Френсис Фицджеральд - Последний магнат
— Мы здесь напрямую не замешаны, — улыбнулся Бриммер. — На режиссеров не очень-то повлияешь.
— Режиссеры всегда были мои друзья, — гордо сообщил Стар. Так, наверное, Эдуард Седьмой хвастался тем, что вращается в лучшем европейском обществе. — Хотя кое-кто меня и возненавидел. С появлением звука я стал брать режиссеров из театров — всем пришлось из кожи вон лезть и заново учиться, мне этого так и не простили. Тогда же мы привезли сюда целую орду сценаристов; я их считал славными парнями, пока они не сделались поголовно красными.
Вошел Гэри Купер и сел в углу со свитой, члены которой ловили каждый его вздох и, судя по всему, преспокойно жили на его средства. Женщина у дальней стены обернулась — я узнала Кэрол Ломбард. Что ж, по крайней мере Бриммер насмотрится на знаменитостей.
Стар заказал порцию виски с содовой, тут же вторую, а съел только несколько ложек супа. Зато нес ужасающий вздор о том, что вокруг одни бездельники, на которых ему, мол, плевать, потому что он при деньгах, — обычная тема для отца с приятелями. Стар, видимо, понял, что при посторонних такое звучит дико — может, раньше он таких бесед и не слышал, — во всяком случае, он замолк и выпил крепкого кофе. Я любила Стара несмотря ни на какие речи, но страшно было подумать, что в памяти Бриммера он останется именно таким. Мне хотелось, чтобы Бриммер увидел его виртуозом своего дела, а вместо этого Стар изображал из себя злобного надзирателя, причем до такой степени бездарно, что сам же первый закричал бы «халтура!», случись ему увидеть всю сцену на экране.
— Я создаю фильмы, — добавил он, словно желая смягчить прежнее впечатление. — И прекрасно отношусь к сценаристам — по-моему, я их понимаю. И не собираюсь выгонять работников, если они заняты делом.
— И не надо, — доброжелательно отозвался Бриммер. — Вы нам выгоднее как преуспевающее предприятие.
Стар мрачно кивнул.
— Посидеть бы вам среди моих компаньонов. Вот уж у кого десятки причин гнать вас подальше.
— Спасибо за заступничество, — чуть иронично откликнулся Бриммер. — Говоря по правде, вы нам сильно мешаете — ваше отеческое отношение к делу создало вам колоссальный авторитет.
Стар его не слушал.
— Никогда не считал себя умнее сценариста, просто его мозги принадлежат мне — ведь я знаю, к чему их приспособить. Это как с римлянами: говорят, они ничего не изобрели, зато умели применять чужое. Понимаете? Не поручусь, что это идеальный подход, но я ему следую с самого детства.
— Вы хорошо себя знаете, мистер Стар, — оживился Бриммер впервые за вечер.
Он, видимо, уже хотел откланяться. Его целью было узнать Стара поближе — и теперь он решил, что ему это удалось. Все еще надеясь, что беседа пойдет на лад, я опрометчиво уговорила Бриммера поехать с нами, однако увидев, что Стар по пути застрял у барной стойки, тут же об этом пожалела.
Снаружи нас обступил мягкий, безобидный субботний вечер, на дороге было полно машин. Рука Стара лежала поверх спинки сиденья, касаясь моих волос. Мне вдруг захотелось сбросить лет десять, чтобы стать девятилетней; Бриммер тогда в свои восемнадцать учился бы в каком-нибудь колледже на Среднем Западе, а двадцатипятилетний Стар, только что унаследовавший весь мир, сиял бы уверенностью и счастьем — и мы смотрели бы на него с обожанием. А сейчас вместо этого над нами нависал серьезный взрослый разлад, осложненный усталостью и выпивкой, — без малейшего намека на мирную развязку.
Мы свернули в аллею и подъехали к саду.
— Мне пора, — сказал Бриммер. — Нужно кое с кем встретиться.
— Нет, останьтесь, — предложил Стар. — Я не досказал всего. Поиграем в пинг-понг, выпьем — и вгрыземся друг другу в горло.
Бриммер явно колебался. Стар включил наружное освещение и взял ракетку, а я, не посмев ослушаться, ушла в дом за бутылкой виски.
Вернувшись, я застала их у стола для пинг-понга: Стар, распечатав коробку новых шариков, один за другим слал их через стол Бриммеру, тот отбивал. При моем появлении Стар отложил ракетку и уселся с бутылкой на границе освещенного пространства, глядя из полумрака величественно и грозно. Бледность его граничила с полупрозрачностью, когда чуть ли не наяву видишь, как алкоголь смешивается с другим ядом — утомлением.
— Субботний вечер — самое время отдохнуть, — пробормотал Стар.
— Ничего себе отдых, — заметила я.
Он тщетно пытался бороться с раздирающим его надвое безумием.
— Сейчас побью Бриммера, — заявил он через миг. — Дело чести.
— Может, кого-нибудь наймете? — осведомился коммунист.
Я сделала ему знак молчать.
— С грязной работой я управляюсь сам, — бросил Стар. — Вышибу дух и отправлю к чертям собачьим.
Он встал и шагнул вперед, я обхватила его руками.
— Перестаньте! Что за глупое упрямство!
— Этот тип вас испортил, — мрачно изрек Стар. — Всех вас, молодых. Сами не знаете, что творите.
— Пожалуйста, возвращайтесь домой! — попросила я Бриммера.
Стар вдруг вырвался из моих объятий — шелковистая ткань скользнула под руками так, что не удержать, — и шагнул к Бриммеру. Тот отступил за дальний край стола, странно искаженное лицо словно говорило: «И все? Эта ходячая немощь и есть главный противник?»
Стар, вскинув кулаки, подступил ближе, Бриммер удержал его левой рукой — и я отвернулась, чтобы не видеть дальнейшего.
Когда я взглянула в ту сторону, Стар лежал где-то позади стола, а Бриммер смотрел на него сверху вниз.
— Уходите, — попросила я.
— Хорошо. — Пока я огибала стол, Бриммер не сводил глаз со Стара. — Всегда мечтал послать в нокаут десять миллионов долларов, только не знал, что все так выйдет.
Стар лежал без движения.
— Уйдите, пожалуйста.
— Не расстраивайтесь. Может, помочь…
— Нет. Уходите отсюда. Я все понимаю.
Бриммер вновь глянул на недвижное тело — словно удивляясь масштабу эффекта, произведенного им за какой-то миг, — затем зашагал через газон к выходу, а я, склонившись над Старом, потрясла его за плечи. Его тут же передернуло судорогой, Стар очнулся, вскочил на ноги и крикнул:
— Где он?
— Кто? — невинно спросила я.
— Американец! Какого черта ты выскочила за него замуж, дурочка бестолковая?
— Монро… Здесь никого нет, я не замужем. — Я усадила его в кресло и солгала: — Он уже полчаса как уехал.
Шарики для пинг-понга раскинулись в траве, как созвездие. Я включила дождеватель и намочила платок, но на лице Стара не было ни отметины — видимо, удар пришелся в ухо. Стар отошел за деревья, его стошнило; было слышно, как он ногой сгребает землю, чтобы присыпать. Он явно ожил, но в дом идти отказался, попросил чего-нибудь прополоскать рот. Я унесла бутылку виски и принесла полоскание. Его жалкая попытка напиться этим и закончилась; более беспомощных кутежей, начисто лишенных вакхического духа, я не наблюдала даже среди зеленых первокурсников. Ему явно не везло — ни в чем.
Мы вошли в дом; повар сказал, что отец с мистером Маркусом и Флайшекером сидят на веранде, поэтому мы остались в «тонко-кожаном зале». Переменив пару-тройку мест, где мы неминуемо соскальзывали с гладкой обивки, мы наконец уселись: я на меховом коврике, а Стар рядом на скамеечке для ног.
— Я его ударил? — спросил он.
— Да. Еще как!
— Не верю. — Он помолчал. — Я не собирался драться. Просто хотел его выгнать. Видно, он напугался и полез с кулаками.
Его такое объяснение устраивало — меня тоже.
— Вы его вините?
— Нет. Я был пьян. — Стар огляделся. — Первый раз вижу этот зал — кто его делал? Декораторы со студии?
К нему вернулся былой доброжелательный тон.
— Надо вас отсюда вытащить, Сесилия. Хотите, поедем с ночевкой к Дугу Фэрбенксу на ранчо? Я знаю, он вам обрадуется.
Так начались две недели наших появлений на публике. Луэлле Парсонс с ее колонкой светских сплетен хватило и половины этого срока, чтобы нас поженить.
(На этом рукопись обрывается.)
Примечания
1
«Все прах. — Одно, ликуя, // Искусство не умрет» (фр.). Из стихотворения Теофиля Готье «Искусство» (пер. Н. Гумилева). — Здесь и далее примеч. пер.
2
Строка из 29-го сонета Шекспира (пер. С. Маршака).
