдохнуть.
Познакомив мужчин со своим планом, Чунь-тао выглянула в окошко – судя по высоко стоявшему солнцу, было около двух часов дня. Она вышла в переднюю, надела свою соломенную шляпу и, обернувшись к Сян-гао, сказала:
