Джейн Остен - Мэнсфилд-парк
— В нашем театре нет недостатка в исполнителях, мисс Бертрам. Нет недостатка в исполнителях второстепенных ролей… Моя сестра шлет всем нежный привет и надеется, что ее примут в труппу, и рада будет изобразить какую-нибудь старую дуэнью или послушную наперсницу, роль которой вам самим, быть может, окажется не по вкусу.
Мария бросила на Эдмунда взгляд, который означал: «Ну, что ты теперь скажешь? Можем мы быть неправы, если Мэри Крофорд чувствует как мы?» И Эдмунд замолчал, поневоле признавая, что великое обаянье игры на сцене может соблазнить и незаурядный ум; с чистосердечием любви он поневоле увидел в ее привете и надежде прежде всего любезность и услужливость.
Затея продвигалась. Сопротивленье ни к чему не привело; а что до тетушки Норрис, Эдмунд ошибся, полагая, будто она хоть как-то его поддержит. Все ее возраженья оказались таковы, что старшие племянник и племянница, которые отлично умели с ней обходиться, разбили их в первые же пять минут; а поскольку все приготовления требовали совсем небольших расходов, а от нее и вовсе никаких, поскольку она предвидела для себя всяческие удобства, которые будут вызваны спешкой, суматохой и важностью происходящего, и тотчас же извлекла для себя пользу, вообразив, будто ей надобно покинуть свой дом, где она уже целый месяц жила на собственный счет, и поселиться у них, дабы в любое время быть в их распоряжении, в душе она была чрезвычайно довольна их выдумкой.
Глава 14
Похоже было, что Фанни ближе к правде, чем предполагал Эдмунд. Найти пьесу, которая была бы по вкусу всем, оказалось и впрямь нелегко; и уже плотник получил распоряженья и снял размеры, уже предложил, как устранить по меньшей мере два вида помех, и, доказав неизбежность расширения работ и расходов, уже принялся за дело, а поиски пьесы все продолжались. Шли и другие приготовленья. Из Нортгемптона доставили огромный рулон зеленого сукна, и тетушка Норрис раскроила его (да так искусно, что сберегла добрых три четверти ярда), и горничные уже шили из него занавес, а пьесу все еще не подыскали; и когда подобным манером прошли три дня, Эдмунд начал было надеяться, что ее так никогда и не найдут.
Тут ведь о стольком требовалось позаботиться, стольким участникам угодить, столько требовалось приятных ролей, да, сверх того, чтоб пьеса была одновременно и трагедия и комедия, что надежды прийти к согласию, казалось, и вправду так мало, как бывает во всем, что затевается с пылом юности.
Сторонниками трагедии были обе мисс Бертрам, Генри Крофорд и мистер Йейтс, комедии — Том Бертрам, правда, не в полном одиночестве, поскольку того же явно желала и Мэри Крофорд, однако из вежливости хранила молчание; но при его решительном нраве и воле союзники, казалось, и не надобны; и независимо от столь несовместимых требований всем хотелось пьесу, в которой ролей было бы немного, но все преотличные, и три главные — женские. Все лучшие пьесы были просмотрены попусту. Ни «Гамлет», «Макбет», ни «Отелло», ни «Дуглас», ни «Игрок» не содержали в себе ничего, что удовлетворило бы даже сторонников трагедии; а «Соперники», «Школа злословия», Колесо судьбы», «Законный наследник»7 и многие прочие вызвали еще более горячие возражения и были отклонены одна за другой. Стоило назвать пьесу, и кто-нибудь непременно находил в ней недостатки, и то с одной стороны, то с другой неизменно слышалось:
— О нет, это не годится. Лучше обойдемся без напыщенных трагедий.
— Слишком много действующих лиц.
— Во всей пьесе нет ни одной сносной женской роли.
— Дорогой мой Том, что угодно, только не это. У нас недостанет исполнителей.
— Ну кто ж захочет исполнять такую роль.
— От начала до конца одна буффонада. Это, может быть, и годится, да только для ролей простонародья.
— Если вам непременно требуется мое мненье, по-моему, у нас в Англии нет и не было пьесы более пресной.
— Я не хочу спорить, только порадуюсь, если от меня будет хоть какой-то прок, но, думаю, это уж вовсе неудачный выбор.
Фанни наблюдала и слушала, и втайне забавлялась, примечая эгоизм, который, более или менее замаскированный, казалось, управлял всеми, и гадала, чем же дело кончится. Для собственного удовольствия она могла бы пожелать, чтобы какая-нибудь пьеса все-таки была разыграна, поскольку ни единого спектакля никогда не видела, но все прочие более серьезные соображения были против того.
— Так у нас ничего не получится, — сказал наконец Том Бертрам. — Мы непростительно тратим время попусту. Надобно на чем-то остановиться. Неважно на чем, лишь бы хоть что-то выбрать. Уж чересчур мы разборчивы. Незачем пугаться, если действующих лиц будет несколько больше. Можно исполнять и по две роли. Хватит нам так уж заноситься. Если роль незначительна, тем больше чести чего-нибудь в ней достичь. С этой минуты я согласен на все. Я беру любую роль, какую бы мне ни предложили, лишь бы она была комическая. Пусть она будет комическая, Других условий я не ставлю.
И затем, кажется, уже в пятый раз, предложил «Законного наследника», сомневаясь единственно в том, кого предпочесть самому — Лорда Дьюберли или Доктора Панглоса, и очень серьезно, но безрезультатно пытался убедить остальных, что среди прочих персонажей есть прекрасные трагические роли.
Молчание, которое последовало за этой бесплодной попыткой, он же и нарушил, когда, взявши один из множества лежащих на столе томов с пьесами и полистав его, вдруг воскликнул:
— «Обеты любви»! А почему бы нам не взять «Обеты любви», которые ставили у Рэвеншо? Как это нам прежде не пришло в голову! Меня вдруг осенило, вот оно то, что надо. Что вы на это скажете?.. Здесь две ведущие трагические роли для Йейтса и Крофорда и говорящий стихами дворецкий для меня — если на него нет других желающих, — роль пустяковая, но из тех, которые мне не противны, и, как я уже говорил, я готов взять любую роль и стараться изо всех сил. А что до остальных ролей, они подойдут любому. Остаются лишь Граф Кэссел и Анхельт.
Предложенье было всеми одобрено. Все уже начали уставать от неопределенности, и первое, о чем подумал каждый, что из всех пьес, какие они перебрали, эта для всех самая подходящая. Особенно был доволен мистер Йейтс — он еще в Эклсфорде вздыхал по роли Барона, жаждал ее сыграть, завидовал каждой тираде лорда Рэвеншо, и ему только и оставалось повторять их все у себя в комнате. Неистовствовать в роли Барона Уилденхейма было пределом его театральных мечтаний, и, уже зная половину сцен наизусть, он с великой поспешностью предложил себя на эту роль. Надобно, однако ж, отдать ему справедливость, он не собирался ее присваивать, но, помня, что есть и еще прекрасная возможность произносить громкие речи в роли Фредерика, заявил, что равно готов и на нее. Генри Крофорд был согласен на любую из этих ролей. Какую бы ни выбрал мистер Йейтс, он никак не станет возражать против оставшейся. Тут последовал короткий обмен комплиментами. Мисс Бертрам, весьма заинтересованная в роли Агаты, взяла решение на себя, заметив мистеру Йейтсу, что здесь надобно подумать и о росте и о фигуре, а поскольку он выше, он особенно подходит для Барона. Все признали ее правоту, две эти роли распределили соответственно, и она получила уверенность, что Фредериком будет именно тот, кто ей желателен. Теперь три роли были уже взяты, оставался единственно мистер Рашуот, за которого Мария всегда отвечала, что он согласен быть кем угодно; и тут Джулия, которая, как и сестра, намеревалась стать Агатой, изъявила величайшую заботу об интересах мисс Крофорд.
— Мы забываем об отсутствующей, — сказала она. — В пьесе недостаточно женских ролей. Амелия и Агата могут подойти Марии и мне, а для вашей сестры, мистер Крофорд, ничего нет.
Мистер Крофорд выразил желание, чтоб никто об этом не тревожился; он совершенно уверен, что у сестры нет охоты играть, разве что понадобилась бы ее помощь, а в данном случае она бы и помыслить не могла, чтоб ее принимали во вниманье. Но ему тотчас возразил Том Бертрам, заявив, что роль Амелии во всех отношениях подходит мисс Крофорд, если только она согласится ее сыграть.
— Амелия прямо создана для нее, — сказал он. — Как Агата для любой из моих сестер. И они тут ничем не жертвуют, ведь роль в высшей степени комическая.
Последовало короткое молчание. На лицах обеих сестер выразилась тревога, ведь каждая чувствовала, что именно у ней есть особое право на Агату, и надеялась, что остальные будут настаивать, чтоб она ее сыграла. Меж тем Генри Крофорд, который взял пьесу и нарочито небрежно листал начало, скоро все уладил.
— Я вынужден умолять мисс Джулию Бертрам не соглашаться на роль Агаты, — сказал он, — не то мне не сохранить необходимой серьезности. Вы не должны, право, не должны (оборотился он к ней). Я не выдержу, если увижу на вашем лице бледную и скорбную маску. Мы столько с вами смеялись, что я неизбежно вспомню про то и Фредерик с его ранцем будет вынужден ретироваться.
