Уильям Блейк - Бракосочетание Рая и Ада
Гиганты, придавшие нашему миру ту форму, в которой стало возможным воспринимать его с помощью органов чувств, живут ныне как бы в цепях в созданном ими же самими мире, хотя и являются, в сущности, первопричиной возникновения жизни на Земле и источником движущей миром силы. Коварство и хитрость слабых и пассивных умов, способных тем не менее противостоять этой движущей миром силе, – вот что сковывает Гигантов невидимыми цепями. Ведь недаром говорится в пословице: «Не вышел храбростью, зато силен хитростью».
Таким образом, одни производят земные блага, другие их потребляют, причем потребителям кажется, будто они держат производителей земных благ в цепях, но это не так, ибо потребителям подвластна лишь одна сторона жизни, хотя они и думают, что владеют жизнью во всей ее полноте.
Однако те, кто производит земные блага, перестали бы их производить в таком изобилии, если бы те, кто их потребляет, не предавались безбрежному морю излишеств.
Некоторые могут спросить с удивлением: «А разве не сам Господь Бог, и только Он один, является источником изобилия?» Я отвечу на это так: «Бог обнаруживает свое существование и проявляет себя лишь через деяния жителей земных, то есть людей, и никаким иным образом».
Эти два типа людей – те, кто производит земные блага, и те, кто их потребляет, – существовали на земле во все времена, и им навсегда суждено оставаться врагами; те же, кто пытается их примирить, навлекают на мир наш погибель. Религия как раз и занимается тем, что старается их примирить.
Однако следует заметить при этом, что Иисус Христос вовсе не стремился объединить их – напротив, Он хотел отделить тех от других, как это следует из Притчи об овцах и козлах[10]! Христос так говорил: "Не мир пришел Я принести, но меч[11]".
Мессия – он же Сатана, он же Дьявол-искуситель – был, как когда-то считалось, одним из тех верховных существ, которые еще до Потопа были источником движущей миром силы.
Памятное видение
Ко мне явился Ангел и молвил такие слова: «О жалкий, неразумный юнец! Ты поступаешь ужасно! Ты поступаешь чудовищно! Подумай о пылающей Преисподней, на вечные муки в которой ты обрекаешь себя из-за избранной тобою стези».
На что я ответил ему: «В таком случае не хотел бы ты показать мне ждущую меня в вечности участь, дабы мы вместе с тобой поразмышляли над ней и решили, чей жребий лучше – твой или мой?»
И он повел меня через конюшню, а затем через церковь, после чего мы спустились в церковный сводчатый склеп, в конце коего была мельница. Пройдя через мельницу, мы вышли к пещере и утомительно долго, ощупью, пробирались вдоль ее извилистых стен, все ниже и ниже, пока перед нами не открылась необозримая, словно преисподние небеса, бездонная пустота. Когда, ухватившись за корни деревьев, мы повисли над сим безмерным пространством, я сказал такие слова: «Если не возражаешь, давай погрузимся в эту необъятную пустоту и посмотрим, не здесь ли кроется Провидение. Но если ты не решишься, я сделаю это сам». В ответ я услышал: «Не будь столь опрометчивым и самонадеянным, о дерзкий юнец! Нет нужды двигаться с места, ибо и отсюда будет виден твой жребий: он явится нашему взору, как только развеется мрак, и ждать остается недолго».
Так что я остался на месте, расположившись на верхушке огромного дуба средь переплетенных ветвей, в то время как Ангел висел, уцепившись за грибы, росшие на дереве головками вниз, над беспредельною бездной.
И вот, мало-помалу, сплошной мрак стал рассеиваться, и мы увидели под собой зияющую бездонную пропасть, в недрах коей полыхало багровое пламя и клубились, словно над пылающим городом, густые облака дыма. Где-то внизу, на огромном расстоянии от нас, повисло черное, но ослепительно яркое солнце, окруженное расходившимися от него во все стороны огненными тропами, по которым, вертясь, словно в танце, ползали гигантские пауки, гонявшиеся за добычей, представлявшей собой убегавших, а скорее уплывавших от них в бесконечную глубь существ преотвратительной формы, порожденных пронизывавшим все вокруг разложением. Воздух был буквально запружен ими, и казалось, что он из них состоит. Существа эти были дьяволы, имя коим – Демоны Воздуха. И тогда я спросил у моего спутника, в чем же заключается уготованный мне на веки вечные жребий, и он мне ответил: «Твой вечный удел – быть меж черными и белыми пауками».
Но в этот момент из пространства меж черными и белыми пауками вспыхнуло пламя и вырвалось облако дыма, ставшего стремительно опускаться вглубь и обволакивать черным саваном бездонные недра, так что они потемнели, словно штормовое море, катящее с оглушительным шумом волны. Теперь под нами ничего видно не было, кроме бушующей черной бури, но когда мы глянули на восток, то увидели между облаками и волнами низвергающиеся с высоты потоки крови с огнем, а на расстоянии в несколько брошенных камней от нас всплыл и тут же вновь погрузился в глубины змеевидный чешуйчатый хвост какого-то гигантского чудовища. А затем, примерно в трех градусах к востоку от этого места, над волнами показался и огненный гребень; он поднимался все выше и выше, подобный гряде золотых островерхих скал, – до тех пор, пока перед нашими взорами не предстали две огненно-красные сферы, заставлявшие отступать перед ними море, взвивавшееся облаками дыма. И мы поняли, что видим голову Левиафана[12]. Его лоб, словно у тигра, был испещрен зелеными и пурпурными полосами, а его пасть и красные жабры, видневшиеся над яростно клокочущей пеной, оставляли за собой в черной пучине кровавые следы, и он приближался к нам со всем неистовством отчаянно мятущейся души.
Мой добрый друг Ангел, поспешно покинув облюбованное им место, вскарабкался по склону к мельнице, и я остался один. В тот же миг ужасное видение исчезло, и я оказался на берегу живописной речки. Сияла луна, и чей-то голос выводил под тихие звуки арфы:
Коль не меняешь своих взглядов,
Воде стоячей ты подобен:
Чудовищных ползучих гадов
Твой разум порождать способен.
Вскоре, однако, я встрепенулся и тотчас же отправился на поиски мельницы. Там я и нашел моего Ангела: увидев меня, он удивленно спросил, как мне удалось спастись от верной гибели.
Я ответил ему: «Все, что мы видели, было всего лишь результатом твоего метафизического суемудрия, ибо стоило тебе покинуть меня, как я тут же оказался на берегу реки, залитой лунным сиянием, и услышал пение в сопровождении арфы. Что ж, теперь, когда мы увидели уготованный мне навеки жребий, не хочешь ли ты, чтобы и я, в свою очередь, показал, какой удел ждет тебя?» Он только усмехнулся, услышав мое предложение, но я, совершенно неожиданно для него, схватил его и, силой увлекши за собой, полетел сквозь ночь в западном направлении. Мы взлетали все выше и выше, а когда поднялись за пределы тени земной, устремились к Солнцу и, долетев до него, погрузились в самые недра светила. Там я облачился во все белое, а затем, захватив с собой томики с сочинениями Сведенборга, покинул тот благодатный край и, пронесясь мимо всех планет Солнечной системы, опустился вместе с Ангелом на Сатурн. Оттуда, передохнув, я ринулся в безбрежную пустоту, разделяющую Сатурн и неподвижные на вид звезды.
«Вот здесь, – сказал я Ангелу, – в этих безграничных пределах (если, конечно, пределы могут быть безграничными), и находится предназначенная тебе судьба». Вскоре мы увидели ту же самую конюшню и ту же самую церковь, а когда оказались внутри, я подвел его к алтарю и открыл лежащую на престоле Библию. И вдруг на месте алтаря перед нами разверзся глубокий провал, куда я тотчас же начал спускаться, пропустив вперед Ангела. Через короткое время мы увидели семь кирпичных домов и, войдя в один из них, оказались среди множества бабуинов и других обезьян, сидевших на цепи, скаливших зубы и то и дело бросавшихся друг на друга. Короткие цепи не давали им дотянуться до соседей, однако время от времени количество обезьян увеличивалось, и тогда сильные хватали слабых и, не переставая склабиться, сначала совокуплялись с ними, а потом пожирали их, отгрызая у них одну конечность за другой, пока от тела не оставалось лишь безжизненное туловище, жалкий обрубок, и тогда, все так же скаля зубы в улыбке, они с деланной нежностью целовали этот обрубок и в конце концов тоже съедали его. Некоторые из обезьян жадно обгладывали свои собственные хвосты, и от всего этого в доме стоял такой невыносимый смрад, что мы поспешили выскочить оттуда и отправились на мельницу. В руке я нес остатки того, что на мельнице было Аристотелевыми «Аналитиками»[13].
«Ты просто морочил мне голову своими фантазиями, – сказал мне Ангел. – Неужели тебе не совестно?»
"Мы оба морочили друг другу голову, – отвечал я, – и говорить об этом с тобой – значит попусту тратить время, ибо все свои доводы ты черпаешь из единственной для тебя авторитетной книги – этих твоих «Аналитик».
