Гарольд Роббинс - Парк-авеню 79
Она неуверенно пискнула:
— Наверное...
— Я бы попросил вас высказаться более определенно.
— Да, он имел в виду только это.
— Что именно?
— Драматический талант, сэр.
— Мисс Марней, расскажите подробнее о том маленьком театре, в котором, по вашему утверждению, шла эта пьеса.
Девушка растерянно заерзала, оглянулась на меня. Я постарался успокоить ее уверенным взглядом, хотя и сам не понимал, куда клонит Вито.
— Этот театр... не совсем театр.
— Если это не совсем театр, то что же это такое?
— Видите ли, представление состоялось в клубе «Антилопа». Мы разыграли шоу, которое профессор Берг специально написал для ежегодного юбилея этого клуба.
Вито многозначительно повторил:
— Клуб «Антилопа»... Понятно.
Потом он выразительно посмотрел на присяжных и легко повернулся к свидетельнице:
— Поясните, был ли этот ежегодный юбилей просто-напросто холостяцкой вечеринкой? Ну, был или нет?
Она опустила голову:
— Мне кажется, был.
— И вы играли в шоу единственную женскую роль? Не правда ли?
Девушка кивнула, не поднимая головы:
— Да, сэр.
— И кого же вы играли?
Ее писк перешел в шепот и едва долетал до моего уха:
— Деревенскую девушку.
В голосе Вито зазвучали суровые нотки:
— Скажите, мисс Марней, много ли в вашей пьесе текста? И кроме того, я попросил бы вас пересказать ее содержание.
— В этой пьесе речь шла об одной деревенской девушке и трех мужчинах: фермере, его сыне и работнике. Дело происходило ночью, ну и... мы должны были делать разные движения. Никто из нас вообще не сказал ни слова, поскольку разыгрывалась пантомима. Видите ли, профессор Берг — большой новатор и поклонник метода Станиславского.
— Станиславского? Гм-м-м.
Вито театрально почесал в затылке:
— Это тот русский, который словам предпочитает действие?
— Совершенно верно, сэр.
— И что же, в пьесе было только действие?
Мисс Марней кивнула:
— Да.
И тут Вито блеснул. Очень громко, внятно (чтобы слышали задние ряды) и с убийственной издевкой в голосе он проговорил:
— В вашей пьесе преобладало действие того сорта, какое именуется порнографическим представлением. Полиция, нагрянувшая на этот, с позволения сказать, юбилей, была вынуждена предъявить артистам соответствующие обвинения. В результате шумного скандала и вас, и профессора Берга уволили из школы. Я прав?
Закусив губу, девушка потрясенно молчала. Вито повысил голос и почти крикнул ей в лицо:
— Отвечайте! Я прав?
В один миг краска отлила от ее щек, и лишь грубые мазки румян оживляли бледную пористую кожу. Девушка тяжело выдохнула:
— Да...
Вито удовлетворенно кивнул головой.
— У меня все, мисс Марней.
Он повернулся к присяжным, молча пожал плечами, словно не понимая, как можно принимать во внимание показания такой особы.
Пока следующий свидетель приносил присягу, Алекс и Джоэл с двух сторон возбужденно шептали мне в уши:
— Как он ее вздул! Высший класс!
— Не говори, оставил, в чем мать родила.
Я облегченно вздохнул:
— Ребята, вы упустили главное — Вито не стал влезать в фактическую суть дела. Он расправился с этой дурой, но обошел стороной сведения о причастности Флад ко всем ее похождениям.
Джоэл поддакнул:
— Кто спорит — Вито не дурак. Грамотно работает. В два счета подорвал доверие к показаниям свидетельницы.
У меня на этот счет было другое мнение:
— Подорвал — не подорвал, какая разница? Учитываются только факты, имеющие непосредственное отношение к делу. Вито и сам это понимает.
Алекс наклонился к моему плечу:
— Будь осторожнее, Майк. Обычно у него в запасе целый мешок хитростей.
Секретарь привел к присяге одну девушку и снова дал мне знак. Я встал и, огибая стол, бросил своим помощникам:
— Если Вито хочет выиграть дело Флад, ему придется подыскать что-нибудь посильнее правды.
Начался опрос второго свидетеля.
* * *Я на цыпочках вошел в темную палату. В сонной тишине слышалось ровное спокойное дыхание Старика. Сестра приложила палец к губам:
— Он отдыхает.
Я кивнул и покорно направился к двери. Из-за спины громыхнул знакомый сильный голос:
— Кто это отдыхает? Майк! Наконец-то ты явился!
Я вернулся к кровати.
— Да, сэр.
Старик сварливо проворчал:
— Иди ближе, а то я ничего не разберу. И что за манера — бубнить себе под нос!
Пришлось подойти к изголовью. Сейчас шеф уже не производил того жуткого впечатления, что утром перед процессом. Вид у него был довольно свежий, в темных умных глазах светился свойственный ему интерес к собеседнику. Он улыбался.
— Как прошел день, господин прокурор?
— Нормально. Мы пропустили четырех свидетелей. Вито огрызался, но ни одного показания опровергнуть не смог. Для начала не так уж плохо.
Старик подтвердил:
— Да, мне уже все рассказали.
Я покосился на телефон возле кровати. Наверное, за день трубка раскалилась докрасна.
Шеф задумчиво потер подбородок:
— Знаешь, меня очень беспокоит поведение Вито. Ты раскусил его замысел? А я — нет. Складывается впечатление, будто он готов без боя выдать дамочку на растерзание волкам.
От этих слов у меня заныло сердце. Да, старик умел нащупать слабое место. После опроса второй свидетельницы я и сам заподозрил какой-то подвох в поведении защитника. На месте Вито любой, самый слабый адвокат, мог бы добиться более обнадеживающих результатов.
— Да, сэр. Мне показалось, что ему вообще наплевать на ход процесса. Может, своего туза он оставляет напоследок? Но что это за козырь?
Неожиданно шеф повернул разговор в другую сторону:
— Ты видел Флад? Как она выглядит?
Его пристальные глаза следили за моим лицом. Ответив в тон, я невольно передразнил Старика:
— Видел. Флад выглядит отлично!
— Майк, не забывайся! Ты разговариваешь со своим начальником.
— Сэр, она выглядит прекрасно. Действительно прекрасно. Как всегда.
— Ты по-прежнему неравнодушен к ней?
— Трудно сказать, Джон. Но когда я вижу ее, у меня всякий раз перехватывает дыхание.
Подумав, Старик кивнул:
— Я понимаю тебя, сынок. Пару раз мне пришлось с ней разговаривать. На редкость смела и умна. Пойди она по другому пути, из нее получилась бы великая женщина.
— А может, судьба не дала ей другого пути?
Он жестко отрезал:
— Не верю. У любого из нас есть выбор, и, как бы ни складывалась жизнь, последнее слово за самим человеком. Флад упустила свой шанс.
Я молчал. На память пришел день, когда Мария вышла из колонии для несовершеннолетних. В то утро я одолжил у приятеля машину и, прождав полдня, наконец-то увидел ее возле ворот. По дорожке легко шла девушка с лицом и фигурой Марии, но не Мария. От прежней самоуверенной и веселой школьницы почти ничего не осталось. Она посмотрела на меня, и я понял причину перемены. Мария стала взрослой, очень взрослой. Слишком взрослой. Вряд ли мне удастся испытать столько, сколько пришлось пережить ей. Ее увезло такси, и я оглушенно смотрел, как оно сворачивает за угол. Стало тихо. Меня жгла незаслуженная обида. Как во сне, я сел в одолженную машину и вернулся домой.
Родители ждали нас на кухне за празднично накрытым столом. На отце был выходной костюм и красивый галстук. Радостно улыбаясь, мать выгнула шею — хотела разглядеть прячущуюся за моей спиной Марию.
Спотыкаясь, я втащился в квартиру и с трудом выдавил:
— Ма, она не приехала...
Мать встала, с затаенной болью посмотрела мне в глаза:
— Может, так будет лучше, сынок?
Я кричал, исступленно мотал головой и захлебывался слезами:
— Нет! Не лучше! Мы любим друг друга! Мы нужны друг другу — это я знаю точно. Но почему, почему она не захотела поехать со мной? Что ей мешало?
Отец встал.
— Майк, я перенесу вещи обратно в твою комнату.
Я посмотрел ему вслед — он шел с бессильно опущенными плечами. Бедный отец!
— Что мне делать, мама?
Мать мягко обняла меня за плечи:
— Забудь ее, сынок. Эта девушка не для тебя.
— Легко сказать: «Забудь». Думаешь, я не пробовал забыть? Пробовал, и не один раз. Не получилось. Пойми, мне уже двадцать один год, я не ребенок. С тех пор, как мы познакомились, Мария сидит в моей голове и моем сердце. Я люблю ее.
Мать опустила руки и насмешливо протянула:
— Любишь? Что ты понимаешь в любви, зеленый мальчишка? Только и можешь слезы лить в материн подол.
Неожиданно ее голос дрогнул и осекся. Мама резко отвернулась — теперь плакала она.
— Мам, не надо. Пожалуйста, перестань. И без того плохо.
Я заглянул ей в глаза и впервые в жизни увидел в них ненависть.
— Перестать? Еще чего! Да я об этой... слышать не могу! Чтоб ей вечно гореть в аду, прости Господи, за все, что она сделала с моим сыночком!
— Ма, может виновата судьба, а не Мария?
— Мария. Запомни, сын: в любой ситуации человек решает сам, как ему поступить. И судьба здесь не при чем.
