Халиль Джебран Джебран - СБОРНИК: СТРАННИК. ПРИТЧИ И РЕЧЕНИЯ
Время, в которое жил и творил Джебран, явилось свидетелем острого кризиса господствовавших канонических исповеданий, упадка влиятельности ортодоксальных, традиционных мировых религий. Люди, изверившиеся в официальных религиях современности и отвергавшие их, жаждавшие духовности и не могущие проникнуться научным мировоззрением, отказывались от религиозности в традиционном ее обличий в пользу теософических «научно-религиозных» учений, предлагавших новые формы целостного религиозного постижения мира и нравственной практики.
Религиозная ситуация, сложившаяся к тому времени в Ливане, отличалась необычайной напряженностью. В стране насчитывалось около двух десятков конфессиональных общин, противостоявших одна другой и потому постоянно противоборствовавших.
Для Джебрана, как и для другого видного ливанского писателя-романтика ар-Рейхани, выходцев из традиционных христианских (маронитских) семей, имевших опыт общения с носителями различных религиозных воззрений и болезненно переживавших религиозную рознь на родине, безрелигиозность, так же как и религиозность в традиционном догматическом смысле, были в равной степени неприемлемы.
«Фанатик – это глухой как пень оратор», – однажды метко заметил Джебран. Христианство, впавшее в лицемерие, ложная церковь с показной святостью и благочестием, ее жрецы-лжеспасители, «религия, похороненная в книгах, и суеверие, занявшее ее место», были ненавистны ему. Определяющим в его религиозных воззрениях становится стремление к некой новой, романтической, религии – религии общечеловеческой, размыкающей узконациональные границы, а в понимании ее Джебраном преобладают философско-художественные и пантеистические мотивы.
Джебрана можно называть христианином весьма условно. Перед самой смертью на вопрос, христианин ли он, Джебран ответил отрицательно. Те христианские образы, символы и темы, к которым он обращается в своих произведениях, далеки от ортодоксального истолкования. Даже Иисус в его представлении – бунтующий человек, исполин, ниспровергатель тронов, ищущий воплощения идеала в этом мире. «Он пришел не затем, чтобы сделать боль символом жизни, а чтобы сделать жизнь символом истины и свободы» («Распятый Иисус», сб. «Бури»).
В книге «Иисус сын человеческий» (1928) образ Иисуса получает неканоническое воплощение. Джебран видит в нем не Христа – помазанника, а человека, «борца среди борцов», «поэта среди поэтов». В книге используется особый композиционный прием: автор создает своего рода мозаичный портрет, слагающийся из свидетельств людей, живших в те давние времена, – лиц исторических, как, например, римский правитель Иудеи Понтий Пилат, первосвященники Каиафа и Анна, и вымышленных – никому не ведомый человек из пустыни, иерусалимский сапожник, грек аптекарь. Здесь писатель утверждает высказанную им ранее идею о том, что «Иисус жил революционером, распят бунтарем и умер исполином» («Распятый Иисус»).
Чувствуя насущную потребность перейти от созерцания судеб человека и человечества к проповеди своего понимания существа самых разных философских и религиозных проблем, испытывая постоянную неудовлетворенность настоящим, Джебран пытается строить собственное философское вероучение с намерением дать человеку миросозерцание, сообразное духу и потребностям времени, дать чувство глубокой нравственной перспективы, указующее пути к освобождению от всего обыденно-бренного, от утилитаризма и прозаичности мира, в котором многие ценности утратили свое значение и смысл.
Джебран сосредоточивает свои усилия на выборе образа «нового человека», наделенного «новым сознанием». И в ранние и в зрелые годы основным предметом его внимания как писателя и мыслителя являлся человек и его положение в мире, сущность и назначение, цель и смысл существования, основные стихии духа и страсти его души. Исключительный интерес Джебрана к человековедческой проблематике достигает своего полного выражения в созданном им «профетическом» цикле, главным образом в оставшейся незавершенной трилогии, куда, по замыслу автора, должны были войти «Пророк» (1923). «Сад пророка» (посмертная публикация 1933 года) и «Смерть пророка» – последнюю книгу он не успел написать. В сущности, все наиболее значительные работы Джебрана, примыкающие к этому циклу, можно рассматривать как введение или дополнение к «Пророку», программной его веши, подводящей итог многолетним поискам. Это произведение, принесшее ему мировую известность, выдержало десятки изданий в арабских странах, Европе и Америке и переведено на множество языков мира.
В «Пророке» романтическая тема поэта получает дальнейшее развитие.
Жизнь как шествие, вечно движущееся вперед, и человек – путник, вечный странник – устойчивые образы у Джебрана (один из его последних сборников так и назван – «Странник»). Аль-Мустафа, герой книги, говорит жителям Орфалеса о «шествии жизни, движущемся к бесконечности в величии и гордом смирении». Главная задача человека видится ему в самопостижении, самосовершенствовании, преодолении самого себя, в обретении внутреннего единства и целостности. А это, в свою очередь, подчиняется достижению высшей цели – гармонизации жизни, человека и общества.
Начиная с юношеских работ и кончая последними сочинениями, Джебран развивал тему искусства, столь близкую ему как художнику. Устремленность в бесконечность, одна из ведущих характеристик джебранианского миросозерцания, в полной мере проявляется в его определении искусства: «Искусство есть шаг из природы в Бесконечность», а «произведение искусства – туман, изваянный в образ» («Песок и пена», 1926). Особую роль в постижении реальности и в процессе художественного созидания отводит Джебран творческому воображению. «Поэт... наполняет свой кубок соком более чистым, чем утренняя роса, наполняет его вином воображения, а воображение – вожатый, что возглавляет шествия жизни к Истине и Духу», – пишет он в 1911 г. в предисловии к сборнику стихов Илии Абу Мали. Неистовая страстность – одна из фундаментальных характеристик романтизма, в том числе страстность в познании и самопостижении – в высшей степени свойственна Джебрану как исследователю глубин душевного и духовного мира личности. «Между воображением человека и обретением желанного лежит пространство, которое человек может преодолеть лишь своим страстным стремлением» («Песок и пена»).
Поэтическое наследие Джебрана на арабском языке невелико: поэма «Шествия» – апология «естественного человека» – и четырнадцать стихотворений, вошедших в книгу «Удивительное и чудесное» (1923). Они не представляют единого цикла – возможно даже, что это стихи разных лет.
В своей англоязычной поэзии он выступает в определенном смысле новатором, отказываясь от старомодного метрического стиха и широко пользуясь верлибром с его напряженным ритмом и интонационной свободой.
В лирике Джебрана нередко слышатся характерные для романтической поэзии элегические ноты тоски по невозвратно уходящей молодости, но чаше появляются знакомые уже по его прозе мотивы единства Истины, Мысли и Красоты, вечности Духа и его беспредельной глубины, бунта свободного художника против приземленной враждебной «толпы».
Творчество Джебрана – характерный пример синтеза культур Востока и Запада. Интерес и тяготение к чужим культурам – одно из отличительных свойств его художественной практики. Говоря о западных писателях, мыслителях и деятелях культуры, своих предшественниках и современниках, чьи идеи и духовный опыт оставили в нем заметный след, Джебран, наряду с именами Руссо, Вагнера, Ибсена, Стриндберга, Бергсона, К.Г.Юнга, Родена, Уильяма Джеймса и других, называет Достоевского, Льва Толстого и Леонида Андреева. Можно проследить связь и между романтической прозой раннего Горького и некоторыми философскими притчами Джебрана.
Склонность Джебрана к всеобъемлющему синтезу и универсализму в мышлении и миросозерцании проявилась в способности проникаться идеями различных, самых несхожих и иногда, казалось бы, несовместимых учений. Многочисленные учения, известные в истории западной мысли начиная с античности и кончая современностью, повлиявшие на него, а также древневосточные религиозно-философские системы сочетались в его воззрениях с укорененностью в арабском национальном духовном опыте. И этой укорененности он не утратил до конца дней.
Пытаясь синтезировать различные культурно-философские традиции. Джебран старается подчеркнуть момент их близости, взаимодополнения, родства и параллелизма. В сочинениях Спинозы и Блейка он слышал отзвуки страстей аль-Газали, так же как строки Шекспира. Гёте, Шелли и Браунинга напоминали ему о «Поэме о душе» Ибн Сины, наиболее близкого ему из староарабских мыслителей.
Творчество Джебрана с присущим ему интересом к национальному прошлому, традициям и культуре своего народа вместе с тем отличается новаторскими тенденциями.
