Чарльз Диккенс - Лавка древностей. Том 1
Въ то время, какъ Нелли съ дѣдушкой шла по этимъ заселеннымъ кварталамъ, они безпрестанно встрѣчали мужчинъ, чуть не въ лохмотьяхъ, отправлявшихся на работу, чтобы добыть кусокъ хлѣба для семьи. На улицахъ голодные, еле прикрытые тряпьемъ, ребятишки барахтались въ пыли, не обращая вниманія на угрозы несчастныхъ матерей; всѣ уже принимались за дѣло; и прачки, и сапожники, и портные, и свѣчные мастера: они занимались своимъ ремесломъ на дому — въ кухнѣ, на чердакѣ, въ комнатѣ, гдѣ попало. Зачастую весь этотъ людъ гнѣздится подъ одной крышей.
Наконецъ, они вышли изъ этого притона нищеты. Они уже были на самой окраинѣ города, сплошь усѣянной дачками. Вначалѣ виднѣлись простенькія деревянныя строенія, сколоченныя изъ остатковъ судна, облѣпленныхъ ракушками, изъ старыхъ бревенъ, поросшихъ грибами-поганышами. Эти крестьянскія дачки окружены такими же простенькими садиками.
Затѣмъ встрѣчались болѣе кокетливые, изящные, коттеджи съ разбитыми куртинами цвѣтовъ передъ окнами. Видно, что по узенькимъ дорожкамъ, усыпаннымъ пескомъ, никто никогда не гуляетъ. Они прошли мимо трактира, только что выкрашеннаго въ зеленую краску — съ одной стороны его разстилалась дерновая лужайка, съ водопоемъ для лошадей, а съ другой, подъ деревьями, были разставлены столики для чаю; миновали нѣсколько большихъ дачъ съ будками для сторожей у воротъ, шлагбаумъ, вышли въ поле, на которомъ мѣстами росли деревья, мѣстами сѣно было собрано въ стоги, и вскорѣ очутились у подошвы большого холма.
Когда путешественникъ взберется на этотъ холмъ и оглянется назадъ на городъ, разстилающійся со всѣми своими окраинами у его ногъ, на куполъ и крестъ св. Навла, высоко возносящійся къ небу и въ ясную погоду сверкающій на солнцѣ среди клубовъ дыма, тогда только онъ можетъ, наконецъ, свободно вздохнуть и сказать себѣ, что онъ совсѣмъ простился съ Лондономъ.
Недалеко отъ этого-то холма остановился отдохнуть старикъ съ своей маленькой провожатой, если только можно назвать провожатой ребенка, который рѣшительно не зналъ, въ какую сторону вести дѣдушку. Они сѣли на траву и принялись завтракать: Нелли не забыла захватить съ собою въ корзиночкѣ нѣсколько кусковъ хлѣба съ мясомъ.
Они чувствовали себя въ самомъ свѣтломъ, праздничномъ настроеніи духа. Свѣжій утренній вѣтерокъ успокаивалъ ихъ нервы, ободрялъ ихъ; они любовались зеленой, волнистой травкой, полевыми цвѣтами, упивались пѣніемъ птичекъ, порхавшихъ вокругъ нихъ, чуднымъ ароматомъ, разлитымъ въ воздухѣ, гдѣ раздавались разнообразнѣйшіе звуки, — всей этой прелестью полей, которая тамъ обаятельно дѣйствуетъ на каждаго человѣка и въ особенности на городского жителя. Хотя Нелли уже молилась въ это утро и, пожалуй, усерднѣе, чѣмъ когда либо въ жизни, молитва, какъ-то невольно просилась ей на уста, теперь, когда они молча сидѣли на травѣ, какъ бы очарованные окружавшей ихъ природой. Старикъ же молиться не могъ, — онъ перезабылъ все на свѣтѣ,- онъ только набожно снялъ шляпу и сказалъ: «Аминь».
Взглянувъ на городъ, Нелли вспомнила о книжкѣ, которая обыкновенно лежала на полкѣ въ дѣдушкиной комнатѣ: «Путешествіе къ Св. Мѣстамъ». Цѣлые вечера, бывало, она просиживала надъ нею, разсматривала картинки и все пыталась узнать, истинная ли правда все, что въ ней говорится, и гдѣ находятся тѣ отдаленныя страны, что носятъ такія мудреныя названія.
— Милый дѣдушка, мнѣ кажется, что теперь мы напоминаемъ собой христіанскихъ подвижниковъ, о которыхъ говорится въ той книжкѣ. Подобно имъ, мы сложимъ здѣсь въ травѣ всѣ заботы и печали, которыя принесли съ собой, и удалимся навсегда изъ этихъ шумныхъ мѣстъ.
— Никогда, никогда больше мы туда не вернемся, сказалъ старикъ, махнувъ рукой по направленію къ городу. — Мы навѣки съ нимъ простились, Нелли.
— Не устали ли вы, дѣдушка, хорошо ли вы себя чувствуете послѣ такой долгой ходьбы?
— Какъ нельзя лучше. Однако, пора намъ продолжать путь. Мы только тогда остановимся для отдыха, когда уже будемъ далеко отъ города.
Въ небольшомъ разстояніи отъ лужка, гдѣ они сидѣли, протекалъ прозрачный ручеекъ. Прежде чѣмъ пуститься въ дальнѣйшій путь, Нелли умыла себѣ лицо и руки и подержала ноги въ холодной водѣ: ей очень хотѣлось освѣжиться послѣ непривычной ходьбы. Она и старика уговорила сѣсть около ручья и ему обмыла ноги и отерла ихъ своимъ платьецемъ.
— Теперь я ужъ ничего самъ не могу дѣлать, жаловался старикъ. — Не понимаю даже, какъ это я прежде обходился безъ посторонней помощи. Прошло то время, не вернется оно. Ты меня не бросай, Нелли, обѣщай, дитятко, что никогда меня не бросишь. Вѣдь я тебя всегда очень любилъ. Безъ тебя я все равно умру.
Онъ жалобно застоналъ и положилъ голову къ ней на плечо. Случись это прежде, Нелли расплакалась бы, теперь же она подавила свои слезы и старалась развеселить старика; стала смѣяться: съ чего это, молъ, ему пришла въ голову такая фантазія, да развѣ это возможно, чтобы они когда нибудь разстались другъ съ другомъ? и своими ласками совершенно успокоила его. Старикъ скоро заснулъ у нея на плечѣ, напѣвая что-то вполголоса, какъ малое дитя.
Сонъ подкрѣпилъ его. Онъ проснулся бодрый и веселый, и они отправились дальше. Теперь они шли между пастбищами и желтѣющими нивами, надъ которыми, высоко повиснувъ въ небѣ, весело заливался жаворонокъ; пчеламъ было раздолье: онѣ дружно жужжали, перелетая съ цвѣтка на цвѣтокъ.
Верста-за-верстой шли они, почти не встрѣчая жилья на своемъ пути. Вотъ они входятъ въ небольшую деревушку: нѣсколько покривившихся набокъ лачужекъ, — иныя заперты наглухо: хозяева въ полѣ на работѣ; у другихъ полуотворенная дверь заставлена стуломъ или загорожена доской, чтобы малютка не могъ выкарабкаться на дорогу. Дальше, кузница или сарай, гдѣ изготовляются деревенскія издѣлія; еще дальше — богатая ферма. Здѣсь, во дворѣ, лѣниво дремлютъ на привольѣ тучныя коровы, а лошади выглядываютъ изъ-за низенькой ограды, и лишь только увидятъ собрата въ сбруѣ, бѣгутъ прочь, словно гордясь своей свободой. Есть тутъ и свиньи: онѣ жадно роютъ землю, въ надеждѣ найти что нибудь лакомое для себя, и безостановочно хрюкаютъ, слоняясь изъ стороны въ сторону и задѣвая другъ друга боками; сытые голуби гордо прогуливаются по карнизу; утки и гуси неуклюже переваливаются съ боку на бокъ около самаго пруда, или весело плаваютъ по его зеркальной поверхности. Вслѣдъ за фермой постоялый дворъ, потомъ деревенская пивная лавочка, домъ пастора и рядомъ съ нимъ домъ адвоката — при имени обоихъ, кабатчикъ, какъ листъ, трясется отъ страха. Изъ-за деревьевъ скромно выглядываетъ деревенская церковь, затѣмъ опять лачужки, тюрьма и съѣзжая, а у самой дороги старый заброшенный колодезь. И опять поля, и поля безъ конца.
Пропутешествовавъ весь день, они остановились на ночь на постояломъ дворѣ и, не смотря на усталость, рано утромъ отправились въ путь.
Часто, хотя и не подолгу, они отдыхали по дорогѣ и все шли и шли впередъ, задавшись мыслью какъ можно дальше отойти отъ Лондона. Было уже 4 часа пополудни, когда они вошли въ поселокъ изъ нѣсколькихъ крестьянскихъ избъ. Нелли ужасно хотѣлось купить молока и отдохнуть, но она не знала, къ кому обратиться, боялась получить отказъ. Въ одной избѣ плакалъ ребенокъ, въ другой бранилась баба: здѣсь — бѣдность непроходимая, тамъ — слишкомъ большая семья.
Наконецъ, она рѣшилась войти въ избу, гдѣ у печи, весь обложенный подушками, сидѣлъ въ креслѣ старенькій старичокъ.
«Это вѣрно дѣдушка, онъ войдетъ въ мое положеніе», подумала Нелли.
Вся семья, — хозяинъ, хозяйка и трое здоровыхъ, смуглыхъ ребятишекъ, — сидѣла за столомъ. Не успѣла Нелли высказать своей просьбы, какъ уже старшій мальчикъ побѣжалъ за молокомъ, второй притащилъ для нихъ два стула, меньшой же, карапузикъ, подползъ къ матери, ухватился за ея подолъ и, прикрывъ глаза загорѣлой рученкой, плутовски поглядывалъ на нихъ.
— Богъ помочь! Далеко ли вы идете? пропищалъ старичокъ тоненькимъ голоскомъ.
— Очень далеко, отвѣчала Нелли вмѣсто дѣдушки.
— Откуда вы?
— Изъ Лондона.
— Вотъ какъ! И я бывалъ въ Лондонѣ, ѣздилъ туда съ фурами, только это было ужъ давнымъ-давно, лѣтъ тридцать пять тому назадъ. Говорятъ, его теперь не узнаешь. Мудренаго мало: я и самъ ужъ не тотъ. Шутка ли, тридцать пять лѣтъ тому назадъ! Да и мои года не маленькіе. Мнѣ скоро минетъ восемьдесятъ четыре года. Правда, я зналъ одного старика: тотъ дожилъ чуть не до ста лѣтъ, а куда былъ хуже, слабѣе меня, и сравнивать нечего. Садись, землякъ, вотъ сюда, въ кресло, предлагалъ старичокъ, стуча палкой по кирпичному полу, — онъ старался стучать какъ можно громче, — садись, да понюхай моего табачку. Самъ-то я рѣдко нюхаю, ужъ очень дорогъ табакъ, а какой пользительный, на удивленіе! Да ты, какъ погляжу, мальчикъ передо мной. Еслибъ мой сынъ покойникъ былъ живъ, онъ былъ бы теперь однихъ лѣтъ съ тобой. На мое горе онъ пошелъ въ солдаты и воротился безъ ноги. Не разъ, бывало, говаривалъ онъ въ шутку: «Пускай, молъ, меня похоронятъ подлѣ солнечныхъ часовъ», онъ еще мальчишкой любилъ лазить на нихъ, — а оно такъ и вышло. Поглядите-ка въ окно, вонъ могила моего бѣднаго сына. Мы ужъ стараемся, чтобы всегда вокругъ нея травка была свѣжая.
