Чжоу Ли-бо - Ураган
Нельзя не пожалеть о том, что Чжоу Ли-бо не имел возможности уделить работе над романом достаточно времени. Над первой книгой он трудился урывками, так как был в то время перегружен работой по проведению земельной реформы. За вторую ему удалось взяться лишь через год, который он провел в армии. Это, естественно, привело к отдельным недостаткам, придало роману некоторую растянутость и рыхлость композиции.
Наряду с законченными и живыми образами в романе встречаются персонажи, которые хотя и отнесены к определенной классовой группе, но лишены индивидуальных черт. Таков, например, помещик Тан Загребала. О нем известно лишь то, что он горестно вздыхает и поклоняется изображению хорька. Почему же в таком случае крестьяне ненавидели его? Помещик Добряк Ду, который хотя и хранил у себя оружие и составлял, подобно Якову Лукичу из «Поднятой целины», списки деревенских активистов, в романе почти не показан как угнетатель и эксплуататор.
Однако все эти недостатки ни в какой степени не могут снизить той идейной ценности и того познавательного значения, которые делают этот роман выдающимся произведением современной литературы великого китайского народа.
Вл. Рудман.Чжоу Ли-бо
УРАГАН
Скоро во всех провинциях Центрального, Северного и Южного Китая поднимутся сотни миллионов крестьян. Их натиск будет стремителен и грозен, как ураган, и никаким силам предотвратить его не удастся.
МАО ЦЗЕ-ДУН.КНИГА ПЕРВАЯ
I
Было раннее июльское утро. Солнце только что всходило, окрашивая стебли кукурузы и гаоляна в золотистый цвет. Роса на листьях соевых бобов и симаньгу сверкала ослепительными серебряными бусами. Над глинобитными лачугами курился сероватый дымок. Готовили утренний завтрак.
Пастух в остроконечной соломенной шляпе, верхом на неоседланном коне, гнал скотину на пастбище.
На шоссе показалась большая телега. Грохот колес и крики возчика привлекли внимание пастуха. Он позабыл о своем стаде и не заметил, как бык, углубившись в посевы, стал обгладывать кукурузу.
— Смотри! Смотри! — закричали люди в телеге. — Жрет кукурузу!
Пастух спрыгнул с коня, подбежал к быку и сильно хлестнул его бичом.
Телега, запряженная четверкой, которую местный пастух встретил в июльское утро 1946 года на шоссе юго-восточнее Харбина, направлялась из уездного города в деревню Юаньмаотунь.
Когда телега миновала мост, возчик с такой силой принялся щелкать кнутом, что, казалось, палили из винтовок. Испугавшиеся лошади понеслись вскачь, обрызгивая грязью придорожную полынь, листья кукурузы, телеграфные столбы. Но вскоре коренная покрылась испариной, зафыркала и стала замедлять бег.
— Что, устала? — ворчал возчик. — Проголодалась, что ли? Просяной соломы не желаешь? На соевый жмых да гаолян поглядываешь, а работать не хочешь! Смотри у меня! Если не отстегаю тебя как следует, не быть мне, старику Суню, лучшим на деревне возчиком.
Но это были одни разговоры, и коренная понимала, что старый Сунь только языком почешет, а зря рукам воли не даст.
Запыхавшиеся лошади перешли на шаг. Телега, покачиваясь, медленно покатилась по шоссе.
Оглянувшись, старый Сунь пересчитал своих пассажиров. Пятнадцать. Сидят, тесно прижавшись друг к другу, одеты по-разному: кто — в военную форму защитного цвета, кто — в черную куртку. Одни вооружены маузерами, другие — винтовками.
«Из какой же это они части Восьмой армии и что их сюда несет? — недоумевал возчик. — А впрочем, мне-то что за дело? Заплатят деньги — все будет в порядке».
Вчера он возил в город дрова и заночевал на постоялом дворе Вана. Здесь старого Суня нашел секретарь уездного управления и подрядил его. «Что ж, плохо ли, хорошо ли — все-таки не порожняком возвращаться», — подумал старик. Кто откажется заработать на бутылку водки?
Вскоре телега остановилась. Возчик спрыгнул. Колеса по самую ось погрузились в грязь. Он выругался, снова сел и что было силы принялся стегать коренную.
Сзади показался четырехконный экипаж на резиновых шинах. Кучер объехал по обочине. Так как лошади мчались во весь дух, а экипаж был легче телеги, он не завяз и, поровнявшись, окатил Суня жидкой грязью.
Узнав старика, кучер нагло усмехнулся и пролетел мимо. Сунь, вытирая рукавом лицо, вполголоса выругался:
— Чтоб тебе! Безглазый чорт!
— Чей экипаж? — спросил один из пассажиров, человек лет тридцати на вид.
Сунь посмотрел на пассажира и вспомнил: «Тот самый, что приходил вчера на постоялый двор вместе с секретарем уездного управления».
— У кого же быть еще такому экипажу? — пробурчал старик. — Взгляни на рыжего коня! Такой гладкий, что вся шерсть лоснится. Бежит — земли копытом не заденет…
— Чей же в конце концов? — продолжал допытываться пассажир.
Это был начальник бригады по проведению земельной реформы Сяо Сян.
Настойчивые расспросы испугали старика, и он замолчал.
Начальник бригады, видя, что возчик не расположен отвечать, попросил его ехать быстрее. Пассажиры соскочили с телеги и стали ее подталкивать. Старый Сунь принялся стегать коренную, и наконец общими усилиями телегу вытащили на сухое место. Передохнув, они снова тронулись в путь.
— Старина Сунь, чего ты все время стегаешь коренную? — снова спросил Сяо Сян.
— Сама виновата. Она сильнее всех, — рассмеялся возчик.
Сяо Сян удивился:
— Выходит, раз сильнее, нужно бить больнее?
— Товарищ, как ты не понимаешь? Если застряли в грязи, стегай самую сильную лошадь, а то никогда не сдвинешься с места. Слабенькую лошаденку хоть убей — ничего не получится. Каждый свое дело знает. Можешь мне поверить, товарищ: у нас в деревне четыреста дворов, и среди возчиков я если не на первом месте, так на втором обязательно.
— Сколько же лет ты работаешь? — поинтересовался Сяо Сян.
— Скоро тридцать восемь будет. И все на чужих людей…
Старик прищурил левый глаз и поглядел на дорогу. Грязи спереди не было. Он успокоился и стал рассказывать, как на восьмом году царствования императора Кандэ[5] решил бросить извоз и заняться сельским хозяйством. Поднял пять шанов целины, засеял, а осенью снял пятьдесят с лишним даней кукурузы. Едва-едва в двух амбарах уместилось. Старик думал: вот и мой дом посетил наконец бог богатства. Но кто мог предвидеть, что он заболеет тифом, и все пятьдесят даней за одну зиму целиком пойдут на лечение, налоги и всякие поборы. А весной, в довершение всего, землю забрали японские колонисты. Пришлось снова заняться извозом.
— Богатство зависит от судьбы, товарищ начальник, — рассуждал возчик. — Если пятьдесят с лишним даней утекли, как вода, то скажи: разве это не судьба? Плохо мне тогда пришлось! А тут еще в деревню Юаньмаотунь нагрянули бандиты: все разграбили дочиста. Сидим мы на кане, а в котле и варить нечего. Вот тут и подоспел к нам третий батальон триста пятьдесят девятой бригады Восьмой армии. Бандитов прогнали, открыли помещичьи амбары и роздали народу кукурузу и чумизу. Моя семья тоже получила один дань. Есть пословица: «Когда телега подкатит к горе — дорога найдется», а есть и другая: «Бог не даст помереть с голоду и слепому воробью». Сейчас, товарищ начальник, мы хоть и не очень сытые, да и голодными нас не назовешь. Чего еще надо? Эй, ты, куда тебя понесло! — крикнул он на коренную.
Сяо Сян спросил:
— Сколько у тебя сыновей?
Сунь улыбнулся:
— Какие могут быть сыновья у бедного возчика?
— Почему же?
Старик махнул кнутом:
— Разве небо пошлет мне сына, если я все время бью да мучаю лошадей?
Самый молодой из пассажиров, Сяо Ван, вмешался в разговор:
— А сколько лет твоей жене?
— Пятьдесят девять.
— Тогда еще успеет родить. Недаром говорят: «Восемьдесят восемь лет, а конца приплоду нет!» — пошутил Сяо Ван.
Все расхохотались. Засмеялся и сам возчик.
Чтобы показать свое искусство, возчик так погнал лошадей, что они понесли. Лошади слушались старика во всем, и Сунь правил ими с той же легкостью, с какой лодочник на Сунгари правит своею лодкой.
Вскоре он указал рукой на кирпичные дома:
— Вон смотри! Это был поселок японских колонистов. Пятнадцатого августа[6] японцы бежали. Все наши кинулись подбирать их пожитки. Моя старуха ко мне: «Ты почему не идешь?» А я говорю: «Мне судьбой не положено. Подберем — все одно растеряем. Недобрый приход, недобрый и расход будет». Соседи мои натаскали себе всего. Кто приволок целые тюки материи, кто даже и винтовки прихватил. Тут старуха ругать меня начала: «Ты, говорит, голодранец! Так тебе и надо. И пусть нищета все кости твои переломает! Всю жизнь я с тобой мучаюсь. Люди подбирают, а тебе хоть бы что! «Судьбой не положено!» А я ей отвечаю: «Поживем — увидим». Не прошло и полмесяца, как Хань Лао-лю организовал отряд и давай отбирать все, чем люди от японцев поживились. Лошадей, винтовки, патроны, одежу, материю и домашнюю утварь — все позабирал, даже сита никому не оставил. «Мне, говорит, брошенные японцами вещи охранять поручено». А кто не отдавал, того вязали, приводили на большой двор к Хань Лао-лю и так секли, что кожа клочьями летела. Тут я своей старухе и говорю: «Кто был прав?» Молчит. Бабы все такие: дальше своего носа ничего не видят.
