Джон Стейнбек - Консервный ряд
— И я с тобой, — сказал Элен.
— Ни в коем случае, если придем вдвоем, он сразу насторожится, вдруг мы опять что-нибудь такое затеяли.
— Но ведь это же я придумал, — сказал Элен.
— Знаю, — сказал Мак. — Ну и что? Когда все устроим, я, конечно, скажу Доку, что это твоя идея. Но идти лучше мне одному.
— А он как — не сердится? — спросил Эдди.
— Док в порядке.
Мак застал Дока в нижнем этаже. На нем был длинный резиновый фартук и резиновые перчатки, чтобы защитить руки от формальдегида. Он вливал в вены и артерии маленьких акул цветные растворы. Работала шаровая мельница, готовя синюю жидкость. Красная жидкость уже была в пневматическом шприце. Умные пальцы Дока работали четко, игла сразу попадала в вену; нажим на собачку, и сжатый воздух гонит в вены красную краску. Готовых акул Док складывал в аккуратную стопку. Ему надо будет пройтись по ним еще раз — влить в артерии синюю жидкость. Из этих акул получаются отличные препараты.
— Привет, Док, — сказал Мак. — Вы, вижу, очень заняты.
— Постольку поскольку, — сказал Док. — Как ваш щенок?
— Замечательно. Если бы не вы, он бы сдох.
На миг Дока окатила волна подозрительности, но только на миг. Обычно комплименты Мака его настораживали. Он ведь очень давно его знал. Но сейчас в тоне Мака звучали только нотки благодарности. Док знал, как ребята любили Милочку.
— Как дела в Королевской ночлежке? — спросил он.
— Прекрасно, Док. У нас прибавилось два новых стула. Зашли бы к нам, посмотрели. У нас стало очень уютно.
— Зайду, — ответил Док. — Что, Эдди так все и носит кувшины?
— А то как же, — сказал Мак. — Но теперь он пива не добавляет. По-моему, так лучше, крепости больше.
— Ну, крепости там и так было достаточно.
Мак терпеливо ждал. Рано или поздно Док сам выйдет на жилу, надо только набраться терпения: если он первый заговорит о деле, будет не так подозрительно. Мак давно усвоил этот прием.
— Что-то Элена не видать. Он не болеет?
— Нет, — ответил Мак и пошел в наступление. — Элен здоров. У него с Хьюги война. Вот уже целую неделю, — Мак хохотнул. — Но самое смешное, — спорят, а сами в этом ни уха, ни рыла. Я не вмешиваюсь. Я тоже в этом ничего не смыслю. А они чуть не дерутся.
— Из-за чего же спор?
— А вот из-за чего, — ответил Мак. — Элен давно уже покупает эти карты, ну где счастливые дни, планеты и все такое. А Хьюги заявил, что все это брехня. «Хьюги, — говорит Элен, — если знаешь, чей день рождения, то все можно о нем узнать». А Хьюги отвечает: «Тебя просто облапошивают, всучат карту и опустят в карман твой десятипенсовик». Я в этом ничего не смыслю. А вы как думаете, Док?
— Я, пожалуй, соглашусь с Хьюги, — сказал Док, выключил мельницу, вымыл шприц и наполнил его синей жидкостью.
— Вчера вечером опять давай спорить. Спрашивают меня, когда я родился. Я ответил — двенадцатого апреля. Элен пошел, купил мою карту. И прочитал. Некоторые вещи сходятся. Но там написано только хорошее, а хорошему о себе всегда веришь. Карта говорит, что я смелый, умный и добрый с друзьями. Элен уверяет, что все это правда. А у вас, Док, когда день рождения?
Вопрос в конце длинного разговора прозвучал вполне невинно. Придраться было не к чему. Но нельзя забывать, что Док знал Мака очень, очень давно. Если бы он его не знал, он бы сказал честно: восемнадцатого декабря; а так он слукавил, ответил — двадцать седьмого октября.
— Спроси у Элена, — прибавил Док, — что эти карты говорят обо мне.
— Наверное, все это и правда брехня, — сказал Мак. — Но Элен верит. Я попрошу его посмотреть вашу карту.
С этим Мак ушел, а Док стал ломать голову, что бы это могло значить. Он, конечно, понял, что разговор был затеян неспроста. Он знал Мака, знал его приемы. Учуял его стиль. И Док спрашивал себя, каким образом Мак может использовать полученную информацию. Только спустя время, когда по всей округе поползли слухи, Док разгадал замысел Мака. И вздохнул с облегчением — взаймы просить не будет.
ГЛАВА XXVI
Как-то на лодочной верфи играли двое мальчишек, играли, пока на забор не вспрыгнула кошка. Мальчишки немедленно затеяли охоту, погнали кошку через линию и на насыпи набрали полные карманы отличных разноцветных камней. Кошка удрала от них, нырнув в густую траву, но камни они не выбросили. Такой камушек может пригодиться в любую минуту. Они спустились к Консервному Ряду и швырнули камень в рифленое железо одного из цехов. В окно конторы выглянуло испуганное лицо; увидев мальчишек, человек бросился наружу, но у них ноги оказались быстрее. Он еще не добежал до двери, а мальчишки уже лежали в траве, спрятавшись за бревно, валявшееся на пустыре. Он бы их за сто лет не нашел.
— Спорим, он хоть всю жизнь ищи, не найдет, — сказал Джон.
Но никто их не искал, и скоро им стало скучно лежать в траве. Они встали и пошли вдоль Консервного Ряда. Долго глядели в окно лавки Ли Чонга, страстно мечтая о плоскогубцах, ножовке, касках строителей и бананах. Потом перешли улицу и сели на нижнюю ступеньку Западной биологической.
— Знаешь, говорят у этого дядьки стоят бутылки с мертвыми человечками.
— Какими человечками? — спросил Уиллард.
— Обыкновенными, которые еще не родились.
— Врешь, — сказал Уиллард.
— А вот и не вру. Знаешь сына Спрейгов? Он сам видел. Говорит, они маленькие-премаленькие, у них ручки, ножки и даже глаза.
— А волосы? — спросил Уиллард.
— Он про волосы не говорил.
— А ты бы спросил его. Врет он все.
— Смотри, чтобы он тебя не услышал, — сказал Джон
— А ты пойди повтори ему, что я сказал. Я его не боюсь. И тебя не боюсь. Я никого не боюсь. Понял?
Джон не отвечал.
— Понял, говорю?
— Нет, — ответил Джон. — Я думаю, может, пойти спросить этого парня, правда, что у него в бутылках мертвецы. Может, он их нам покажет, если они у него есть?
— А его нет дома, — ответил Уиллард. — Видишь, его машины нет. Куда-то уехал. Я думаю, это все брехня. И этот Спрейг все тебе набрехал. Брехун он. И ты брехун.
Такой уж был скучный день. Ничего интересного, и Уиллард стал задираться.
— Ты еще и трус, да, трус. Понял?
Джон не отвечал. Тогда Уиллард сменил тактику.
— А где твой старик? — обычным тоном спросил он.
— Умер, — ответил Джон.
— Умер? Что-то я не слыхал. А от чего умер?
Какой-то миг Джон молчал. Он знал, что Уиллард знает от чего, но не мог этого сказать, тогда драки не избежишь, а он боялся Уилларда.
— Он покончил… убил сам себя.
— Да? — лицо у Уилларда вытянулось. — А как покончил?
— Съел крысиного яду.
— Он что, решил, что он крыса? — загоготал Уиллард.
Джон улыбнулся шутке самую малость.
— Конечно, он считал себя крысой, — кричал Уиллард. — Он, наверное, не ходил, а ползал — вот так, гляди, Джон! И нос морщил вот так, гляди! А хвост у него был длинный-предлинный! — Уиллард зашелся от хохота. — Лучше бы он нашел крысоловку и сунул туда голову! — Теперь уже хохотали оба. Уиллард своего добился. — А как он выглядел? — Новая шутка. — Вот так? — он скосил глаза, оскалил рот и вывалил наружу язык.
— Он весь день мучился, — сказал Джон. — Умер ночью. Ему было очень больно.
— Зачем это он?
— Не мог найти работу, — сказал Джон. — Почти год искал. И что смешно, знаешь? Наутро пришел человек и сказал, что отцу есть работа.
— А я думаю, он считал себя крысой, — Уиллард повторил шутку, но даже у него самого она больше не имела успеха.
Джон встал, сунул руки в карманы. И вдруг увидел блестящую монетку на дне канавы, он кинулся туда, протянул руку, но Уиллард оттолкнул его и схватил монету из-под ноги у Джона.
— Я первый увидел, — крикнул Джон. — Отдай!
— Так я тебе и отдал, — сказал Уиллард. — Пойди лучше съешь крысиного яда. Понял?
ГЛАВА XXVII
Мак с ребятами — Добродетель, Милосердие, Красота. Вот они сидят в Королевской ночлежке, а доброе их влияние, точно круги по воде от брошенного камня, расходятся по всему Консервному Ряду и дальше — до Пасифик-гроув, в Монтерей и даже за холм в долину Кармел.
— На этот раз, — сказал Мак, — мы должны сделать все, чтобы он был на вечеринке. Если его не будет, не будет и вечеринки.
— А где мы устроим праздник? — спросил Джонс.
Мак откинулся со стулом назад, так что спинка стула уперлась в стену, и обвил ногами передние ножки.
— Я сам все время об этом думаю, —сказал он, — конечно, можно было бы пригласить всех сюда, но тогда никакого сюрприза не будет. К тому же Док любит свой дом. У него там музыка.
Мак, нахмурившись, посмотрел на ребят.
— Не знаю, кто тогда сломал проигрыватель, — сказал он. — Но если кто-нибудь в этот раз дотронется до него, своими руками убью.
— По-моему, надо праздновать у него, — сказал Хьюги.
Никто никому не говорил про день рождения, как-то потихоньку узналось само собой. И никого не звали. Но собирались прийти все. У каждого в памяти двадцать седьмое октября было обведено красным. А раз день рождения, то должны быть подарки.
