Ион Арамэ - Рассвет над волнами (сборник)
— Я всего второй раз выхожу в море. Поэтому мою жену надо еще тренировать. Со временем она привыкнет, а пока ей не очень легко.
— Думаю, ее можно понять, — кивнул Якоб. — Нелегко оставаться одной в четырех стенах, когда все хозяйство на ней… Говоришь, надо тренировать? Как сказать! Моя жена привыкала долго и трудно. Как-то раз возвращаюсь из похода домой и вижу, в квартире темно. Сначала подумал: дома никого нет. А оказалось, она сидела в темноте, потому что перегорели пробки. Спрашиваю ее: «Ты почему ее вызвала электрика?» А она мне в ответ: «В квартире я одна, и мне не очень хотелось, чтобы приходил чужой человек…» Я научил ее менять пробки. Потом сын пошел в школу и появились новые проблемы. Родительские собрания в школе назначались именно тогда, когда я уходил в море. Даже на торжественном вечере по случаю окончания учебного года, на котором сына премировали за чтение стихов и родители фотографировали своих детей, я не смог присутствовать. Я уже не говорю о том, что в течение года не имел возможности помочь сыну выучить таблицу умножения, научить его ездить на велосипеде. Когда всем этим заниматься? В перерывах между выходами в море? Жена моряка должна быть верной и терпеливой, должна уметь многое делать сама. Есть девушки романтического склада, которые без ума от флотской формы, но после замужества пасуют перед первыми же трудностями…
— Этого я не боюсь, — тихо заметил Нуку. — Три года уже как женат. Говорят, если семья не развалилась в первые три года, то потом устоит.
— Я это просто так сказал. У тебя этой проблемы не должно быть. Сколько раз ты просился на корабль? Следовательно, успел все уладить на семейном фронте. Жена наверняка знала, к чему ты стремишься.
— Да, она всегда меня понимала и не возражала, когда я получил назначение на корабль.
— И все же это не причина возвращаться домой невыспавшимся и небритым.
— Намек понял, — улыбнулся Нуку. — Иду спать, товарищ командир.
— Иди поспи часика три.
Нуку козырнул и спустился вниз по трапу. На секунду он задержался во внутреннем коридоре, чтобы глаза могли привыкнуть к свету, затем вошел в свою каюту. Включил светильник в изголовье и лег. Заснул он раньше, чем успел о чем-либо подумать.
…Разбудил его ритмичный, похожий на пыхтенье, шум главного двигателя. Нуку вскочил как ужаленный, но, уяснив, что обороты нарастают — значит, корабль только что снялся с якоря, вздохнул с облегчением. Вспомнив совет командира, он тщательно побрился. По правде говоря, ему вначале хотелось возвратиться из плавания если не морским волком, то хотя бы бывалым мореходом. Но совет Якоба несколько поколебал его первоначальные намерения. Нуку достал белую накрахмаленную, наглаженную рубашку с воротником на стойке, которая больше подходила к праздничному торжеству. Но разве возвращение домой не праздник?
* * *Повернув за угол и выйдя на Якорную улицу, Нуку увидел выкрашенную в темно-зеленый цвет повозку с колесами, одетыми в автомобильные шины. На ней гордо восседал толстый и небритый возница, тот самый, который три года назад перевозил вещи Амалии на теперешнюю квартиру. Нуку невольно представил, как все это было. Он тогда решил бесповоротно перевезти Амалию к себе. Спешно остановил на улице эту повозку и, несмотря на сопротивление хозяина, уговорил его перевезти вещи. Когда повозка остановилась у отеля «Али-Баба», он забежал за Амалией, которая в это время собиралась развешивать стираное белье.
— Бросай все и собирайся.
— Куда?
— Домой, — сказал он с какой-то особой интонацией. — Я помогу тебе уложить вещи. Раздумывать некогда: на улице ждет транспортное средство. Счетчик включен, за простой придется платить, — засмеялся Нуку, показывая пальцем на коня, пощипывающего припорошенную пылью траву на обочине.
Амалия выглядела растерянной, по нескольку раз переставляла вещи с места на место. Нуку, не давая ей опомниться, торопил, шумел, помогал, одновременно разглядывая вещи. Вот вуаль, вот шляпа, которую она никогда не надевала, вот кукла, чайник, черное пальто, пропахшее нафталином, жакеты, платья, сапожки «аля мушкетер», пояса, платки, книги, флакончики с духами и лосьонами, будильник, альбом с фотографиями, который не закрывался, мольберт, коробки с красками, плед, кастрюльки, бигуди, открытки. Когда все это было разложено по чемоданам, сумкам, целлофановым мешкам, Нуку схватился за голову:
— Я за тобой должен был приехать не с этой несчастной повозкой, а с караваном верблюдов.
Амалии даже некогда было причесаться, и она повязала голову белой, в красных розах косынкой. Когда она шла к повозке с сумкой и целлофановым мешком, в который упаковала горшочки с цветами, а затем, приподнявшись на носках, подавала их вознице, было что-то очень трогательное в ее фигуре. Черную, раздувшуюся сумку она никому не доверила — туда она сложила, наспех завернув в бумагу, чайный сервиз.
— Я понесу ее сама, тем более что здесь недалеко… Иначе от сервиза останутся одни черепки.
Они шли рядом, едва поспевая за повозкой.
— Ты похожа на марафонца, — пошутил Нуку.
— А ты передвигаешься вразвалку, как пьяный докер, — не осталась она в долгу.
Вот здесь, на этом углу, она останавливалась, чтобы перевести дух. Свитер в обтяжку подчеркивал, как тяжело вздымалась ее грудь. Амалия устало приблизилась к Нуку и прижалась к нему, как ребенок. Его охватило тогда волнующее, дурманящее голову, неповторимое чувство — они были вместе, начиналась новая страница их жизни. Судя по тому, как Амалия, глубоко дыша, прижалась к нему и оперлась о его плечо, она испытывала также же чувства… Три года прошло с тех пор. Три года безмятежной жизни, в течение которых они вили свое гнездышко. Практически с того момента начался отсчет их совместной жизни. Потом он отобрал у Амалии сумку с сервизом и направился к зданию под номером 35 — их дому…
Очнувшись от воспоминаний, Нуку непроизвольно, как обычно на этом участке пути, прибавил шаг. Подойдя к дому, озабоченно посмотрел на часы. Успеть бы застать ее, пока она не ушла в школу. Как хорошо, когда знаешь, что тебя ждут после стольких дней плавания! Он нетерпеливо открыл дверь, и Амалия с радостным криком бросилась ему на шею:
— Нуку, наконец-то вернулся!
Каким сладким показался ему ее поцелуй после разлуки! Дверь на площадку он закрыть за собой не успел, и проходившая мимо соседка сказала им: «Доброе утро». Они, смеясь, отпрянули друг от друга, покраснев, ответили на приветствие и закрыли дверь.
— Я собиралась пойти на рынок, — объяснила Амалия. — Сегодня у меня уроки начинаются позже… Но все не решалась переступить порог: как будто чувствовала, что кто-то должен прийти. Как хорошо, что ты вернулся!
Нуку отставил в сторону чемодан и снова обнял ее. На этот раз она легко высвободилась из его объятий и, отступив на полшага, сказала:
— Для моряка, вернувшегося из плавания, ты выглядишь довольно прилично. Трудно было?
— Нет, но я очень тосковал по тебе.
— Значит, есть кое-что и хорошее в твоих выходах в море, — засмеялась она. — Они меняют тебя. Выпьешь чаю?
— Успею. Расскажи лучше, как ты здесь жила в мое отсутствие?
— Плохо. Без тебя плохо… — Она подошла, расстегнула ему китель и, приподнявшись на носках, нежно поцеловала в щеку: — Не люблю одиночества.
— И я не люблю… — Он хотел обнять ее за талию, но Амалия увернулась и убежала на кухню.
— Слышишь, — донесся оттуда ее голос, — у нас испортился кран горячей воды. Пришлось перекрыть нижний вентиль.
— А почему ты не вызвала мастера?
— Не хотелось видеть чужого человека в доме… А для тебя повозиться с краном и проявить свое умение одно удовольствие.
Он прошел в спальню, снял рубашку, бросив беглый взгляд на манжеты.
— Стирать не надо? — спросила она, появляясь в дверях.
— Я только утром надел ее. Ты думаешь, я на корабле хожу в нарядной рубашке?
— Ты сегодня пойдешь в порт?
— Нет, на сегодня достаточно. Экипаж свободен до завтрашнего утра. Если подсчитать, сколько времени мне удалось поспать в плавании, то едва ли наберется ночь, так что имею полное право расслабиться. Прогуляемся в Констанцу — это почти рядом.
— Мне бы тоже хотелось, но у меня уроки. Поезжай один.
— Ехать одному нет смысла. Кто меня будет ругать за то, что трачу деньги на пустяки? Кто будет останавливать у витрин с дамским бельем? — Он попытался обнять ее, но Амалия опять ускользнула на кухню:
— Пока я здесь с тобой болтаю, чайник уже закипел и залил плиту. Если хочешь поговорить со мной, иди сюда.
Пуку покорно пошел вслед за ней.
— Который час? — спросила она.
— Без четверти.
— Есть еще немного времени. Скорей бы наступили каникулы! Три недели осталось…
Он достал из кухонного шкафчика сахарницу, поставил ее на стол. Открыл дверцу холодильника. Все это он делал, чтоб скрыть охватившую его вдруг тревогу. Амалия неуловимо изменилась. В прошлый раз, когда он возвратился из плавания, она так не суетилась, но сделала все, чтобы побыть с ним.
