Эрих Кестнер - Трое в снегу
Через несколько минут — уже в смокинге — вернулся в холл Кессельгут. Он еще прихрамывал.
— Вы на меня сердитесь, господин тайный советник? — озабоченно спросил он. — Я обещал фройляйн Хильде ежедневно сообщать о нашем самочувствии. Кто же мог знать, что они явятся сюда? Но виновата в этом Кункель, дура набитая.
— Ладно, Иоганн, ладно, — сказал Тоблер. — Здесь уж ничего не изменишь. Последнюю новость знаете?
— Что-нибудь связанное с экономическим кризисом?
— Не в самом прямом смысле, Иоганн. Скоро, однако, будет помолвка.
— Вы собираетесь снова жениться, господин тайный советник?
— Нет, старый осел, Обручаться будет господин Хагедорн!
— С кем же, позвольте спросить?
— С фройляйн Хильдой Шульце! Иоганн засиял, как восходящее солнце.
— Вот это правильно, — сказал он. — Тогда мы скоро станем дедушкой.
После долгих поисков Хагедорн нашел номера тети Юлечки и ее племянницы.
— Фройляйн в номере восемьдесят один, — сказала горничная и сделала книксен.
Он постучал.
Послышались шаги.
— Кто там?
— Я срочно должен кое-что спросить у вас, — сказал он сдавленным голосом.
— Сюда нельзя, — ответила Хильда. — Я переодеваюсь.
— Тогда поиграем в три вопроса за дверью, — предложил он.
— Хорошо, выкладывайте, господин кандидат! — Она приложила ухо к двери, но услышала только громкое, взволнованное биение собственного сердца. — Как гласит первый вопрос?
— Точно так же, как второй, — ответил он.
— А второй?
— Как третий, — сказал он.
— Ну а третий? Он откашлялся.
— Хильда, у вас есть жених?
Она долго молчала. Он закрыл глаза. Потом — ему казалось, что прошла вечность, — он услышал три слова:
— Еще нет, Фриц,
— Ур-ра! — заорал он на весь коридор и бросился бежать.
Дверь соседнего номера осторожно приоткрылась. В щель выглянула тетя Юлечка и пробормотала:
— Ох эта молодежь! Ну совсем как в мирное время.
Глава шестнадцатая
На Волькенштайне
Фрау Кункель заблуждалась, уверяя, что она никогда не пьянеет. Возможно, со времен свадьбы ее сестры в 1905 году она отвыкла от спиртного. Факт, что на следующее утро после прибытия в Брукбойрен у нее разламывалась голова. Она ничего не помнила, и ее завтрак состоял из пирамидона.
— А что со мной было вчера вечером? — спросила она. — Несла всякую чушь?
— Это было бы не так страшно, — сказала Хильда. — Но вы начали нести правду! Поэтому мне пришлось беспрерывно танцевать с господином Хагедорном.
— О, бедняжка!
— Я бы не сказала. Но белые туфли ужасно жали. А он не должен был этого заметить по моему виду. Иначе прекратил бы танцы, начал разговоры и узнал бы все наши секреты.
— Когда-нибудь он же их узнает!
— Разумеется. Но не в первый вечер и не от моей подвыпившей тетки, которая мне вовсе не тетка.
Кункель, обидевшись, нахмурила лоб.
— А что было потом? — спросила она сердито.
— Потом Иоганн уложил вас в постель.
— Что? Боже мой! — воскликнула тетя Юлечка. — Этого еще не хватало!
— То же самое сказал Иоганн. Но так было надо. Вы стали приглашать на танцы одного мужчину за другим. Сначала — господина Шпальтехольца, фабриканта из Гляйвица; потом мистера Салливана, английского колониального офицера; потом господина Ленца, коммерсанта из Кельна; наконец, вы сделали книксен даже старшему кельнеру, и вот тут мы решили, что вас пора удалить.
Кункель сидела красная как рак.
— Я плохо танцевала? — тихо спросила она.
— Напротив. Вы лихо кружили партнеров. Они были в восторге от вас.
Пожилая толстая дама облегченно вздохнула.
— А господин кандидат объяснился?
— Извольте выражаться точнее, — сказала Хильда.
— Он задал четвертый вопрос за дверью?
— Ах так! Вчера днем вы подслушивали! Нет, четвертый вопрос он не задал.
— Почему же?
— Наверное, потому, что там не было двери, — сказала фройляйн Тоблер. — Кроме того, мы ни на минуту не оставались наедине.
— Не совсем понимаю вас, фройляйн Хильда.
— Да этого и не требуется.
— Он безработный кандидат, это ведь не муж для вас. Подумать только, какие выгодные партии вы могли бы сделать!
— Не смешите! — сказала Хильда. — Выгодные партии! Брак — это не экскурсия и не прогулка при луне!
Она поднялась, надела лыжную куртку и пошла к двери.
— Идемте! Пусть будет по-вашему. Сыграем партию с природой!
Тетя Юлечка засеменила вслед, Дойдя до лестницы, она повернула обратно, так как забыла сумку. Когда она спустилась в холл, остальные уже стояли на улице и кидали снежки в Казимира.
Она подошла к ним и спросила:
— Куда мы отправимся?
Шульце показал в сторону гор. А Хагедорн крикнул:
— На Волькенштайн! Кункель вздрогнула.
— Идите вперед! — попросила она. — Я вас догоню. Забыла перчатки.
Кессельгут злорадно усмехнулся и сказал:
— Оставайтесь, оставайтесь, Я вам одолжу свои.
Увидев нижнюю станцию канатной дороги, Кункель бросилась бежать. Мужчинам пришлось схватить ее. Она дрыгала ногами и вопила, когда ее затаскивали в кабину, словно упрямую козу. Все пассажиры смеялись.
— Ехать туда, наверх? — кричала она. — А если оборвется канат?
— На такой случай предусмотрено два запасных каната, — сказал кондуктор.
— А если оба запасных порвутся?
— Тогда высадимся на полпути, — сказал Хагедорн.
Она продолжала шуметь, пока Хильда не сказала:
— Милая тетя, ты хочешь, чтобы все мы сорвались в пропасть без тебя?
Кункель тотчас умолкла, преданно посмотрела на племянницу и господина Шульце и покачала головой.
— Нет, — сказала она кротко, как агнец, — зачем мне тогда жить?
Кабина поднялась и скользнула из ангара. Первые десять минут тетя Юлечка сидела, крепко зажмурившись. Каждый раз, когда кабина начинала раскачиваться, проезжая мимо опорной мачты, она беззвучно шевелила губами.
Примерно половину пути миновали. Она осторожно подняла веки и, моргая, поглядела в окно. Кабина как раз висела над пропастью, обильно оснащенной зубцами скал, ледяными столбами и застывшими водопадами. Все пассажиры сосредоточенно смотрели в бездну. Тетя Юлечка постанывала, стуча зубами.
— Ну и трусишка же вы! — раздраженно сказал Шульце.
Она возмутилась.
— Могу бояться сколько хочу! Почему я должна быть храброй? С чего? Храбрость- дело вкуса. Разве я не права, господа? Если б я была генералом — извольте! Это другое дело. Но просто так? Когда мы с сестрой были еще детьми… Сестра моя живет в Галле, она замужем, очень удачно даже, за старшим почтовым инспектором, есть дети, двое, они, правда, уже давно кончили школу… да, что это я хотела сказать?.. Ага, вспомнила… Тогда, в летние каникулы, мы поехали на крестьянскую ферму, она принадлежала дяде нашего отца, очень дальнему, они, собственно, были друзьями юности, а вовсе не родственниками, и мы, девочки, звали его дядей… потом ему пришлось продать ферму, крестьянам очень трудно, да все вы это знаете… может, он уже умер, даже вполне вероятно, ведь мне сейчас., ну конечно, умер, до ста двадцати лет никто не доживает, правда, есть исключения, особенно в Турции, я читала… О, что с моей головой! Не надо было столько пить вчера, ведь я не привыкла, да еще звала танцевать незнакомых господ… Убейте меня, но я понятия не имела, просто ужас, что может произойти с человеком в таком состоянии…
Толчок! Кабина остановилась. Верхняя станция. Пассажиры с хохотом выходили на площадку.
— У старушки высотная болезнь, — сказал один лыжник.
— Да нет, — возразил другой. — У нее вчерашний хмель еще не вышел.
Тетя Юлечка и два пожилых господина устроились в шезлонгах.
— Тебе не хочется полюбоваться видом на горы, дорогая тетушка? — спросила Хильда.
Она стояла рядом с Хагедорном у парапета и любовалась панорамой.
— Оставьте меня в покое с вашими горами! — проворчала тетя, сложила руки на животе и добавила: — Мне хорошо лежится.
— Кажется, мы мешаем, — прошептал Хагедорн. У Шульце был острый слух.
— Убирайтесь! — приказал он. — Но чтобы через час вернулись, а то получите на орехи! Кругом, марш! — И, о чем-то вспомнив, добавил: — Фриц! Не забывай, что я материнский посол при тебе!
— Со вчерашнего дня моя память очень ослабела, — заявил молодой человек и последовал за Хильдой.
Однако его по дороге задержали. Навстречу Фрицу с шезлонга протянулась женская рука. Это была Маллебре.
— Привет, господин ученый! — произнесла она красивым вибрирующим контральто и смиренно посмотрела ему в глаза. — Позвольте познакомить вас с моим мужем. Он приехал сегодня.
— Какой приятный сюрприз! — сказал Хагедорн и поклонился элегантному господину с черными усами и утомленным взглядом.
