Пэрл Бак - Сыновья
При жизни Ван Луна отец и сын были далеки друг другу, и детство Вана Тигра было тяжелое, потому что отец решил, что младший сын должен остаться на земле, и Ван Тигр вырос, ненавидя эту землю. И подходя к старому глинобитному дому, который теперь принадлежал ему, Ван Тигр чувствовал к нему ненависть; в нем он провел свое детство, но не любил его, потому что дом этот был когда-то тюрьмой для Вана Тигра, и ему казалось, что он никогда из нее не освободится. Держась подальше от дома, он обошел его кругом и через небольшую рощицу приблизился к холму, где были семейные могилы. Подходя быстрыми шагами к могиле, он услышал чей-то тихий плач и удивился: он знал, что Лотос играет сейчас в карты, да это и не могла быть она. Он замедлил шаги и, подкравшись ближе, выглянул из-за деревьев. Более странного зрелища ему никогда приходилось видеть: Цветок Груши лежала на траве, уронив голову на могилу Ван Луна, и плакала, как плачут женщины, когда думают, что поблизости никого нет и нечего бояться непрошенных утешений. Рядом с ней сидела под лучами осеннего солнца его сестра, дурочка, которой он уже много лет не видел, и теперь, хотя волосы ее почти совсем поседели и лицо было сморщенное и маленькое, она попрежнему играла красным лоскутком, складывая и развертывая его и любуясь тем, как вспыхивает солнце на красной материи. И покорно держа ее за полу халата, как делают дети, выполняя просьбу человека, которого любят, сидел маленький калека-горбун. Он повернулся лицом к плачущей женщине, и губы у него горестно морщились, он и сам был готов заплакать вслед за ней.
В изумлении Ван Тигр остановился, как вкопанный, прислушиваясь к тихому горестному плачу Цветка Груши, который шел откуда-то из глубины ее существа, и вдруг почувствовал, что больше слушать не в силах. Весь старый гнев против отца проснулся в нем, и этого он не мог вынести. Он бросил курения там, где стоял, повернулся и зашагал прочь, тяжко вздыхая и не замечая, что вздыхает. Он бросился почти бегом через поле, зная только одно, что нужно уйти прочь отсюда, от этой земли, от этой женщины, и вернуться к своему делу. Он шел через поля, под скупыми лучами осеннего солнца, яркими и холодными, но не замечал ничего и не видел в этом красоты.
Ван Тигр встал на рассвете и сел на своего рыжего коня, а конь его не стоял на месте и нетерпеливо бил копытом о мостовую, и стук копыт далеко разносился в холодном воздухе, а Рябой, наевшийся за завтраком досыта, тоже сел на своего осла, и, обогнув угол дома, они подъехали к воротам Вана Старшего за его сыном. Не успели они остановиться, как из ворот выскочил слуга, крича на бегу:
— Какое несчастье, какая беда этому дому!
И не останавливаясь, он побежал дальше.
Ван Тигр почувствовал, что в нем поднимается раздражение, и закричал:
— Что еще за беда? Беда, что солнце уже взошло, а я еще не могу двинуться с места!
Но слуга даже не обернулся.
Ван Тигр выругался от души и сказал Рябому:
— Этот твой двоюродный брат мне только в тягость, и проку от него не будет. Ступай, разыщи его и скажи, что, если он не придет сейчас же, я его не возьму с собой.
Рябой сейчас же соскочил со своего старого осла и бросился к дому.
Ван Тигр тоже слез с коня, но не торопясь, вошел в ворота и дал привратнику подержать поводья. Но не успел он сделать и шагу, как появился Рябой, бледный, как привидение, и так тяжело дыша, словно обежал кругом городских стен. Он прошептал, задыхаясь:
— Он не придет, он умер… повесился!
— Что ты сказал, обезьяна? — закричал Ван Тигр и бросился вперед, в дом старшего брата.
Там была суматоха, и все жившие в доме, мужчины и женщины, слуги и служанки, толклись во дворе, окружая что-то лежавшее на земле, и шум и крик заглушали пронзительные женские вопли, — это кричала мать юноши. Ван Тигр растолкал народ и, когда толпа расступилась, увидел Вана Старшего. Его толстое лицо, пожелтевшее, как воск, все было залито слезами, он стоял на коленях, поддерживая сына. Распростертое тело юноши лежало на земле под ясным утренним небом, и голова его запрокинулась на отцовской руке. Он повесился на своем поясе, прикрепив его к потолочной балке, в той комнате, где спал вместе со старшим братом, и брат ничего не слышал и крепко проспал до утра, вернувшись с какой-то попойки накануне вечером. Проснувшись, когда забрезжил свет, он увидел висящее тонкое тело и, подумав сначала, что это халат, удивился, зачем его здесь повесили, но, вглядевшись пристальнее, он пронзительно закричал и поднял на ноги весь дом.
Ван Тигр, которому один из толпы рассказывал о случившемся, а рассказчику помогало человек двадцать, стоял и со странным чувством смотрел на умершего и жалел юношу, как никогда не жалел его при жизни. Теперь его мертвое тело казалось очень маленьким и легким. Ван Старший, оглянувшись, заметил брата и произнес, всхлипывая:
— Мне и в голову не могло притти, что ему легче умереть, чем поехать с тобой! Должно быть, ты очень дурно с ним обращался, что он так возненавидел тебя! Твое счастье, что ты мне брат, а не то я…
— Нет, брат мой, я хорошо с ним обращался, — ответил Ван Тигр гораздо мягче, чем говорил обычно. — Для него я даже купил осла, когда другие, старше его, шли пешком. Но и я тоже никак не думал, что у него достанет храбрости умереть. Я мог бы сделать из него человека, если бы знал, что у него хватит сил умереть.
Ван Тигр долго стоял и смотрел. Но вдруг поднялась суета: вернулись слуги, которые бегали за гадателем, с ними пришли и священники с барабанами, и все те, кто по обязанности входит в дом вместе с насильственной смертью, и среди этой суматохи Ван Тигр вышел и, оставшись один, помолился за умершего.
Помолившись и исполнив все, что полагалось ему исполнить, как брату, в доме близких, где случилось несчастье, Ван Тигр сел на коня и уехал. Дорогой ему стало еще грустнее, но он крепился, вспоминая снова да снова, что он никогда не бил юношу, не обращался с ним дурно, — кто же мог знать, что он с отчаяния лишит себя жизни, — и говорил себе, что так суждено было небом, и избежать этого было нельзя, потому что жизнь каждого человека зависит только от воли небес.
Так он старался забыть о бедном юноше и о том, как его голова свешивалась с отцовской руки, и говорил себе:
— Да, видно и сыновья не всегда приносят радость!
И, так утешая себя, он почувствовал, что ему становится легче, и ласково обратился к Рябому:
— Ну, племянник, дорога предстоит длинная, пора нам и отправляться!
XII
Ван Тигр стегнул своего коня плеткой, дал ему полную волю, и конь понесся по полю, словно на крыльях. День выдался удачный для начатия такого великого дела, какое задумал Ван Тигр. Небо было безоблачное, дул сильный и резкий, полный свежести ветер; он раскачивал деревья в разные стороны, налетая на них порывами, срывал с ветвей последние листья, взметал по дорогам пыль и кружился над сжатыми полями. И Ван Тигр почувствовал, что с души его словно ветром сдуло всю тревогу, и намеренно выбрал дорогу подальше от глинобитного дома и, дав большой крюк, чтобы объехать то место, где жила Цветок Груши, сказал себе:
— Что прошло, то прошло, а теперь мне нужно заботиться о своем величии и о своей славе.
Так начался день, и над полями выплыло огромное, блистающее солнце, но Ван Тигр смотрел на него не мигая и думал, что в этот день само небо положило на нем свою печать и он достигнет величия, потому что таков его жребий.
Ранним утром Ван Тигр приехал в деревню, где стояли его люди, и навстречу ему вышел человек с заячьей губой и сказал:
— Хорошо, что ты приехал, господин мой, потому что люди отдохнули, отъелись досыта и теперь буйствуют, желая еще большей свободы.
— Так собери их и после завтрака выступай в поход! — крикнул Ван Тигр. — Завтра мы должны быть уже на полпути к своим землям.
В те дни, когда Ван Тигр жил в доме Вана Среднего, он много думал о том, какие земли взять ему под свою власть, советовался с братом, который был осторожен и благоразумен, и им казалось, что область на границе соседней провинции больше всего подходит для этой цели и лучше этих земель найти трудно. Эта область была довольно далеко от родины Вана Тигра, и в случае жестокой нужды ему не пришлось бы брать последнее у своих земляков, но все же достаточно близко, чтобы укрыться среди своих, если бы в войне он оказался побежденным. Кроме того, и серебро, которое, было ему нужно, пока он не захватил власть, можно было доставлять, не опасаясь бандитов. Земля там славилась своим плодородием, и голод поражал эту область не часто; были там и возвышенности и низины, были там и горы, где можно было бы укрыться во время отступления. А еще там проходила большая дорога, соединявшая Север с Югом, и с путников тоже можно было брать дорожный сбор за право пользования этой дорогой, сообразно их доходам. Были там два-три больших города и один городок поменьше, и Вану Тигру не пришлось бы зависеть только от крестьян. Земли эти были ценны еще и тем, что посылали на рынки лучшее зерно для винокурения, и население там было не бедное.
