Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 1
— Совершенно правильно и весьма похвально. Но эта «крѣпость» завѣщанія не должна ли обязывать чѣмъ-нибудь мистрисъ Боффинъ, и если такъ, то какія это будутъ обязательства?
— Обязывать мистрисъ Боффинъ?! — перебилъ почти съ негодованіемъ ея супругъ. — Съ чего это пришло вамъ въ голову? Я желаю только укрѣпить имущество за нею такъ, чтобы его нельзя было у нея отнять.
— Вы, значить, оставляете ей ваше имущество въ полную собственность, съ правомъ распоряжаться имъ, какъ она пожелаетъ? Дѣлаете ее полноправною?
— Полноправною? — повторилъ мистеръ Боффинъ съ короткимъ, но рѣзкимъ смѣшкомъ. — Ха, ха, ха! еще бы! Недурно было бы съ моей стороны опекать мистрисъ Боффинъ въ ея лѣта.
Это порученіе было также записано для памяти, и мистеръ Ляйтвудъ уже провожалъ своего кліента къ выходу, когда Юджинъ Рейборнъ чуть не столкнулся съ нимъ въ дверяхъ. Мистеръ Ляйтвудъ сказалъ съ своей обычной невозмутимостью: «Позвольте познакомить васъ» и затѣмъ объяснилъ, что мистеръ Рейборнъ — адвокатъ, основательно изучившій законы, и что онъ, Ляйтвудъ, уже сообщилъ мистеру Рейборну, частью по необходимости, частью ради собственнаго удовольствія, нѣсколько интересныхъ фактовъ изъ біографіи мистера Боффина.
— Очень радъ, — сказалъ Юджинъ (хотя никто бы не подумалъ этого по его виду), — очень радъ познакомиться съ мистеромъ Боффиномъ.
— Благодарю васъ, сэръ, — пробормоталъ мистеръ Боффинъ. — Ну, какъ вамъ нравится это ваше приказное дѣло?
— Не могу сказать, чтобъ особенно нравилось, — отвѣтилъ Юджинъ.
— Суховато для васъ — не такъ ли? Полагаю, надъ этимъ дѣломъ надо много, много лѣтъ трудиться, чтобы изучить его настоящимъ манеромъ. Но трудъ во всемъ главная суть. Извольте ка на пчелъ посмотрѣть.
— Извините меня, — проговорилъ Юджинъ, невольно улыбаясь, — извините, если я скажу, что я всегда протестую, когда ссылаются на пчелъ.
— Какъ это? — спросилъ, не понявъ мистеръ Боффинъ.
— То есть не соглашаюсь, отрицаю. Я противъ этого на томъ основаніи, что я, какъ двуногое…
— Какъ что? — удивился опять мистеръ Боффинъ.
— Какъ животное съ двумя ногами. Я противъ этого на томъ основаніи, что, какъ животное двуногое, я не могу идти въ сравненіе съ насѣкомыми и четвероногими. Я противъ того, чтобы въ образецъ для своей дѣятельности брать пчелу, или собаку, или паука, или верблюда. Я вполнѣ допускаю, что верблюдъ, напримѣръ, — личность въ высшей степени воздержная; но вѣдь зато у него нѣсколько желудковъ, изъ которыхъ онъ всегда можетъ себя угощать, а у меня только одинъ. Кромѣ того, въ моихъ внутренностяхъ не устроено удобнаго, прохладнаго подвала, въ которомъ я могъ бы хранить свои напитки.
— Но я вѣдь только о пчелахъ говорилъ, — сказалъ мистеръ Боффинъ, не зная, что отвѣтить.
— Вѣрно. Но позвольте вамъ замѣтить, что въ подобныхъ случаяхъ несообразно ссылаться на пчелъ. Все это только одна болтовня. Допустимъ на минуту, что существуетъ аналогія между пчелою и человѣкомъ въ рубашкѣ и въ панталонахъ (чего я, впрочемъ, не допускаю); допустимъ также, что человѣку слѣдуетъ учиться у пчелы (чего я тоже не допускаю). Такъ и тогда все-таки остается вопросъ, чему же у нея учиться? Подражать ли тому, что она дѣлаетъ, или избѣгать того, что она дѣлаетъ? Если ваши пріятельницы пчелы грызутъ и терзаютъ другъ друга изъ за своей царицы и если онѣ приходятъ въ полное замѣшательство по поводу малѣйшаго ея движенія, то чему же тутъ учиться у нихъ намъ, людямъ, — величію ли подобострастія или сознанію ничтожества придворной жизни? Я совершенно отказываюсь это понять, мистеръ Боффинъ, если только не понимать пчелинаго улья въ ироническомъ смыслѣ.
— Во всякомъ случаѣ пчелы работаютъ, — замѣтилъ мистеръ Боффинъ.
— Да-а, онѣ работаютъ, — согласился съ пренебреженіемъ Юджинъ. — Но не слишкомъ ли много онѣ работаютъ? Онѣ нарабатываютъ гораздо больше, чѣмъ имъ нужно; нарабатываютъ столько, что всего не могутъ съѣсть; онѣ хлопочутъ и жужжатъ вокругъ одной идеи, пока ихъ не прихлопнетъ смерть. Мнѣ кажется, это можно смѣло назвать излишнимъ усердіемъ, — какъ вы думаете? Неужели рабочему человѣку не знать праздниковъ только потому, что пчелы ихъ не знаютъ? И неужели мнѣ не знать никакихъ перемѣнъ только потому, что пчелы ихъ не знаютъ? Мистеръ Боффинъ, я признаю медъ хорошею вещью за завтракомъ, но пчела, ваша пріятельница, въ качествѣ моей учительницы и наставницы, возбуждаетъ во мнѣ неудержимый протестъ, какъ нелѣпость… Впрочемъ, все это ничуть не умаляетъ моего уваженія къ вамъ лично.
— Благодарствуйте… Добраго утра, добраго утра!
Достойнѣйшій мистеръ Боффинъ засѣменилъ ногами и вышелъ съ непріятнымъ сознаніемъ, что въ мірѣ существуетъ много неудовлетворительности помимо той, насчетъ которой онъ такъ энергично высказался, говоря объ имуществѣ Гармона. Въ такомъ настроеніи ума онъ продолжалъ сѣменить по Флитъ-Стриту, какъ вдругъ замѣтилъ, что слѣдомъ за нимъ кто-то идетъ, и, обернувшись, увидѣлъ человѣка приличной наружности.
«Что бы это значило?» сказалъ про себя мистеръ Боффинъ, прервавъ свои размышленія, и, остановившись, спросилъ незнакомца:
— Ну, что скажете?
— Извините меня, мистеръ Боффинъ.
— О, по фамиліи называете! Какъ, она вамъ извѣстна? Я васъ не знаю.
— Это правда, сэръ, вы меня не знаете.
Мистеръ Боффинъ посмотрѣлъ прямо въ лицо незнакомцу; незнакомецъ посмотрѣлъ прямо въ лицо мистеру Боффину.
— Нѣтъ, — твердо сказалъ мистеръ Боффинъ, обративъ свой взоръ на мостовую, какъ будто она состояла изъ человѣческихъ лицъ, между которыми онъ надѣялся найги лицо, похожее на лицо этого человѣка: — нѣтъ, я васъ не знаю.
— Я — никто, и едва ли кто-нибудь знаетъ меня, — сказалъ незнакомецъ; — но богатство мистера Боффина…
— Ого! такъ это успѣло уже огласиться! — пробормоталъ этотъ джентльменъ.
— … И тѣ обстоятельства, при которыхъ оно пріобрѣтено, дѣлаютъ мистера Боффина человѣкомъ извѣстнымъ. Мнѣ показали васъ нѣсколько дней тому назадъ
— Прекрасно, — сказалъ мистеръ Боффинъ. — Показали да не доказали. Что же вамъ угодно отъ меня? Вы, можетъ быть, стряпчій?
— Нѣтъ, сэръ.
— Не имѣете ли чего сообщить за вознагражденіе?
— Нѣтъ, сэръ.
При послѣднемъ отвѣтѣ въ лицѣ незнакомца промелькнула тѣнь замѣшательства, но сейчасъ же исчезла.
— Вы шли за мной, если не ошибаюсь, отъ самыхъ дверей моего повѣреннаго и старались, чтобы я васъ замѣтилъ. Говорите прямо — такъ или нѣтъ? — спросилъ мистеръ Боффинъ почти съ гнѣвомъ.
— Да, такъ.
— Съ какою же цѣлью вы это дѣлали?
— Если вы позволите мнѣ идти съ вами рядомъ, я вамъ объясню. Не свернемъ ли вотъ сюда, въ Клиффордсъ-Иннъ? Тамъ мы будемъ лучше слышать другъ друга, чѣмъ на этой шумной улицѣ.
«Ладно же», подумалъ мистеръ Боффинъ, «если онъ предложитъ мнѣ сыграть съ нимъ въ кегли, или выведетъ на сцену своего случайнаго знакомаго, деревенскаго джентльмена, только что вступившаго во владѣніе помѣстьемъ, или вздумаетъ предлагать мнѣ купить найденную имъ драгоцѣнную вещь, — я сшибу его съ ногъ».
Съ этимъ благоразумнымъ рѣшеніемъ мистеръ Боффинъ, держа въ обѣихъ рукахъ свою палку совершенно такъ, какъ обыкновенно держитъ ее полишинель, повернулъ въ сказанный Клиффордсъ-Иннъ.
— Мистеръ Боффинъ, сегодня поутру мнѣ случилось быть въ Чэнсери-Лэнѣ, и тамъ я увидѣлъ васъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя. Я позволилъ себѣ пойти за вами слѣдомъ и все собирался съ духомъ, чтобы заговорить, но вы вошли къ вашему повѣренному. Я остановился на улицѣ и ждалъ, когда вы выйдете.
«Что-то не похоже ни на кегли, ни на деревенскаго джентльмена, ни на краденыя вещи», размышлялъ мистеръ Боффинъ. «А впрочемъ, какъ знать?»
— Я боюсь, что просьба, съ которою я думаю къ вамъ обратиться, покажется вамъ слишкомъ смѣлой. Боюсь также, что я приступаю къ ней не такъ, какъ это принято въ свѣтѣ. Но тѣмъ не менѣе я рѣшаюсь высказаться. Если вы спросите меня или себя (послѣднее, конечно, гораздо вѣроятнѣе)… если вы спросите, что мнѣ даетъ такую смѣлость, я отвѣчу вамъ слѣдующее: мнѣ говорили, что вы человѣкъ правдивый и простодушный, съ добрѣйшимъ сердцемъ, и что судьба благословила васъ такою же супругой.
— О мистрисъ Боффинъ вамъ сказали правду, замѣтилъ мистеръ Боффинъ, еще разъ оглянувъ своего новаго пріятеля.
Въ манерахъ незнакомца замѣчалась какая-то сдержанность. Онъ шелъ потупившись, но въ то же время видимо сознавая, что мистеръ Боффинъ смотритъ на него. Говорилъ онъ тихимъ, но пріятнымъ голосомъ.
— Если теперь ко всему уже сказанному я прибавлю, что вы (какъ гласитъ о васъ молва) совсѣмъ не избалованы удачей, что вы не надменны и просты, то, я надѣюсь, вы не заподозрите во мнѣ желанія вамъ льстить и примете мои слова только за желаніе оправдаться передъ вами въ той смѣлости, съ какою я обращаюсь къ вамъ. Другого оправданія у меня нѣтъ.
