Джек Керуак - Пик (это я)
Она погладила меня по голове, и я сразу же уснул.
А потом я заболел и пролежал в кровати два, три, семь дней, и все это время лил дождь, а тетя Гастония кормила меня сладкими кукурузными лепешками и отварной капустой. Старик Джелки сидел в другом конце дома и повторял:
— Приведите ко мне того мальчишку.
Но меня к нему никто не привел и никто не говорил ему, где я, потому что тетя Гастония велела всем молчать. Высунувшись в окно, старик Джелки поймал моего двоюродного брата, как меня тогда, но быстро сообразил, что это не я, а брат, и так и сказал, а брат, как и я в тот раз, заплакал.
Я проспал два дня, просыпаясь только для того, чтобы снова заснуть. Тетя Гастония послала одного из сыновей за мистером Отисом, но оказалось, что тот уехал на СЕВЕР.
— Куда именно он уехал? — спросила тетя Гастония.
— Он уехал на СЕВЕР.
— Куда на СЕВЕР, я спрашиваю!
— А, в Северную Виргинию.
И бедная тетя Гастония печально покачала головой: она не знала, что делать.
Вот так вот. Мистер Отис уехал, а тетя стала молиться за меня и позвала миз Джонс, чтобы та тоже молилась.
Дядя Сим только взглянул на меня и сразу сказал тете Гастонии:
— Сдается мне, он скоро отправится вслед за дедом.
Тетя подняла голову и посмотрела куда-то на крышу:
— Этот агнец не создан для нашего мира. Помоги ему, Господи. Аминь.
— Конечно, я не уверен, — сказал дядя Сим, — но, похоже, одним ртом станет меньше.
А тетя как закричит:
— Иегова, убереги моего мужа от грешного пути!
— Замолчи, женщина, у твоего мужа нет времени на грешный путь. А еще у него нет денег на новую печку к зиме, потому что участок, где растет табак, проклят. Ты слышишь, проклят! Какие-то гусеницы изгрызли все табачные листья, и начали они в тот самый день, когда этот мальчишка здесь появился.
И дядя Сим, громко топая, выбежал из комнаты.
Никогда раньше я такой длинной речи от этого человека не слышал.
Однажды в субботу утром лежу я в кровати, и вдруг — на тебе! Во дворе поднялся шум и гам, ребятня начала орать, да так громко, что я вытянул шею, чтобы посмотреть, что там, но ничего не увидел. Слышу, все уже на крыльце, кладу голову обратно на подушку, я ведь болен. И кто, как вы думаете, вошел в комнату? А вся ребятня, скаля зубы, ввалилась за ним.
Это был мой брат, черт меня побери! Он так сильно изменился с тех пор, как ушел от нас с дедом, что я еле его узнал. На нем была круглая шапка с пуговочкой посередине, на подбородке торчали редкие клочья волос, сам он был длинный и худой, как щепка, и вообще вид у него был какой-то помятый. Увидев меня, он засмеялся и, смеясь, подошел к кровати, чтобы меня обнять и заглянуть мне в глаза.
— Вот он какой, — пробормотал брат.
Он сказал это просто так, себе под нос, а не для того, чтобы кто-то услышал. И улыбнулся, и я улыбнулся ему в ответ, а сказать от удивления ничего не сказал. Но вы-то понимаете, как я удивился — аж сел в кровати.
Ребята хихикали, а бедная тетя Гастония очень нервничала, и суетилась, и то и дело оглядывалась — нет ли на дороге к дому дяди Сима, который не любил моего брата так же, как меня, уж не знаю почему.
— Послушай-ка, Джон, где же ты был и зачем пришел? — спросила тетя Гастония.
— Привет, — сказал мой брат, подпрыгнул и забегал на месте, ужасно забавно шаркая подошвами. Смешнее я в жизни ничего не видел. Я засмеялся, и все дети тоже. Тут встрял старик Джелки.
— Почему все смеются? — спрашивает.
— Я пришел, чтобы забрать мистера Пика, посадить его на ковер-самолет НОРД-1 и доставить в Нью-Йорк, ваша светлость, — сказал мой брат и, сняв шапку, отвесил ужасно смешной поклон. Ребята захохотали, и я, конечно, тоже. И вы ничего смешнее в жизни своей не видели, точно вам говорю!
— Кто это сказал? — крикнул старик Джелки. — Почему все смеются?
Но ему никто не ответил.
— Ты зачем сюда пришел? — опять спросила тетя Гастония, и мой брат, сунув свою смешную шапку под мышку, ответил:
— Как это зачем? Чтобы забрать брата — вот зачем.
И перестал валять дурака. Дети вставали на цыпочки и даже подпрыгивали, потому что им хотелось еще посмеяться, а эти взрослые вдруг посерьезнели.
Как же чудесно начинался день! Я вскочил и стал прыгать на кровати, и, хотя быстро запыхался, мне было хорошо. Опля!
— Ты этого не сделаешь, — отчеканила тетя Гастония.
— Еще как сделаю. А почему вы сомневаетесь?
— Почему? — переспросила она. — Да потому, что это говорит раздолбай, который явился невесть откуда и хочет забрать бедного больного мальчика из дома, где у него есть крыша над головой.
— Не его эта крыша, тетя Гастония.
Тут тетя как подскочит к моему брату, как заверещит:
— Считай, что я тебе никакая не тетя! Не я одна — здесь все знают, что ты раздолбай! Умеешь только пить да шляться по округе каждый божий вечер, а в один прекрасный день вообще взял и ушел! Когда как раз очень был нужен матери и деду. Убирайся! Проваливай отсюда!
— Кто пришел в наш дом? — завопил старик Джелки, вскочил и, держась за свой стул, принялся вертеть головой во все стороны.
Тут уж, сами понимаете, и мне, и другим ребятам смеяться расхотелось.
— Вы чего несете? — не выдержал мой брат, и тетя Гастония завизжала:
— Ты как со мной разговариваешь?! Не вздумай больше сюда приходить и не пытайся отнять у меня мальчика! Чему ты можешь его научить? Только тому дурному, чего успел поднабраться от своего папаши! Да-да! — не унималась тетя Гастония. — Знай: ты ничуть не лучше, чем твой папаша, а он был позором для всех Джексонов!
Вот тут я еще многое узнал о своей жизни.
— Кто пришел в наш дом? — не унимался Джелки.
Никогда еще не видел, чтобы этот слепой старик так бушевал, спятил совсем, что ли? Он схватил свою палку и замахнулся ею, но тут появился дядя Сим. Как только он, еще с крыльца, завидел в своем доме моего брата, глаза у него выпучились и стали похожи на куриные яйца — такие же большие, белые и как будто твердые.
— Тебя никто сюда не звал, парень, и ты это прекрасно знаешь, — сказал дядя Сим почему-то спокойно и тихо. Потом, не поворачиваясь, взял стоящую за дверью лопату. — Пошел вон.
Тетя Гастония втянула голову в плечи и уже открыла было рот, чтобы заорать, но не произнесла ни звука. Все ждали, что будет дальше.
5. Что было дальше
Как вы понимаете, мой брат не так уж и испугался дядю Сима с его лопатой.
— Я пришел не для того, чтобы переломать вам кости вот этим вот стулом или поубивать вас всех, — сказал он. — Я пришел сюда с миром. Но буду держать этот стул наготове до тех пор, пока у вас в руках будет лопата, мистер Джелки.
И брат поднял стул, как человек, на которого напал лев. Глаза у него налились кровью, ему явно переставало здесь нравиться. Дядя Сим посмотрел на него, потом на тетю Гастонию и спросил:
— Что этот парень здесь делает, а?! Рассказывай!
И она ему рассказала.
— А теперь помолчи, женщина, — сказал дядя Сим и, повернувшись к моему брату, приказал: — Проваливай отсюда. Да поскорее. — И показал на дверь.
— Врежь ему, Сим! — заорал старик Джелки, снова вскочил со стула и схватился за свою палку. — Дай ему этой палкой по башке, сынок!
— Усадите кто-нибудь старого, — сказал дядя Сим, но тетя Гастония запричитала, не отходя от меня, потому что очень не хотела, чтобы я ушел с братом:
— Нет, Сим, нет, мальчик болен, он умрет от голода или воспаления легких, с ним может случиться все что угодно. С этим парнем он пойдет по плохой дорожке, а Господь возложит грех на мою душу, и на твою душу тоже, и на всю нашу семью, и обречет на вечные муки, и гореть нам в аду на сковородке…
Тетя специально для меня выпалила все это ужасно слезно и жалобно, а потом сгребла меня в охапку, отгородив от всех, и исцеловала с головы до ног. Оох!
— Одевайся, Пик, — сказал мне брат.
Дядя Сим опустил лопату, мой брат — стул, а тетя Гастония, заливаясь слезами, обняла меня так крепко, что я не мог пошевелиться. Бедная, мне было очень жаль, что все вышло так нескладно и скверно. Но тут дядя Сим подошел и оттащил от меня тетю, брат отыскал мою рубашку и надел ее на меня, а тетя Гастония как завизжит. О Господи! Я нашел свои ботинки и шапку и готов был идти. Брат усадил меня к себе на закорки, и мы направились к двери.
И что, вы думаете, тут случилось? Прямо к дому на полной скорости подкатил автомобиль мистера Отиса. Он вылез из машины, постучался в дверь, еще с порога оглядел нас всех, сдвинул шляпу на затылок и спросил:
— Что здесь происходит?
И все стали наперебой рассказывать. Тетя Гастония с пеной у рта что-то объясняла и доказывала, да так громко, что всех заглушала, и мистер Отис слушал ее одну, а на остальных молча поглядывал. Брат поставил меня на пол, потому что ему тяжело было держать меня на плечах среди общего ора. Мистер Отис взял мою руку и пощупал, затем наклонился и заглянул мне под веки (точно так же он осматривал бедного деда), а потом встал и внимательно оглядел меня с ног до головы.
