Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)
Хозяинъ повторяетъ свой вопросъ.
Да, отвѣчаетъ моя спутница, мы видѣли одного офицера.
Какъ онъ выглядѣлъ? Средняго роста, немного тучный, іудейской наружности, еврей?
Да, совершенно вѣрно.
Жандармскій офицеръ показываетъ намъ фотографическую карточку нашего полицейскаго чиновника въ офицерскомъ мундирѣ, какъ онъ былъ въ поѣздѣ. Онъ ли это?
Да.
Жандармскій офицеръ откланивается и удаляется; онъ снова подходитъ къ обоимъ солдатамъ и тихо говоритъ съ ними. Потомъ онъ выходитъ на веранду и слѣдитъ глазами вдоль по дорогѣ, очевидно ожидаетъ ежеминутно полицейскаго чиновника.
Ты что-то очень блѣденъ, говоритъ мнѣ моя спутница.
Я встаю и также иду на веранду. Но я не схожу внизъ по ступенькамъ, чтобы не быть остановленнымъ громовымъ «стой!» Въ высшей степени разстроенный, я сажусь и дышу съ усиліемъ.
На верандѣ сидитъ кромѣ жандармскаго офицера и меня еще молодой англичанинъ, который направляется черезъ горы во Владикавказъ. Я завидую его несказанному спокойствію. Юный британецъ, какъ и всѣ его путешествующіе соотечественники, самодоволенъ, безмолвенъ и равнодушенъ ко всему на свѣтѣ. Онъ куритъ трубку, выкуриваетъ ее до конца, выбиваетъ, вновь набиваеть и снова куритъ, притомъ онъ такъ страненъ, что словно не замѣчаетъ присутствія насъ обоихъ. Я немного посмѣиваюсь надъ нимъ, чтобы позлить его, но онъ представляется, будто ничего не слышитъ. Гм! говорю я, но онъ не трогается. Въ это время ему попадаетъ въ глазъ пылинка, онъ вытаскиваетъ свое ручное зеркальце, разсматриваетъ свой глазъ и при этомъ благодушно продолжаетъ пускать клубы дыма.
Я желаю ему побольше пылинокъ. Конечно, жандармскій офицеръ врагъ мнѣ и скоро арестуетъ, но что же можетъ онъ лично имѣть противъ меня? Во всемъ виновата система. По крайней мѣрѣ, онъ смотритъ образованнымъ человѣкомъ, иногда поглядываетъ на меня и словно соболѣзнуя о моей судьбѣ. Но англичанинъ, сидящій тутъ же, поступаетъ такъ, словно я пустое пространство.
Вдругъ слышимъ мы шумъ экипажа, катящагося по песчаной дорогѣ; жандармскій офицеръ вскакиваетъ и ускользаетъ въ дверь, какъ будто хочетъ остаться незамѣченнымъ. Экипажъ останавливается у веранды, и нашъ полицейскій чиновникъ выходитъ изъ него. Онъ пріѣхалъ, какъ и предупредилъ, часъ спустя послѣ насъ. Проходя мимо меня, приподнялъ онъ по обыкновенію шляпу и замѣтилъ смѣясь:
Какъ я сказалъ, часомъ позже васъ.
Онъ пошелъ въ столовую и заказалъ себѣ поѣсть.
Я получаю, такимъ образомъ, отсрочку, пока онъ поѣстъ, думаю я. Потомъ онъ скажетъ одно лишь слово, укажетъ на меня, жандармы войдутъ и схватятъ меня.
Но жандармы исчезли въ эту минуту, какъ офицеръ, такъ и солдаты, словно ихъ вѣтромъ сдуло. Гдѣ же они попрятались? Удивительная страна, этотъ Кавказъ! Я, плѣнникъ, сидѣлъ на верандѣ и могъ, если хотѣлъ, сойти внизъ по ступенямъ. Мнѣ дали достаточно времени и возможности, чтобы предупредить правосудіе и сократить свою жизнь, накинувъ петлю на шею. Они были такъ увѣрены во мнѣ, но они не должны бы этого дѣлать: отъ меня могутъ они всего ожидать.
Моя спутница выходитъ на веранду и сообщаетъ мнѣ, что въ домѣ, очевидно, что то неладно. Жандармскій офицеръ и оба его солдата стоятъ на верху во второмъ этажѣ въ сѣняхъ, прислушиваются на лѣстницѣ къ тому, что происходитъ внизу, и ведутъ себя въ высшей степени подозрительно. Быть можетъ, они должны кого-нибудь арестовать, отвѣчаю я почти безсознательно.
Хозяинъ прислуживаетъ полицейскому начальнику съ большой вѣжливостью и величаетъ его превосходительствомъ; онъ понимаетъ, конечно, что имѣетъ дѣло съ человѣкомъ всемогущимъ. Что касается до его превосходительства, то онъ рѣшительно и кратко отдаетъ приказанія насчетъ обѣда, а когда онъ оконченъ, то платитъ точно такъ же рѣшительно и быстро и выходитъ къ намъ на веранду.
Онъ садится подлѣ англичанина, который, разумѣется, не отодвигается вы на единый миллиметръ. Онъ вытаскиваетъ носовой платокъ съ вышитой на немъ короной и отираетъ съ лица пыль, потомъ вынимаетъ портсигаръ съ короной и закуриваетъ сигару. Такъ сидитъ онъ и молча куритъ.
Спутница моя спускается по ступенькамъ и отправляется на лугъ рвать цвѣты.
Мы, трое мужчинъ, остаемся одни.
Тогда я вижу, какъ жандармскій офицеръ съ обоими солдатами крадутся внизъ по лѣстницѣ со второго этажа. Гдѣ-то въ груди моей раздается безмолвный крикъ, я поднимаюсь и стою, выпрямившись. Настала минута! Даже и хозяинъ появляется въ двери столовой, чтобы не упустить зрѣлища. Жандармскій офицеръ выходитъ на веранду и останавливается передъ полицейскимъ чиновникомъ. Но такъ ли я вижу? Такъ ли я слышу? Онъ кладетъ ему руку на плечо и арестуетъ его. Арестуетъ его. Вы мой плѣнникъ, говоритъ онъ ему по-французски.
Полицейскій чиновникъ смотритъ на офицера и вздрагиваетъ, потомъ сбрасываетъ пепелъ съ сигары и отвѣчаетъ:
Что вы говорите?
Вы арестованы.
Какимъ образомъ? Что вамъ угодно?
Экипажъ, бывшій наготовѣ, подъѣзжаетъ, солдаты берутъ полицейскаго чиновника подъ руки и сводятъ его внизъ на дорогу; офицеръ слѣдуетъ за ними.
Я слышу, какъ жидъ увѣряетъ, что это обойдется дорого офицеру, онъ можетъ доказать свои права, подождите только! Всѣ четверо размѣщаются въ экипажѣ, кучеръ щелкаетъ кнутомъ, и экипажъ катится по направленію къ Тифлису.
А я все стоялъ.
Я поворачивался на всѣ стороны и искалъ повсюду объясненія. Англичанину бы и въ голову не пришло взглянуть на все происшедшее, онъ снова сидѣлъ со своимъ ручнымъ зеркальцемъ и разглядывалъ свой глазъ. Какъ только я оказался вновь въ состояніи говорить, спросилъ я у хозяина, что все это должно было значить. Было ли все здѣсь происшедшее арестомъ?
Хозяинъ, который вовсе не былъ погруженъ въ мечты, кивнулъ утвердительно.
Но, ради Господа Бога, восклицаю я; вы киваете головою, словно это такъ, ничего. Неужто, дѣйствительно, сію минуту арестовали живого человѣка?
Разумѣется. По донесенію изъ Пятигорска, отвѣчалъ хозяинъ.
Я никакъ не могъ постигнуть того неслыханнаго дѣянія, что сейчасъ произошло у насъ на глазахъ. Еслибъ что-либо подобное случилось со мною, то я провалился бы сквозь землю, сказалъ я.
Хозяинъ состроилъ равнодушное лицо.
Тогда я сказалъ:
Вы, кажется, все-таки не находите въ этомъ ничего особеннаго. Какъ же вы думаете, смогъ ли бы я это перенести? И какъ пережила бы это моя спутница?
Нѣтъ, нѣтъ, о васъ тутъ не можетъ быть и рѣчи, отвѣчалъ, сдаваясь, хозяинъ.
Теперь вся эта исторія сдѣлала меня радостнымъ и счастливымъ. Хотя во мнѣ свирѣпствовала лихорадка, я дрожалъ всѣмъ тѣломъ и обливался холоднымъ потомъ, но не было во мнѣ ни единаго мѣстечка, которое не было бы преисполнено радости.
Спутница моя вернулась и сказала:
Теперь на лицѣ твоемъ снова показался румянецъ. Да. отвѣчалъ я, довольно уже мнѣ все мучиться мыслью о быкѣ. Помнишь быка, котораго мы видѣли, еще у него ярмо попало между роговъ, и онъ шелъ съ вывихнутой шеей. Теперь ему хорошо.
Хорошо? Какимъ образомъ?
Офицеръ сейчасъ сказалъ мнѣ объ этомъ. Знаешь, тотъ офицеръ, что былъ въ поѣздѣ. Онъ ѣхалъ тотчасъ же за нами и тоже видѣлъ быка.
Да, и что же?
Онъ поправилъ ярмо.
Слава Богу, сказала моя спутница.
И я былъ также доволенъ.
Я назвалъ нѣкоторыя кушанья, которыхъ бы охотно поѣлъ теперь и, хотя мнѣ отъ души совѣтовали лучше воздержаться отъ нихъ по причинѣ моей лихорадки и выбрать что-либо другое, я упорствовалъ въ своемъ неблагоразуміи и заказалъ опасныя кушанья. Аппетитъ мой возросъ до неслыханныхъ размѣровъ. Мнѣ также не хотѣлось дозволить англичанину и дольше сидѣть въ молчаніи и одиночествѣ. Поэтому, когда спутница моя ушла и предоставила мнѣ свободное поле дѣйствія, я обратился къ англичанину и сказалъ, желая его поразить:
Въ Опорто чума. Знаете вы это?
Онъ уставился на меня.
Я повторилъ, что въ Опорто чума, но это, казалось, не испугало его, онъ продолжалъ курить.
Тогда я вынулъ свой номеръ «Nya Prassen» и сказалъ англичанину:
Я замѣчаю также въ извѣстіяхъ о рыночныхъ цѣнахъ въ Финляндіи, что куры тамъ стоятъ марку, или марку семьдесятъ пять пенни.
Молодой англичанинъ, кажется, все еще пробовалъ не замѣчать меня, но онъ былъ еще черезъ чуръ юнъ, не могъ устоять, и презабавно было наблюдать, какъ сильно мучился онъ тѣмъ, что не могъ выдержатъ до конца характера.
Куры? спросилъ онъ. Въ Финляндіи? Какъ же это?
Вы путешествуете черезъ горы, сказалъ я, поѣдете по Россіи и пріѣдете, наконецъ, въ Финляндію, оттуда направитесь вновь домой къ своему жизнерадостному и любезному народу, англичанамъ. Я только хотѣлъ предупредить васъ о цѣнахъ въ Финляндіи, чтобы вы знали ихъ, когда станете заказывать себѣ поѣсть. Притомъ замѣтьте, не за пару, а за каждую штуку.
Сколько вы сказали? спросилъ онъ.
Отъ марки до марки семидесяти пяти пенни.
