Мариано де Ларра - Сатирические очерки
Суди сам, мой бакалавр, до каких нелепиц договорился этот батуэк. Подумать только, что бывают такие безумцы! Свет, дабы видеть! Лучше уж нам остаться в потемках. При этом одному богу будет известно, на что может наткнуться человек, бредущий вслепую; ведь бывает же, что отправляется человек на поиски одного, а под рукой находит другое, чего он не видел ранее. Самое большое, что может случиться, это то, что мы в поисках блага будем делать то, что делает человек, пытающийся с завязанными глазами сбить горшок, обычно оказывающийся у него за спиной. Палка этого человека бьет по другим участникам игры; нечто подобное мы уже видывали.
А я, хорошо сознавая, что все эти химеры, о которых болтают, – чепуха (недаром я зовусь Нипоресас), и зная мою родину и моих соотечественников-батуэков как свой дом и детей своих, держусь за мои должности. Семя должно пасть на обработанную почву, а в противном случае – нечего и бросать его.
Этим я и заключаю свое письмо, ибо письма не должны быть такими длинными, как наш путь к спасению, и такими короткими, как наши возможности.
Я ответил на твое письмо исчерпывающе. Я сообщил тебе новости о моей семье, и о себе самом, и даже о моих мнениях; теперь же моли бога, чтобы те, кто мне покровительствует, дали бы мне побыстрее местечко из тех, где требуется ловкость рук, чтобы я мог покончить со своей недоверчивостью, потому что в противном случае меня охватит недовольство, а это дурное занятие. Если же мне дадут подобное местечко, то я буду служить, как каждый батуэк, или, вернее сказать, это местечко мне сослужит службу. Вот тогда я скажу, что мы действительно переживаем эпоху процветания, в которую кое-кто хотел бы, чтобы я поверил, хотя их доказательства ничего не доказывают.
Твой друг
Андрес Нипоресас.
Приходите завтра[132]
Поистине велик тот, кто первым назвал лень смертным грехом. Однако в одной из предыдущих статей мы уже и так проявили излишнее рвение и серьезность, а потому не собираемся теперь вдаваться в слишком пространное и углубленное исследование истории вышеуказанного греха, хотя отлично знаем, что грехи легко становятся достоянием истории и что история грехов могла бы позабавить читателей. Ограничимся констатацией того непреложного факта, что лень и раньше запирала и впредь будет запирать врата небесного царства для многих христиан.
После того как несколько дней тому назад я случайно набрел на эту мысль, ко мне в дом явился некий иностранец из тех, кто составляет в дурную или хорошую сторону крайне преувеличенное представление о нашей стране.
Люди этого сорта думают, что современные испанцы либо все еще остаются такими же щедрыми, блистательными и по-рыцарски благородными, как и два столетия назад, либо ничем не отличаются от диких кочевников, обитающих по ту сторону Средиземного моря. В первом случав они воображают, что наш характер столь же неизменен, как наши древние руины, во втором, путешествуя по нашим дорогам, они дрожат от страха: все наши стражники кажутся им разбойниками, которые сейчас же начнут их грабить, хотя именно стражникам и поручено охранять проезжих от случайностей, возможных во всех странах.
Правда, наша страна не из тех, что познаются с первого или даже со второго взгляда, и если бы мы не боялись показаться слишком дерзкими, то охотно сравнили бы ее с теми фокусами, строящимися на сущих пустяках, которые поражают воображение и озадачивают человека непосвященного, но, будучи раскрыты, вызывают у него крайнее изумление: неужели стоило ломать голову над вещами столь простыми. Часто отсутствие видимой причины заставляет нас подозревать наличие каких-то скрытых причин, ускользающих от нашей проницательности.
Человеком настолько владеет гордыня, что он, не понимая чего-нибудь, скорее заявит во всеуслышание о непостижимости всего сущего, чем сознается в том, что, может быть, он сам слишком туп, чтобы понять это. Так что если мы сами не понимаем истинных причин нашего движения вперед, то стоит ли удивляться, что иностранцы постигают их с большим трудом.
Именно такого сорта иностранец, заручившийся к тому же рекомендательными письмами, и появился у меня в доме. Он приехал в Испанию с целью уладить какие-то весьма запутанные дела, связанные с установлением своей родословной, предъявлением исков и с широкими планами, родившимися у него еще в Париже, поместить свои огромные капиталы в какое-нибудь выгодное промышленное или торговое предприятие.
Будучи человеком деловым, как это и свойственно нашим соседям, он решительно заявил, что не пробудет у нас долго, особенно если не найдет верного применения своим капиталам. Он мне показался человеком весьма порядочным, я с ним подружился и, сжалившись над ним, посоветовал поскорее убираться восвояси, если он всерьез задумал заниматься здесь делами, а не приехал просто с целью попутешествовать. Мой совет его удивил, и я вынужден был пуститься в объяснения.
– Послушайте, господин Сан-Деле[133] (так звали моего знакомого), вы рассчитываете, что на все дела вам хватит двух недель?
– Конечно, – ответил он, – двух недель более чем достаточно. Завтра утром я разыщу специалиста, который займется моими фамильными делами. В течение дня он переберет свои книги, найдет моих предков, и к вечеру будет известно, кто я такой. Послезавтра, заручившись всеми необходимыми данными, я смогу предъявить права на наследство. И так как мои претензии основательны и неоспоримы (только в этом случае я и отважусь предъявить их), то на третий день дела будут улажены и я верну то, что принадлежит мне по праву. Что же касается моих капиталовложений, то на четвертый день я представлю проект, который окажется либо приемлемым, либо неприемлемым и будет либо принят, либо я получу отказ.
Так пройдет пять дней… Шестой, седьмой и восьмой день я посвящу осмотру достопримечательностей Мадрида. На девятый день я предамся отдыху. На десятый день я закажу место в дилижансе, и если все дела будут сделаны, то я и отправлюсь в обратный путь. Таким образом у меня в запасе окажется еще четыре-пять дней.
Когда Сан-Деле, излагая свои планы, дошел до этого места, я едва сдерживал приступ смеха, который вот-вот готов был вырваться из моей груди, и хотя из чувства такта мне удалось подавить неуместную веселость, все же у меня не хватило сил скрыть улыбку, знаменующую крайнюю степень удивления и глубокое сострадание к опрометчивым планам моего собеседника.
– Позвольте, господин Сан-Деле, – начал я полушутя, полусерьезно, – позвольте пригласить вас через полтора года вашего пребывания в Мадриде отобедать со мной.
– Как это понимать?
– А так, что через полтора года вы все еще будете здесь.
– Вы шутите?
– Нисколько.
– Разве я не смогу уехать, когда мне вздумается? Может ли это быть?
– Помните, что вы не у себя на родине, где все люди Деятельны и энергичны.
– О, я знаю: испанцы, которые много путешествовали за границей, приобрели странную привычку дурно отзываться о своей стране, чтобы доказать свое превосходство над соотечественниками.
– Как бы то ни было, я уверяю вас, что за две недели вы даже не сумеете встретиться ни с одним из тех людей, которые помогли бы вам оформить дела.
– Ну, это вы уже преувеличиваете. Я постараюсь сообщить им свою энергию.
– Скорее они сообщат вам свою инертность.
Я понял однако, что господин Сан-Деле не сдастся, пока не убедится на собственном опыте в правдивости моих слов. Тогда я умолк, глубоко уверенный в том, что события не замедлят подтвердить мои прогнозы. На следующее утро мы вдвоем отправились на поиски генеалога, расспрашивая всех друзей и знакомых, где бы нам найти его. Наконец мы его нашли. Этот милейший господин, ошеломленный нашей поспешностью, прямо заявил, что нужно повременить. Мы настаивали, и генеалог только из большой любезности согласился дать нам нужные сведения через несколько дней. Я улыбнулся, и мы ушли. Прошло три дня. Мы снова отправились к нему.
– Зайдите завтра, – сказала нам служанка, – сеньор еще не встал.
– Зайдите завтра, – сказала она нам в следующее посещение, – барин только что вышел.
– Зайдите завтра, – сказала та же самая служанка на третий день, – сеньор изволит отдыхать.
– Зайдите завтра, сеньор на бое быков, – таков был ответ в следующий понедельник.
Когда, в какие часы можно все-таки увидеть испанца? Наконец мы его увидели.
– Зайдите завтра, – сказал он нам, – я совершенно забыл о вашем деле. Зайдите завтра, еще не готово.
Через две недели все, наконец, было готово. Но оказалось, что мой друг просил навести справку о некоем Диесе, а справка по ошибке была заготовлена на Диаса. Предчувствуя новые испытания, я все же ничего не сказал о них моему приятелю, который уже совершенно отчаялся когда-нибудь установить свою родословную.
Само собой разумеется, что после такой неудачи нечего было и думать о предъявлении прав на наследство.
