Мор Йокаи - Черные алмазы
Из своего дупла выбралась рептилия, которая долго воображала, будто она тоже птица, потому что у нее есть крылья, птичьи лапы и длинный клюв; но она вдобавок к этому обладала еще крокодильим хвостом и ушастой лошадиной мордой. Таким образом, рептилия уже просто не знала, к какому виду она принадлежит, и выходила подивиться на собственные следы в сырой глине.
Вылезал с плеском из болота запоздалый потомок птеродактиля, вертел приставленной к лебединой шее крокодильей головой с разинутым ртом и шуршал в воздухе кожаными крыльями: а вдруг удастся взлететь?
Выползал на берег гигантский трионикс, первобытная черепаха, и, пожалуй, даже не черепаха, а скорее панцирная ящерица с длинной вытянутой шеей и острым чешуйчатым хвостом под крепкой щитовидной броней; она пыталась зарыть в песок свои яйца размером с человеческую голову: а вдруг солнцу еще удастся их «высидеть»?
Все они были уже чужаками в эпоху плиоцена.
А из прибрежных зарослей выползал на брюхе ночной разбойник-душитель, саблезубый тигр — гигантская кошка, которая убивала слона, если встречалась с ним один на один, тащила в свою берлогу зубра и горящими глазами высматривала в ночных дебрях добычу.
Птеродактиль для тигра лакомый кусочек. У него мягкая, жирная от питания рыбой кожа; вот только врасплох его захватить трудно. Слух у него тонкий. Он различал шаги существ, рожденных в неозойскую эру, и, распознав по шороху тигра, кидался назад, в болото. Крылья теперь служили ему скорее для плаванья, чем для полета.
А вот на трионикса можно напасть внезапно, он ведь глух. Когда он задними лапами зарывал в песок свое яйцо, тигр одним прыжком оказался у него на спине.
Первобытной кошке было знакомо и это мясо — сочное и вкусное. Пища господ.
Только трионикс был не такой черепахой, как прочие. У него было оружие — хвост. Моментально втянув под широкий панцирь голову и четыре лапы, он, словно железным бичом, принялся избивать чешуйчатым хвостом напавшего на него врага. Саблезубый тигр не был готов к подобному приему. Другие черепахи позволяли перевернуть себя на спину, а потом уже можно было, как аз тарелки, лакомиться их вкусным мясом, а эта, оказывается, и драться умеет. И сдачи ей не дашь. У нее броня: когти сквозь нее не проникают.
Тем временем носорог повалил пальму. Ленивец шлепнулся наземь и остался там лежать. Будет ждать утра, чтобы подняться с земли.
Носорог накинулся на грозди фиников и принялся пожирать лакомство с поваленного дерева, весело похрустывая твердыми, будто железными, косточками.
Этот звук привлек внимание свирепого хищника. А там что подворачивается? Черепаху придется оставить в покое — слишком уж дорогое удовольствие, — быть может, попадется добыча полегче? Ага, ленивец и носорог, Ленивец пожива нетрудная, но блюдо не из заманчивых: тощий, поджарый, невкусный. А мясо носорога похоже на коровье. Особый деликатес — его ступни. Но он тварь грубая. И шкура у него толстая.
Однако и носорог заметил разборчивого врага, а у него, как у свиньи, была привычка, завидев неприятеля — особенно во время еды, — не дожидаться его атаки. Носорог любил поесть спокойно и тех, кто ему мешал, гнал прочь. Он даже не посмотрел — все равно он плохо видел, — кто этот невежа. Какой зверь уставился на него огненным глазом? Носорог прекрасно знал, что нападающий спереди противник ему не страшен, поэтому он бросился прямо на врага.
Тигр, не дожидаясь, пока этот безумец растопчет его, отскочил, сошел с его пути, а чудовище в кожаной рясе, весело похрюкивая, с великим торжеством вернулось к прерванному ужину.
Но тигр не убежал. Он притаился в зарослях за спиной носорога и, когда тот с особым удовольствием захрустел сладкими косточками, сделал громадный прыжок и оказался у него на спине.
У палеотерия шкура была очень толстой, но все же тигриные когти проникают сквозь нее, а зубы хищника могут вонзиться в чувствительное местечко. Однако и эта опасность еще не была смертельной. Толстокожее чудовище, неся на себе другое чудовище, вцепившееся ему в спину, бросилось в болото и погрузилось на дно. А закончилось это так: носорог мог пробыть под водой дольше, чем сухопутный разбойник, поэтому тигр вынужден был прекратить борьбу и, голодный, с пустым желудком, выплыл на берег.
Безуспешная охота разгневала тигра. За это время и трионикс успел скрыться. Кроме ленивца, никого не осталось.
Что ж, если все прочие исчезли, примемся за тебя! И тигр кинулся на ленивца.
Тот не стал спасаться бегством, он как упал с пальмы, так и лежал на спине, раскинув лапы. Но как только тигр зубами вцепился ему в грудь, ленивец поднял все четыре цепкие, твердые, жилистые лапы со стальными когтями, сомкнул их над хищником и с такой силой прижал его к себе, что тот словно в железные колодки угодил.
Тигр яростно извивался и подскакивал, а вместе с ним взлетала и его жертва. Когда тигр кусал врага, тот сильнее сдавливал ему когтями шею, а тигриные ребра трещали так же, как и кости его жертвы от укусов хищника. Страшным зверем был этот ленивец, только характер у него был пассивный.
Вдруг их борьбу прервал громовой рев. Словно вихрь подул в гигантскую трубу.
Сцепившиеся враги от испуга выпустили друг друга. Саблезубый тигр вскочил; даже ленивец поднялся и флегматично прислонился к стволу дерева.
По проложенной в дремучем лесу тропе, окаймленной стенами из пальм и пиний, приближалась полная достоинства фигура: царь плиоцена — мамонт…
Истинный царь!
Огромная фигура сажени в четыре высотой; могучая голова, широкий, выпуклый лоб. Два бивня, как у слона, были загнуты вверх в форме рогов; хобот тоже был похож на слоновый, но вдвое больше и отличался еще тем, что весь зарос густой шерстью; лоб и спину покрывала свисающая по бокам плотная волнистая грива, придававшая всей фигуре устрашающий, величественный вид. А в черной мохнатой гриве, словно придворные, постоянно восседали серебристые цапли, не подпускавшие к их величеству раздражавших его насекомых.
Здесь пролегала Мамонтова тропа — она вела к пресному ручью, который вытекал из леса и впадал в озеро. Сюда обычно ходили по ночам колоссы первобытного мира.
Впереди шел вожак, а вслед за ним по узкой протоптанной ими дорожке двадцать четыре таких же гиганта.
Когда саблезубый тигр, освободившись от объятий упрямого врага, увидел перед собой наводящего страх владыку, голод, гнев, все постигшие его неудачи вызвали у хищника прилив слепого бешенства. Он жаждал крови! Свою досаду, обиды, нанесенные ему меньшими, жалкими тварями, он хотел выместить на самом могучем, самом ненавистном существе.
Собрав все свои силы, напружинив мышцы, он прыгнул на голову сурового колосса.
Мамонт спокойно, невозмутимо поднял хобот, с молниеносной быстротой взмахнул им навстречу летевшему к нему в неистовом прыжке хищнику, ухватил тигра поперек туловища и, перевернув его в воздухе, швырнул перед собой на землю.
И на голову оглушенного зверя поставил могучую ногу. Постоял минуту неподвижно. И вдавил голову тигра в землю. И пошел дальше. Даже не оглянулся. «Ты был и тебя нет!» От кровожадного разбойника остался вдавленный в мягкую землю размозженный череп с отпечатком ноги мамонта.
Все стадо колоссов в лунном свете продолжало шествовать по пальмовой дороге к пресной воде.
Когда они дошли до вытоптанной площадки, где носорог повалил пальму, тигр сражался с носорогом, а потом и ленивец боролся с хищником, вожак мамонтов споткнулся о ствол вырванного из земли дерева.
Словно легонький стебелек, приподнял он своим страшным хоботом пальму, показал ее стаду и взревел.
В ответ прозвучал рев его спутников.
Злоумышленник совершил преступление совсем недавно!
Это он — истребитель пальм и плодовых деревьев, злостный враг республики!
«Он будет наказан!» — грянул общий рев.
Грозные колоссы, сбившись на вытоптанной площадке, что-то забормотали. Они составляли военный план.
Затем одна группа животных двинулась направо, другая — налево. Несколько мамонтов во главе с вожаком остались на месте.
Спустя короткое время прозвучал сигнал — рев удалившихся животных.
И тогда со всех сторон мамонты двинулись к болоту и погрузились в него по самую шею.
Преступник, которого общество решило покарать, спал на каком-то островке в бамбуковых зарослях, где было так приятно омывать в теплой воде раны, нанесенные когтями тигра.
Раздавшиеся со всех сторон громкие боевые кличи врагов предупредили носорога об опасности.
Но он не испугался.
Он не имел никакого отношения к царской фамилии; его семейство не было плодовитым, не было сплоченным. Он даже с подругой своей никогда не ходил вместе, но и один никого не боялся.
Он хорошо знал, что мамонт в четыре раза больше его. Но его это не заботило. Он знал, что мамонты обычно ходят стадом. Пусть ходят! Даже если их явится сорок, он и тогда сумеет прорваться и спастись. Он бегает в три раз быстрее мамонта. Его не волнует, что тот царь: ведь где бы они ни сталкивались, погибал мамонт, а не он. Носорог подлезал под мамонта, вонзал ему в брюхо рога, опрокидывал его и топтал. Мамонт не мог его убить ни бивнями, ни хоботом, Но строптивое чудовище не было готово к новой военной хитрости врага. Мамонты атаковали противника, шагая прямо по воде. А вода меняла соотношение сил.
