Теофилис Тильвитис - Путешествие вокруг стола
Пискорскис решил использовать создавшееся положение на благо семьи. Он незаметно расставлял силки, из которых не смог бы выбраться даже самый хитроумный столичный ловелас. «…У старикашки не хватит смелости пойти против меня, ибо я не кто-нибудь, а муж Нелли. Нелли носит мою фамилию. Ради Нелли он готов на все. Следовательно, он и для меня все сделает, хоть особенной любви ко мне и не питает. Если же Нелли ослушается, ей не видать этого дома, как своих ушей. Она может это сделать, и сделает…»
И господин Наливайтис попался. Однажды он сам напросился к Пискорскису в гости. Он, мол, давненько не любовался закатом солнца с веранды, утопающей в цветах. Пискорскис был вне себя от радости. Он заверил старого донжуана, что устроит ему такой закат, который продлится до восхода. Тем более, что и Нелли не возражает.
Была суббота. Цвели последние пионы. Берега Немана тонули в густой зелени. Липы источали дурманящий аромат.
– Нелли! – с дрожью в голосе обратился Пискорскис к супруге. – Сейчас все зависит от тебя. Сегодня особенный день. Можно сказать, решающий день. Я возложил на тебя все надежды. Если Наливайтис мне не поможет, я пропал. А если я пропал, то и ты пропала. Кто знает, может, прокурор на меня уже и дело завел?… Словом, я вверяю свою судьбу тебе. Всю жизнь я трудился для тебя, сегодня ты должна сделать кое-что и для меня. Я даю тебе поручение к чиновнику для особых поручений. Ты одна можешь отвести меч, занесенный над нашими головами. Слушай меня, Нелли…
Пискорскис обожал супругу и был счастлив с ней. Любя, он прощал ей многие мелочи. Любя, он доверял ей и потому был совершенно спокоен. Правда, иногда он подумывал, что его жене, женщине в самом соку, временами трудно удержаться от искушений, однако гнал от себя кощунственные мысли и не омрачал себе существования. Всю жизнь он жаждал одного – чтобы Нелли была счастлива и ничем не стеснена. Больше того, Пискорскис сам не любил, когда стесняли его свободу.
Часто супруги целыми днями не виделись, поэтому при встречах они особенно пылко кидались друг другу в объятия и ни о чем не расспрашивали друг друга. Их отношения уравновешивались тем, что Пискорскису льстила привлекательность жены, а Пискорскене была довольна сытой, беззаботной жизнью и собственным особняком.
– Что такое женщина? – размышлял частенько первый помощник. – Наверно, никто не даст правильного ответа. Скажем, прельстится женщина мужчиной, полюбовно свяжет себя с ним на всю жизнь, и вдруг начинается охлаждение, дело почти доходит до разрыва. Но вот с каждым днем улучшается экономическое положение. Надоевший муж вводит жену в интеллигентное общество, делает гранд-дамой, создает ей прекрасную жизнь. В доме постоянно гости, звенят бокалы, слышится смех. Ведь все, чем она владеет, создал муж. Разве может она оттолкнуть своего благодетеля? У нее же золото, а не муж! Он весь – забота и снисхождение. Он не какой-нибудь ревнивец! А не ревнует только тот, кто действительно любит. Может ли она найти лучшего друга в жизни? Нет! Ее счастье достигло апогея. Ей не хватает одного – ребенка. Но тут уж делу не поможешь…
В этом Пискорскис ошибался. Его супруга тяжело переживала бездетность, хотя сознавала, что она остается хозяйкой положения. Все в ее воле…
– Нелли, – нежно обнял жену Пискорскис. – Десять лет я трудился не покладая рук, чтобы создать тебе красивую жизнь. Слава богу, кое-что нажили. Есть у нас дом, в котором только жить-поживать; даже если я лишусь службы, мы проживаем на проценты – сколотили кое-какие сбережения. На отсутствие знакомых жаловаться тоже не приходится. Одно заботит меня: мы во что бы то ни стало должны сохранить то, чего добились. Ты знаешь, что такое ре-но-ме? Это французское слово.
Жена испуганно посмотрела на мужа.
– Ты можешь это сделать; ты должна это сделать, если любишь меня…
Пискорскене высвободилась из его объятий и ждала объяснений. Пискорскис кликнул служанку и велел постелить ему на диване в кабинете.
– Зачем это, Йонялис? – озабоченно осведомилась жена. – Ты болен?
– Нет, моя дорогая Нелли, я вполне здоров… – то останавливаясь, то снова принимаясь бегать по салону, говорил Пискорскис.
– Йонук, – приблизилась недоумевающая жена. – Что с тобой, что ты затеял?
– Увы, затея не моя…
– ??
– Я чувствую, что ты еще не поняла, в чем дело, Нелли.
– Говори же, – по-кошачьи ластилась Нелли к мужу. – Что ты задумал?…
– Задумано на славу. Гениально задумано! – Пискорскис усадил жену, встал перед ней, заложил руки за жилетку и произнес:
– Приготовься. Вечером пожалует гость… Только не делай испуганного лица. Все очень просто, Нелли: встречаешь господина Наливайтиса, проводишь в комнату, предлагаешь сесть. И говоришь ему эдак: «Мой супруг в отъезде… Я страшно скучаю… Как хорошо, что вы пришли…» А дальше ты сама знаешь, что делать. Знаешь? Ах ты, моя красавица! Ха-ха-ха!
– Что ты?! Что ты?! – замахала жена руками.
– Без разговоров, Нелли… Без разговоров… Я всю жизнь работал на тебя, поработай один раз и ты…
– С ума сошел!
– Ну, нет… Никогда еще у меня не было такой светлой головы, как сегодня. Никогда еще мой мозг не работал с такой отчетливостью. Во имя нашего общего блага ты должна угощать, ублажать его; словом, угодить! – устремил на Нелли демонический взгляд Пискорскис.
– Но я же твоя жена?!
– А я твой муж! – отрезал Пискорскис. – Да ты понимаешь, о чем идет речь? Об этом доме! Как же я перепишу его на твое имя, если угожу за решетку? Я влип в одно дело. Оно в руках Наливайтиса. От него, только от него зависит мое доброе имя и карьера. Теперь тебе, Нелюк, ясно, что я задумал?…
Никогда еще Нелли не видела своего мужа в таком обличье. Она знала его, как человека осторожного, сдержанного. Только сейчас он показал свое настоящее лицо, и Пискорскене была потрясена до глубины души. Он вызывал в ней омерзение. Он предстал перед ней, как подлец, трус, эгоист. Нелли окинула его невидящим взглядом, закрыла лицо руками и, рухнув на диван, горько заплакала.
– Слезы, Нелли, высохнут… А все остальное – будет нашей тайной. Неужели тебе, дорогая, не жаль всего, что мы нажили? Неужели ты хочешь, чтобы наше гнездышко, о котором ты столько мечтала, развеяли по ветру, продали с аукциона? Разве тебе будет приятно, если доброе имя твоего супруга попадет на страницы желтой печати, а его самого затаскают по судам? Разве тебе будет приятно узнать, что твоего мужа упекли в тюрьму? А может, я ошибаюсь?… Может, это тебе действительно доставит удовольствие?… Может, ты этого ждешь не дождешься?
Ошеломленная Пискорскене все еще не могла понять, что происходит. В ее голове роились самые противоречивые догадки. «А вдруг он что-нибудь узнал обо мне и ему не понравилось то, что он узнал? Вдруг он хочет развестись со мной и выбросит меня голую, какой я была до замужества, на улицу?!»
– Я тебе надоела? – спросила она.
– Моя бесценная Нелли, что ты? Ты даже не представляешь, как ты мне сейчас нужна! Окажи мне только эту услугу, я всю жизнь буду носить тебя на руках… Умоляю…
– Значит, – опустила голову Пискорскене, – я жестоко ошиблась. А я-то думала, что ты меня любишь… а ты…
– Что такое любовь, Нелли? – погладил ее кудри Пискорскис. – Знаешь ли ты?… Страсть мимолетна… Она проходит, как сон. Любовь выше страсти. Большая любовь рождает самопожертвование. А что такое самопожертвование? Это само благородство. Кто любит, тот не раздумывает. Он жертвует всем…
Воды Немана краснели от заката. Силуэты колоколен то подпрыгивали над крепостным замком, то вновь внезапно исчезали в потемках, опустившихся над городом.
Мгла окутала и сознание Пискорскене. Зато в душе Пискорскиса вспыхнули первые искорки надежды.
– Что с тобой творится?… Я не узнаю тебя… Что с тобой? Скажи!.. – обнял жену Пискорскис, прижался к ней и погладил ее пышные каштановые волосы. – Нелли… Я хочу быть откровенным до конца… Близится десятилетие нашей совместной жизни. Ты хорошо знаешь меня, а я тебя. Прости, если мои слова покажутся тебе грубыми. Твое счастье зависит только от меня. Я тебя ни в чем не упрекну. Я люблю тебя, и все, что связано с тобой, доставляет мне радость… Я прошу – пусть тебя ничто не стесняет. Дело серьезное… Через час господин Наливайтис будет тут. До свиданья. – Пискорскис нежно поцеловал свою жену и, выходя, бросил: – Я целиком полагаюсь на тебя, Нелли… Для тебя это не составит особого труда.
– Это наглость! – возмутилась жена, но мужа уже не было в комнате.
Нелли через окно проводила взглядом человека, который, набросив серый плащ на левую руку, аккуратно прикрыл садовую калитку и стал спускаться по ступенькам вниз.
Пискорскене не на шутку задумалась. Она металась по комнатам и по саду, срывала листья сирени и акации, зло кусала их и выплевывала; ворвавшись в кухню, устроила сцену прислуге, обозвала ее лентяйкой и рохлей. Нелли бесилась. Ей казалось, что все возможные беды свалились на нее: мужу угрожала тюрьма, муж раскрыл ее любовные тайны, муж преспокойно оставляет ее в руках любовника. Ей все опротивело. Семейный очаг, который она так оберегала, осквернен, а впереди проклятая неизвестность.
