Валентин Рыбин - Разбег
— А разве я тебе говорю не об этом! — Чары-ага выплеснул из пиалы остывший чай и налил новый. — Жизнь — нитка, а я неуклюжий верблюд: потянул и порвал. Такой я. Мне хоть десять «строгачей» давай, но все равно я Куванч-бая по голове не поглажу: рука у меня не для этого. Вообще, я не хочу больше говорить о Куванч-бае. Ваня, помоги мне поступить на текстильную фабрику. Ты же знаешь — моя давняя мечта сделать дочерей и жену ткачихами. Еще в двадцать пятом, когда туркменские девушки в Реутово собирались, я жалел: «Эх, почему мои девчонки маленькие!» А сейчас обе подросли. Мечтают о ткацких станках.
— Ну, что ж, если ты всерьез решил, то пойдем на фабрику, — сказал Иргизов. — Директора я немного знаю. Бывший кавалерист, политработник. Поймет нас, так я думаю.
Выйдя из Дома дехканина, они устремились по пыльной немощеной дороге в сторону аула Кеши, затем свернули на Чарджуйскую. Отсюда, с перекрестка, открылся вид на только что выросшую на окраине города фабрику. Громадный корпус стального цвета, с огромными окнами и высокой башней с часами возвышался над низкими домиками персидских кварталов, над садами и посевами джугары.
Строительство текстилки уже было завершено. В цехах велись отделочные работы. Во дворе достраивались складские помещения и навесы для хлопковых кип. Пока еще не завезли прядильные и ткацкие станки: их ждали со дня на день. Предполагалось осенью станки поставить в цехах, а к новому 1930 году пустить фабрику в производство.
Директора друзья отыскали в строящемся жилом текстильном городке, отделенном от фабрики только что разбитым сквером. Городок текстильщиков был уже обнесен кирпичным забором. Вдоль широкой центральной аллеи стояли новые, под жестью, бараки. С крыш и веранд разносился стук молотков и скрежет пил. Вдоль аллеи молодежь поливала молоденькие тополя. Директор работал вместе с комсомольцами. В белой рубашке, с засученными рукавами, он окапывал саженцы. Увидев Иргизова, положил лопату, отряхнул руки:
— Здравствуйте, Иван Алексеевич. Чем могу служить?
— Да есть разговор. Вот, познакомься: мой друг Чары-ага Пальванов. Не только друг, но и бывший вояка. В двадцать первом он командовал туркменским отрядом. Ты-то, как мне помнится, в ту пору по Восточной Бухаре путешествовал?
— Наш полк стоял в Вахшской долине, под Курган-Тюбе, — сказал директор. — Но, как говорится, отслужился, — теперь иная служба. Посмотрите, какой дворец труда отгрохали! Это же не фабрика, а дворец, ей-богу! А клуб какой! Видели клуб? Я уже не говорю о нашем жилом городке. Скоро приедут ученики из Реутово, Егорьевска, из Твери — поселятся в этих теремах.
— Хватит рабочей силы, чтобы фабрику пустить? — спросил Иргизов.
— Хватит. По аулам наши товарищи ездят, вербуют туркменочек на производство.
— Охотно едут?
— Да всякое бывает, но желающие есть.
— Вот, рекомендую тебе, Демьянов, Чары-агу, с семьей. У него жена и две дочери.
— Да ну?! — оживился директор. — Это интересно. А сколько лет дочерям?
Чары-ага нахохлился, разгладил бороду.
— Большие уже. Одной пятнадцать, второй семнадцать.
— А жилье есть?
— Ай, нет пока. — Чары-ага отмахнулся. — Найдем кибитку. Жилья не будет — свои две юрты привезу, поставлю рядом с бараком.
— Ну, зачем же юрты? — смутился директор. — Тут у нас новый социалистический городок. Юрты ваши ни к чему. — Он задумался. — Значит, вы отрядом командовали?
— Да, товарищ директор. Именно, отрядом.
— А сами у нас не собираетесь поработать? Вы, как командир, могли бы помочь мне в вербовке рабочих на фабрику! Поедете по аулам, уговаривать людей. Как на это смотрите?
Чары-ага не ожидал такого поворота дела: смутился даже. Иргизов понял его по-своему.
— Чары-ага, соглашайся. Только запомни — тут саблей махать не надо. Только уговоры.
— Да, я согласен. — Чары-ага подал руку директору в знак согласия.
— Проедете от Ашхабада до Бахардена, а потом видно будет. Пока будете заниматься вербовкой, я подберу вам должность.
Чары-ага еще раз сердечно встряхнул директору руку:
— Спасибо, дорогой. Большое тебе спасибо.
— А что касается жилья, — рассудил директор, — я думаю так. Вон, видите, второй барак строится? Включайтесь в бригаду. К осени получите квартиру, и семью перевезете. Пойдемте, представлю вас десятнику.
Вместе осмотрели строящийся барак. Стены его уже были возведены до крыши. Вверху несколько плотников прилаживали стропила. Чары-ага поднялся по лестнице, по-хозяйски потрогал кирпичи, поздоровался с работягами, крикнул сверху:
— Ну, что, Ваня. Наверно, я останусь здесь. Скажи, где тебя разыскать вечером?
— Да дома, где же еще. Знаешь Артиллерийскую? Возле площади Карла Маркса. Дом прямо на углу. Спросишь — подскажут. Обязательно приходи. Мы тебя ждать будем. Познакомлю тебя с женой. — Иргизов посмотрел на часы. — Я ведь к тебе на полчаса отлучился. Извини, Чары, спешу на службу — дела есть, — Иргизов подал руку директору.
Чары-ага остался в городке.
Увлекшись работой, он не заметил, как свечерело: солнце опустилось за хребты Копетдага. Строители, один за другим, начали складывать инструмент. Потянулись домой. Но не все. Некоторые здесь же, на недостроенных верандах, садились за ужин. Во дворах задымились печи, запахло съестным. Чары-ага умылся под водопроводом и хотел было уходить, чтобы завтра утром снова вернуться сюда, но рабочие его остановили.
— Дост, садись, поужинаем вместе, — пригласил один туркмен в тельпеке. — Куда спешишь? Топором ты работал ловко, да и кирпичи укладывал не хуже остальных. Хотелось бы посмотреть, как будешь орудовать ложкой. Шурпа сегодня у нас. Жена приготовила. Чуешь, как пахнет бараниной?
— Откуда ты сам? — спросил Чары-ага. — Кажется, Непесом тебя зовут?
— Да, дорогой, я — Непес, из Бахардена. Вот приехали со старухой помочь сыну. Садись на ящик, чего стоишь. Сын у нас в Твери учится. Скоро вернется — помощником мастера ткацкого дела будет. А мы ему дом строим.
Вскоре вокруг Непеса сидело человек восемь — все туркмены. Все из аулов. Один из них, молодой парень, Клыч, — недавно вернулся из Москвы: ездил к жене, — начал рассказывать о том, как живут и учатся посланцы Туркмении в Реутово. Непес, слушая его, спросил:
— Слышали мы, что дом там какой-то построили. Вроде бы сам Атабаев строил.
— Да, друзья, это прекрасный дом, — подтвердил Клыч. — Атабаев, конечно, его не строил — неудобно ему было с кирпичами возиться. Но чтобы дом построить, он в Реутово не раз приезжал. Говорят, у Калинина в гостях бывал, со Сталиным разговаривал. Все вместе они думали — каким должен быть туркменский дом. Люди говорят: вроде бы, товарищ Калинин посоветовал построить дом в виде кибитки. Огромный каменный дом, круглый, как кибитка, и со всех сторон в этот дом прорубить двери. Калинин же в двадцать пятом у нас в Туркмении был, заходил в войлочные, кибитки туркмен — понравились они ему.
— Значит, товарищ Атабаев текстильными делами тоже интересуется? — насторожился Чары-ага.
— А как же, дорогой! — весело отозвался Непес. — Три дня назад заходил сюда, смотрел, как мы строим бараки. На фабрике в цехах был. Сказал — со дня на день ждем оборудование. Пообещал зайти еще.
Чары-ага примолк, подумал с опаской: «Придет еще раз — увидит меня, сразу узнает. Скажет: как ты сюда попал, да еще с выговором? Может, бороду сбрить — тогда не узнает? Все тут почему-то бритые, с голыми подбородками». Приуныл Чары-ага, стал думать о том, как все у него хорошо началось, и как все плохо может кончиться. Тут жена Непеса принесла шурпу в огромной чаше. Гости взялись за ложки: беседа пошла еще живее. Насытившись, Чары-ага достал из кармана большие круглые часы с медной цепочкой, поднес их к лампе.
— Да, Непес-джан, засиделся я, — сказал виновато. — Одиннадцатый час уже. Надо идти. В Доме колхозника я живу.
— Э, дорогой, куда идти в такой поздний час? — остановил его Непес — Не успели познакомиться, только разговор начали, а ты уже собираешься уходить. Сиди — сейчас еще чаю попьем. И вообще, какой разговор! Оставайся здесь ночевать. Сколько бараков — и все пока пустые. Места много, постель найдется. Да и вставать, опять же, рано. В шесть утра начнем работу. Чары-ага вспомнил об Иргизове, о его приглашении, подумал: «Ничего… Не обидится». И остался ночевать у Непеса.
Наутро Иргизов приехал к текстильщикам на коне. Процокал по аллее городка, собак поднял на ноги, строителей отвлек от работы.
— Чары-ага, что случилось? Как тебя понимать? Мы ждали тебя весь вечер — не дождались.
— Ваня, дел было много, — извинился Чары-ага. — Ты езжай на службу, за меня не беспокойся. Долго я тут, наверно, не задержусь. Может быть; даже придется возвращаться к семье, в Карабек. Оказывается, сюда все время заглядывает Кайгысыз. Увидит меня здесь — вряд ли потерпит, чтобы человек с выговором на текстильной фабрике работал.
