Андре Моруа - Меип, или Освобождение
XI
В течение долгого времени ждали, что французы нахлынут в Англию. Во время антрактов зрители думали о булонских плотниках, сколачивающих свои плоты. Имя миссис Сиддонс продолжало привлекать публику. Однако знатоки считали, что ее игра стала немного механической. Она достигла той опасной степени мастерства, когда артист бессознательно подражает своей же манере. В ее порывах страсти угадывалось нечто искусное и изощренное, что смущало восхищавшихся ею. Она сама иногда чувствовала себя до скуки утомленной легко дававшимся ей совершенством.
Салли должно было минуть двадцать семь лет; в этом возрасте женщине необходимо уже уяснить себе, что представляет собой жизнь старой девы. Она думала об этом без горечи. «Прежде всего, — говорила она себе, — я всегда больна и вероятно не проживу долго… Но кто знает, может быть, в сорок лет я пожалею о потерянной жизни и сделаю какую-нибудь глупость?»
Эта безумная мысль заставляла ее вооружаться терпением. Дело было в том, что она хранила верность единственному чувству, владевшему ее душой. Она принадлежала к тому типу людей, которые составляют себе о любви такое возвышенное понятие, что не могут себе представить ее конца или возможность новой любви. Она тщательно старалась скрыть свою меланхолию; наоборот, в салонах, где ее принимали с удовольствием, ее считали особой веселого и приятного нрава. Замечали также, что она отличалась большой снисходительностью к человеческим слабостям, в особенности к слабостям любовным. Она поддерживала нежную дружбу с несколькими молодыми людьми, и, если не считать некоторых припадков астмы, припадков сильных и тягостных, то казалось, ничто не нарушало ее спокойствия.
В 1802 году был заключен мир с французами, и, так как все дороги открылись, то жизнь вступила в свою колею. Сиддонс очень настаивал, чтобы его жена согласилась совершить турне по Ирландии. Он вел домашние счета; потребность в деньгах была велика; лондонские директора платили плохо. И хотя миссис Сиддонс было тяжело расставаться со своей семьей на такой срок, она поняла, что эта жертва необходима. В течение долгих месяцев Дублин, Корк, Белфаст аплодировали ей в леди Макбет, в Констанции, в Изабелле. Этой новой публике казались непосредственными и патетичными эффекты, ставшие обычными для завсегдатаев Друри-Лейн. Успех был огромен, сборы великолепны. Письма от Салли приходили аккуратно, письма благоразумные и веселые. Она рассказывала в них о театре, о свете, о своих платьях. Это притворное легкомыслие скрывало за собой большую слабость, физическую и моральную. Она иногда подмечала в себе некоторые симптомы, предшествовавшие последним месяцам жизни ее сестры. Она часто думала о смерти без ужаса и без сожалений. «Умереть — уснуть…» Жизнь стала для нее уж давно только мечтой, лишенной надежды. Она тихо направлялась к мирной обители теней.
Ее отец, видя ее состояние, долго колебался: предупредить ли ему жену, но в марте 1803 года врачи нашли положение таким угрожающим, что он решил написать обо всем приятельнице миссис Сиддонс, ее товарке по сцене, советуя ей пока ничего еще не передавать. Эта женщина не сумела скрыть своего беспокойства и показала письмо миссис Сиддонс, которая решила сейчас же ехать ухаживать за дочерью.
В день отъезда она узнала, что страшная буря свирепствует на Ирландском море и ни один корабль не выйдет в течение нескольких дней. Шквал опускал над городом темную завесу дождя. Тщетно миссис Сиддонс предлагала удвоить, утроить стоимость проезда — ни один капитан не считал возможным рисковать своим судном, выйдя в такой ураган. Вынужденная к ожиданию, она продолжала спектакли; только в течение часов проведенных ею в театре, она забывала свои печальные мысли. «Что там сейчас происходит? — думала она. — Когда я уезжала, Салли казалась мне довольно крепкой; она наверное перенесет болезнь… Но как хрупка человеческая жизнь!»
Она проводила долгие часы в молитвах, умоляя Бога оставить ей хоть эту дочь. Перед ней оживали сцены смерти Марии; она представляла себе Салли, призывающую в одиночестве свою мать. Бесконечные, мрачные тучи, быстро проносившиеся по горизонту, вызывали в памяти последние дни в Клифтоне. Вечером шум аплодисментов означал для нее после каждого акта конец живительного сна, возвращение тяжелой действительности. После недели ожидания она получила, наконец, возможность переплыть море и отправилась в почтовой карете в Лондон. На первой остановке она узнала из письма Сиддонса, что ее дочери уже не было в живых.
Она находилась некоторое время в том состоянии молчаливой прострации, которой всегда сопровождались самые тяжелые ее потрясения, — она не была в состоянии даже отвечать на утешения своих друзей. Ей было тяжело думать, что они считали ее бесчувственной, в то время как всю ее заполняла одна только мысль — мысль о погибшей дочери. Но непреодолимая стыдливость останавливала на ее губах всякую фразу, касавшуюся чего-нибудь другого, кроме пустяков или хозяйства.
Скоро, к большому удивлению всех окружающих, она сказала, что возобновит свои выступления и просила объявить на афишах «Короля Иоанна». В назначенный день она отправилась в театр и оделась, не произнося ни слова.
Видевшие в этот вечер, как Констанция оплакивает своего сына Артура, унесли с собой впечатление о незабываемой красоте. Они не только вновь убедились в таланте миссис Сиддонс, но должны были признаться, что никогда она не достигала такой высоты. Мрачная величественность актрисы была исполнена такой силы, что с ней, казалось, выходил на сцену целый похоронный кортеж. Когда она дошла до жалоб старой королевы, она почувствовала, что в первый раз после смерти Салли она может, наконец, кричать о своей любви, о своем ужасе, о своем отчаянии.
Безумна я, ты говоришь… Так знай же,
Что быть безумной счастьем было б мне!
Забыв себя, тогда бы я забыла
И скорбь мою!..
Наконец-то ее скорбь нашла выход; поэт изгонял из нее демонов, ритм уносил ее за собой. Ее слезы, слишком долго сдерживаемые, бурно прорвавшись, орошали ее лицо, окутывали многоголовый зал туманом трепетным и светозарным. Она забыла о публике, об окружавших актерах. Мир был скорбной симфонией, в которой жалобной скрипкой выделялся ее собственный голос и, подобно тому как иногда гобой или флейта долго выводят одинокую мелодию, которую оркестр тщетно старается покрыть своими волнами, звонкими и трагическими, так в глубине души актрисы звучал еле слышный и почти радостный шепот: «Я никогда еще не была так хороша».
Примечания
Повесть впервые опубликована: Paris, Grasset, 1926. На русском языке — Л.: Библиотека всемирной литературы, 1928.
Для построения этой повести Моруа использовал три новеллы, написанные ранее, которые связаны между собой его искренним вниманием к произведениям искусства. Любовь и глубокое уважение писателя к авторам этих творений позволили ему найти необходимый баланс между правдой и вымыслом, соблюсти пропорции документальности и поэзии. В результате получились очерки, безупречные с точки зрения формальной биографической точности, являющиеся в то же время самоценными художественными произведениями.
Первая новелла (впервые: Paris, «LePleiade», 1926) прослеживается сам процесс создания художественного произведения, творческий акт как эпизод реальной жизни его создателя, факт мироощущения творца. Основой раскрытия темы являются события из биографии юного Гете, по времени относящиеся к моменту написания им «Страданий молодого Вертера».
Во второй новелле (Paris, Ed. Champion, 1925) исторических персонажей не представлено. Хотя Бальзак и является «героем» повествования, но «действует» опосредовано — влиянием своих произведений на личную жизнь своего читателя, являющегося выходцем той самой буржуазной среды, которую писатель так гениально отображает в своих романах.
Героем третьей новеллы (Paris, Tremois, 1925) является, как и в случае с Гете, реальное историческое лицо: знаменитая английская актриса, чьи творческие успехи и неудачи представлены на фоне разворачивающейся жизненной драмы ее дочерей.
Российский читатель фактически впервые знакомится с данным произведением, поскольку вышедшая более 70 лет назад мизерным тиражом тонкая книжечка в мягкой обложке, уже свыше полувека считается библиографической редкостью.
1
Шписс (Шпис) Иоганн — немецкий издатель, напечатавший во Франкфурте-на-Майне в 1587 г. народную книгу «История о докторе Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике».
2
Гёц фон Берлихинген — герой драмы Гете «Гёц фон Берлихинген, рыцарь с железной рукой» (1773). Его историческим прототипом стал живший в XV–XVI вв. одноименный рыцарь. Он оставил подробное описание своей жизни, материалами которого и воспользовался Гете, ознакомившийся с ними еще в годы своего студенчества в Страсбурге.
