Агата Кристи - Пропавшая весной
В эту минуту официант принес кофе, прервав малопривлекательный каталог сердечных увлечений Бланш, выслушивая который Джоанна испытывала непреодолимое отвращение. Очевидно, чувства Джоанны отразились у нее на лице.
— Прости, Джоанна, я тебя шокирую, — усмехнулась Бланш. — Ты, я вижу, как была, так и осталась вся зашнурованная.
— Отчего же, — вежливо улыбнулась Джоанна. — Мне кажется, я всегда была готова смотреть на вещи непредвзятым взглядом. Мне просто… — Она замялась с неловкостью и смущением. — Мне просто очень жаль.
— Кого жаль? Меня?
Бланш, пораженная этой мыслью, посмотрела на собеседницу.
— Очень любезно с твоей стороны, дорогая. Но можешь оставить свои сожаления при себе. Да, я вдоволь позабавилась на своем веку!
Джоанна искоса взглянула на подругу детства. «Да она хоть представляет себе, как жалко выглядит, бедная моя Бланш? — горестно подумала Джоанна. — Эти безнадежно убитые хной волосы, это грязное попугайское платье, это изможденное, осунувшееся лицо… Да она хоть понимает, что она выглядит старухой, крашеной старухой, похожей на пьяного клоуна из дешевого балагана?»
Бланш, очевидно, поняв чувства бывшей подруги, посуровела лицом.
— Да, ты, конечно, права, Джоанна, — хмуро проговорила она. — Конечно! Ты добилась успеха в жизни. А я… А я превратилась в развалину. Я опустилась так низко, что… А ты наоборот… Нет, ты осталась тем, кем была — прилежной девочкой из «Святой Анны», добропорядочно вышедшей замуж и ставшей примером добропорядочности для всей школы!
Пытаясь вернуть разговор на почву, где и она, и Бланш могли говорить на равных, Джоанна сказала:
— А это были неплохие времена, когда мы учились в школе, согласись, Бланш!
— Для кого как, — скривила рот Бланш. — Иногда мне там бывало чертовски скучно. Все там было такое добропорядочное, такое самодовольное, что я только и мечтала, как бы поскорее вырваться на волю и посмотреть на мир собственными глазами. — Тут ее губы изогнулись в саркастической усмешке. — Да, я увидела, каков мир на самом деле. Мне такого довелось насмотреться!
И тут впервые Джоанну заинтересовала причина, по которой Бланш сказалась в этой придорожной гостинице.
— Ты возвращаешься в Англию? — спросила Джоанна. — Ты едешь с караваном завтра утром?
В душе у нее заныло, когда она, задав вопрос, ожидала ответа. В самом деле, ей вовсе не улыбалась перспектива иметь Бланш в качестве попутчицы. Случайно встретиться, выпить вместе кофе, поговорить — это еще куда ни шло. Но играть роль нежной подруги этой малосимпатичной старухи, в которую превратилась Бланш, по пути через всю Европу до самой Англии — нет уж, увольте!
Да и сколько можно было вспоминать старые добрые времена?
Бланш усмехнулась, очевидно, догадавшись о ее мыслях.
— Нет, я направляюсь в другую сторону. Я еду в Багдад к мужу.
— У тебя есть муж?
Джоанна искренне удивилась тому, что у такой истасканной женщины, в которую превратилась Бланш, после всех жизненных передряг и мытарств еще оставалась такая роскошь — настоящий живой муж!
— Да. Он инженер, служит на железной дороге. Его зовут Донован.
— Донован? — Джоанна покачала головой. — Не думаю, чтобы мне приходилось встречать человека с такой фамилией.
Бланш улыбнулась.
— Разумеется нет, дорогая. Он совсем не из твоего круга. Он пьет как сапожник! Но у него душа ребенка. Ты, наверное, удивишься, но я для него — целый мир!
— Наверное, так и должно быть, — осторожно заметила Джоанна.
— Ах ты институтка! — захохотала Бланш. — Ты всегда играешь роль! Думаешь, я не понимаю, что тебе пришло в голову? Да ты еще скажи спасибо, что нам с тобой не по пути! А не то бы за пять дней дороги в моей компании вся твоя христианская добропорядочность и строгое воспитание полетели бы псу под хвост! Не беспокойся, тебе не придется откладывать отъезд. Что ты так смотришь на меня? Думаешь, я не представляю, во что я превратилась? В голове сумбур, а тело… Ладно, не будем о моих потасканных телесах. Скажу лишь тебе, что бывает и хуже.
Но Джоанна в душе сильно сомневалась в бодрых словах своей бывшей подруги. То, что стало с Бланш, казалось ей настоящей трагедией.
— Ты, конечно же, надеешься на благополучное путешествие, не так ли? — продолжала Бланш язвительным тоном. — Позволь тебя в этом разуверить. Посмотри в окно. Видишь? Уже начинает моросить дождь. Утром он будет лить как из ведра. А если караван все-таки отправится, то вы завязнете где-нибудь в грязи посредине пустыни, за десятки миль от живого угла! Можешь мне верить, уж я-то знаю эти места.
— Я все-таки надеюсь на лучшее, — с натянутой улыбкой возразила Джоанна. — Иначе мой билет на поезд попросту пропадет.
— Да-да, голубушка, имей в виду, путешествия в пустыне редко проходят точно по графику. Если вы успеете до ливней перебраться через высохшие русла, то считайте, что вам крупно повезло, потому что остальной путь будет гораздо легче. Обычно водители берут с собой достаточно провизии и питьевой воды, потому что всегда есть риск застрять где-нибудь в грязи, на половине дороги, и тогда уж точно ничего не останется делать, как только ждать погоды да размышлять о жизни.
Джоанна улыбнулась.
— А знаешь, это было бы неплохо! Обычно у меня не бывает свободной минутки, чтобы просто так посидеть и, ничего не делая, подумать о чем-нибудь. Я давно уже мечтаю уехать куда-то в деревню и целую неделю пожить, ничем не занимаясь, лишь размышляя о жизни.
— Можно подумать, у тебя и так, безо всякой деревни, не бывает такой возможности! — фыркнула Бланш.
— Что ты, дорогая! — с убеждением воскликнула Джоанна. — Я действительно очень занятая женщина. Представь себе, я работаю секретарем в Национальной ассоциации садоводов, я состою членом комитета, курирующего нашу районную больницу. А еще институт! Кроме того, я активно участвую в политической жизни. Ко всему прочему, на мне лежит все домашнее хозяйство. И потом, мы с Родни часто бываем в гостях или сами принимаем у себя дома друзей и знакомых. Я всегда считала, что для адвоката просто необходимо чаще встречаться с людьми и быть в курсе общественного мнения. Знаешь, Бланш, у меня в самом деле нет ни капли свободного времени, разве что минут пятнадцать перед обедом. Даже почитать книгу, и то некогда.
— По тебе не скажешь, что ты перерабатываешь, — проговорила Бланш, пристально вглядываясь в лицо бывшей подруги.
— Уж лучше, мне кажется, работать на износ, чем дряхлеть в бездействии! — бодро сказала Джоанна. — У меня всегда было отличное здоровье. Как я благодарна природе за это! Но все равно было бы просто чудесно получить в свое распоряжение денек-другой, чтобы ничего не делать, лишь только сидеть и думать.
— И о чем же ты собираешься думать? — саркастически усмехаясь, спросила Бланш.
Джоанна разразилась звонким счастливым смехом.
— Ну что ты! — воскликнула она. — У каждого человека столько всего, о чем надо обязательно подумать! Разве не так?
Бланш ухмыльнулась.
— Если и есть о чем подумать, так это, наверное, о своих грехах!
— Разумеется, и об этом тоже, — вежливо, но без воодушевления улыбнулась Джоанна.
Бланш пристально взглянула на собеседницу.
— Однако, я думаю, это занятие быстро надоедает! — Она нахмурилась и вдруг добавила грубоватым тоном: — Что касается тебя, то от своих немногочисленных грехов, если только они у тебя есть вообще, ты можешь смело переходить к обдумыванию своих благочестивых и добрых поступков. Да будет благословенна твоя жизнь! А я… Гм… Я не знаю. Наверное, все-таки это очень скучно. Интересно… — Бланш помедлила, словно не решаясь высказать слова, что вертелись у нее на языке. — Интересно, если тебе на протяжении многих дней будет не о чем больше думать, как только о себе, то к каким выводам ты придешь относительно своей персоны?
Джоанна с недоумением посмотрела на собеседницу, в глазах у нее появилось легкое замешательство.
— А что еще можно решить о себе, если все знаешь заранее? — простодушно спросила она.
— Мне кажется; можно, — задумчиво проговорила Бланш и вздрогнула. — Но я даже не хочу и пытаться.
— Да, конечно, — тактично кивнула Джоанна, — некоторые люди от рождения обладают склонностью к созерцательной жизни. Лично у меня в голове не укладывается, как это можно жить ничего не делая, лишь размышляя. Я согласна, длительные размышления неизбежно приводят к мистике, а мистическую точку зрения весьма трудно оценить объективно. Боюсь, что у меня нет того религиозного воодушевления, которое помогает человеку долго держать внимание на одном и том же предмете. Мне всегда казалось, что для этого надо быть немножечко ненормальным, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Все гораздо проще, моя дорогая, — вздохнула Бланш. — Надо просто взять за правило читать каждый день хотя бы самую короткую молитву, которую еще помнишь.
