Виктор Гюго - Ган Исландец
Эта церковь — одинъ изъ лучшихъ образцовъ готической архитектуры, насколько можно судить по книгѣ Шонинга, котораго съ такимъ ученымъ видомъ цитировалъ Спіагудри и который описалъ соборъ, прежде чѣмъ частые пожары успѣли обезобразить его, — церковь эта имѣла на своемъ главномъ шпицѣ епископальный крестъ — отличительный знакъ собора, принадлежавшего лютеранской епископіи Дронтгейма. Въ синеватой дали за городомъ рисовались бѣлоснѣжныя, льдистыя вершины Кольскихъ горъ, похожія на остроконечный бордюръ античной короны.
Посреди гавани, на разстояніи пушечнаго выстрѣла отъ берега одиноко высилась на грудѣ скалъ, омываемыхъ морскими волнами, крѣпость Мункгольмъ, мрачная тюрьма, заключавшая тогда въ своихъ стѣнахъ узника, знаменитаго блескомъ своего продолжительнаго могущества и своимъ быстрымъ паденіемъ.
Шумахеръ, вышедшій изъ низкаго сословія, былъ осыпанъ милостями своего монарха, затѣмъ съ кресла великаго канцлера Даніи и Норвегіи попалъ на скамью измѣнниковъ, былъ возведенъ на эшафотъ и изъ милости брошенъ въ уединенную темницу, вдали отъ обоихъ королевствъ. Тѣ люди, которыхъ онъ самъ вывелъ изъ ничтожества, теперь низвергли его, не давъ даже права жаловаться на неблагодарность. Могъ ли онъ жаловаться, видя какъ ломаются подъ его ногами тѣ ступени, которыя онъ самъ воздвигалъ для своего возвышенія?
Основатель дворянскаго сословія Даніи видѣлъ изъ глубины своей темницы, какъ вельможи, созданные имъ, дѣлили промежъ себя его собственныя почести. Графъ Алефельдъ, его смертельный врагъ, наслѣдовалъ его канцлерское достоинство; генералу Аренсдорфу, какъ великому маршалу, достались воинскія почести; епископъ Споллисонъ сдѣлался попечителемъ университета. Единственный изъ его враговъ, который не былъ ему обязанъ своимъ возвышеніемъ, — это графъ Ульрикъ Фредерикъ Гульденлью, вице-король Норвегіи, побочный сынъ короля Фредерика III. Онъ былъ великодушнѣе всѣхъ.
Къ этой-то мрачной Мункгольмской скалѣ медленно приближалась лодка молодаго человѣка съ чернымъ перомъ.
Солнце быстро опускалось къ горизонту за массу крѣпости, которая прерывала его лучи, падавшіе столь отлого, что крестьянинъ на отдаленныхъ восточныхъ холмахъ Ларсиниа могъ слѣдить за двигавшейся передъ нимъ по верестняку не ясной тѣнью часоваго, расхаживавшаго на самой высокой башнѣ Мункгольма.
III
Эндрю, распорядись, чтобы черезъ полчаса подали сигналъ къ тушенію огня. Серсиллъ смѣнитъ Дукнесса у главной подъемной рѣшетки, а Мальдивій пусть станетъ на платформѣ большой башни. Необходимъ строжайшій надзоръ со стороны башни Шлезвигскаго Льва. Не забудьте также въ семь часовъ выстрѣлить изъ пушки, чтобы подняли цѣпь въ гавани… нѣтъ, нѣтъ, я забылъ, что ждутъ капитана Диспольсена. Напротивъ, надо зажечь маякъ и посмотрѣть, горитъ ли Вальдерлонгскій; объ этомъ уже послано туда приказаніе, — а главное, чтобы была готова закуска для капитана. Ну теперь все, ахъ нѣтъ, чуть не забылъ посадить на два дня подъ арестъ втораго стрѣлка Торикъ Бельфаста, который пропадалъ гдѣ-то цѣлый день.
Эти приказанія отдавалъ сержантъ подъ черными, закоптѣлыми сводами Мункгольмской гауптвахты, находившейся въ низкой башнѣ, высившейся надъ главными воротами крѣпости.
Солдаты, къ которымъ онъ обращался, бросали игру или поднимались съ коекъ, спѣша исполнить приказанія, и на гауптвахтѣ водворилась тишина.
Черезъ минуту мѣрный плескъ веселъ послышался со стороны залива.
— Ну, должно быть это капитанъ Диспольсенъ, — пробормоталъ сержантъ, открывая маленькое рѣшетчатое окошко, выходившее на заливъ.
Лодка дѣствительно причалила къ желѣзнымъ воротамъ крѣпости.
— Кто тамъ? — окликнулъ сержантъ хриплымъ голосомъ.
— Отвори! — былъ отвѣтъ: — Миръ и безопасность.
— Входъ воспрещенъ: есть ли у васъ пропускъ?
— Есть.
— А вотъ посмотримъ. Если же вы налгали, клянусь всѣми святыми, я заставлю васъ отвѣдать воды залива.
Затѣмъ отвернувшись и закрывъ окошко, онъ прибавилъ:
— Однако это не капитанъ!
Свѣтъ блеснулъ за желѣзными воротами; ржавые запоры заскрипѣли, засовы были подняты и пріотворивъ калитку, сержантъ принялся разсматривать пергаментъ, предъявленный ему вновь прибывшимъ.
— Проходите, — проговорилъ онъ: — позвольте, впрочемъ, — прибавилъ онъ поспѣшно: — вамъ надо оставить здѣсь брильянтовую пряжку вашей шляпы, такъ какъ въ государственныя тюрьмы нельзя входить съ драгоцѣнными украшеніями. Въ регламентѣ ясно сказано, что только «король и члены королевской фамиліи, вице-король и члены его фамиліи, епископъ и командиры гарнизона исключаются изъ этого правила». Вы навѣрно не обладаете ни однимъ изъ этихъ титуловъ?
Молодой человѣкъ безъ возраженій отстегнулъ пряжку и кинулъ ее вмѣсто платы рыбаку, который доставилъ его къ крѣпости. Лодочникъ, опасаясь, чтобы онъ не раскаялся въ своей щедрости, поспѣшилъ широкимъ пространствомъ моря отдѣлить благодѣяніе отъ благодѣтеля.
Между тѣмъ какъ сержантъ, ворча на неблагоразуміе правительства, злоупотребляющаго правомъ входа въ государственныя тюрьмы, задвигалъ тяжелые засовы и мѣрный стукъ его ботфортъ раздавался на ступеняхъ лѣстницы, ведшей на гауптвахту, молодой человѣкъ, перекинувъ плащъ черезъ плечо, быстрыми шагами прошелъ подъ черными сводами низкой башни, миновалъ длинный плацъ-парадъ и артиллерійскій паркъ, гдѣ находилось нѣсколько старыхъ негодныхъ кулевринъ [3], которыя можно видѣть теперь въ Копенгагенскомъ музеѣ. Предупрежденный окликомъ часоваго, онъ подошѣлъ къ подъемной рѣшеткѣ, которая поднята была для осмотра его пропуска.
Отсюда, въ сопровожденіи солдата, онъ ни минуты не задумываясь и какъ бы хорошо знакомый съ мѣстностью, направился по діагонали одного изъ четырехъ квадратныхъ дворовъ, примыкавшихъ по бокамъ къ главному круглому двору, посреди котораго высилась обширная и круглая скала съ башней подъ названіемъ Замка Шлезвигскаго Льва и гдѣ заключенъ былъ своимъ братомъ Рольфомъ-Карликомъ герцогъ Шлезвигскій, Джоатамъ Левъ.
Мы не станемъ описывать здѣсь Мункгольмской башни, тѣм болѣе, что читатель, заключенный въ государственную тюрьму, пожалуй станетъ опасаться, что оттуда нельзя спастись черезъ садъ. Опасеніе напрасное, такъ какъ замокъ Шлезвигскаго Льва, назначенный для высоко поставленныхъ узниковъ, между прочими удобствами доставлялъ имъ возможность прогуливаться въ довольно обширномъ запущенномъ саду, гдѣ среди скалъ вокругъ высокой тюрьмы и въ оградѣ крѣпостныхъ стѣнъ росли кусты остролиста, нѣсколько старыхъ тиссовъ и черныхъ сосенъ.
Поровнявшись съ подошвой круглой скалы, молодой человѣкъ взошелъ по грубо вырубленнымъ въ ней ступенямъ, которыя вели къ одной изъ башенъ ограды, служившей входомъ въ центральное зданіе. Тутъ онъ громко затрубилъ въ мѣдный рогъ, полученный имъ у часоваго опускной рѣшетки.
— Отворите, отворите! — съ живостью закричалъ голосъ изнутри. — Это навѣрно окаянный капитанъ!..
Дверь отворилась в вновь прибывшій, войдя въ плохо освѣщенную комнату готической архитектуры, примѣтилъ молодого офицера, небрежно развалившагося на грудѣ плащей и оленьихъ шкуръ, близъ одного изъ тѣхъ ночниковъ съ тремя рожками, которые наши предки подвѣшивали къ розеткамъ потолка, но который въ эту минуту стоялъ на полу. Богатство и изысканная роскошь его костюма составляли разительный контрастъ съ голыми стѣнами и топорной мебелью комнаты.
Не выпуская книги изъ рукъ, онъ полуобернулся къ вошедшему.
— Это вы, капитанъ? Добро пожаловать! Безъ сомнѣнія вы не предполагали, что заставляете ждать человѣка, не имѣющаго чести васъ знать, но мы скоро познакомимся поближе, не правда ли? На первыхъ порахъ дозвольте мнѣ выразить вамъ мое искреннее сожалѣніе, что вы вернулись въ этотъ гостепріимный замокъ. За тотъ недолгій промежутокъ времени, который я провелъ здѣсь, я сдѣлался такъ же веселъ, какъ и сова, прибитая вмѣсто пугала къ воротамъ башни. Клянусь дьяволомъ, когда я вернусь въ Копенгагенъ на свадьбу моей сестры, и четыре дамы изъ цѣлой сотни не признаютъ меня! Скажите, пожалуйста, не вышли ли изъ моды банты изъ красныхъ лентъ у подола кафтана? Не переведено ли какихъ нибудь новыхъ романовъ этой француженки, мадмуазель Скюдери? У меня теперь ея Клелія, которою навѣрно еще зачитываются въ Копенгагенѣ. Теперь, когда я томлюсь вдали отъ столькихъ прелестныхъ глазокъ, эта книга мое единственное утѣшеніе… потому что какъ ни хороши глазки нашей узницы, — вы знаете о комъ я говорю — они ничего не говорятъ моему сердцу. Ахъ! ужъ эти порученія родителя!.. Сказать по секрету, капитанъ, мой отецъ — пусть это останется между нами — поручалъ мнѣ… понимаете… приволокнуться за дочерью Шумахера. Но всѣ старанія мои пошли прахомъ: это не женщина, а прекрасная статуя; она плачетъ по цѣлымъ днямъ и не обращаетъ на меня ни малѣйшаго вниманія.
