Морис Метерлинк - Жизнь пчел
X
Однако идея будущего так сильна, что ни одна из пчел не колеблется перед подобной неуверенностью и перед смертельными опасностями. Энтузиазм вторичных и третичных роев не уступает энтузиазму первого. Когда обитель решает роиться, каждая из молодых цариц находит себе толпу работниц, готовых разделить судьбу и сопровождать своих повелительниц в путешествии, во время которого теряется много и не приобретается ничего, кроме надежды на удовлетворение инстинкта. Кто дает им силу, всегда недостающую у нас, порвать со своим прошлым, как с врагом? Кто намечает из толпы пчел тех, которые должны улететь, и тех, которые должны оставаться? При этом незаметно, чтобы улетали пчелы одного возраста, а оставались бы пчелы другого, ибо вокруг царицы, которая уже не вернется более, толпятся и очень старые медоноски, и такие молодые работницы, которые впервые увидят головокружительную бездну лазури. Но еще менее заметно, чтобы это происходило под влиянием случайности порыва, ослабления мысли, инстинкта и чувств, которые увеличивали или уменьшали бы относительную силу роя. Я неоднократно пытался исчислить отношение количества составляющих рой пчел к количеству тех, которые остаются в улье. И хотя трудность опыта не позволяет прийти к математически точным заключениям, я могу утверждать, что это отношение, если принимать во внимание пчел, имеющих родиться из остающихся в улье яиц, довольно постоянно, а это указывает на действительное и таинственное вычисление, производимое гением улья.
XI
Мы не будем следить за приключениями улетевших роев. Они многочисленны и часто весьма сложны. Иногда два роя смешиваются; иногда, пользуясь смятением роя во время отлета, две-три царицы-пленницы ускользают от внимания стражей и присоединяются к формирующейся грозди. Бывает и так, что одна из сопровождаемых самцами молодых цариц пользуется отлетом роя для одновременного с тем зачатия и увлекает тогда всех своих подданных чрезвычайно высоко и далеко. В практике пчеловодства встречаются случаи возвращения в улей вторичных и третичных роев. Царицы снова встречаются в улье, пчелы выстраиваются вокруг сражающихся, и когда сильнейшая восторжествует, то они, ненавидя беспорядки и страстно любя труд, выбрасывают из улья трупы павших, предотвращают всякое насилие в будущем, забывают прошлое, расползаются к ячейкам и снова принимаются летать по мирной дорожке к гостеприимным цветам.
XII
Для упрощения рассказа вернемся к тому моменту жизни улья, когда пчелы уполномочивают царицу на убийство сестер. Я уже упоминал, что пчелы часто противятся убийству даже тогда, когда они, по-видимому, не имеют намерения выпустить второй рой, но столь же часто они разрешают убийство, ибо политический дух одного и того же пчельника не менее разнообразен, чем дух различных национальностей людей одного и того же континента. Но те пчелы, которые дают согласие на убийство, поступают, видимо, неосторожно: умри или заблудись царица во время брачного полета, и потеря для улья невосполнима, ибо личинки рабочих пчел становятся к тому времени уже старше того возраста, который необходим для вывода цариц. Рассмотрим теперь тот случай, когда указанная неосторожность стала свершившимся фактом: перворожденная царица признана единой государыней ее народом, но она еще девственница.
Для исполнения роли той царицы-матери, которую она замещает, ей необходимо встретиться с самцом в течение первых двадцати дней ее жизни. Если, по каким бы то ни было причинам, этот срок будет пропущен, то девственность царицы останется при ней навеки. Однако, как мы уже знаем, несмотря на свое девство, царица не вполне бесплодна. Тут мы встречаемся с той великой аномалией, с тем поразительным предостережением или капризом природы, которые известны в науке под названием «партеногенез». Это явление свойственно некоторым насекомым из породы чешуйчатокрылых, перепончатокрылых и других. Царица-дева, оставшаяся неоплодотворенной, кладет и в большие и в малые ячейки яички, но из всех из них без исключения выведутся только трутни; но так как трутни живут лишь трудами работниц, не только не внося ничего в общую работу, но даже не будучи способными поддержать собственное существование, то через несколько недель после смерти последней работницы неизбежно наступает разорение и гибель всей колонии. Из отложенных царицей яичек выйдут тысячи трутней, обладающих миллионами сперматозоидов, из которых ни один не сможет проникнуть в ее организм. Это явление, если хотите, не более поразительно, чем многие другие, ему подобные, ибо в очень скором времени после приступления к изучению проблем жизни, и в особенности тайн зарождения, – где таинственное и неожиданное попадается на каждом шагу, зачастую в гораздо менее туманном виде, чем в самых волшебных сказках, – они становятся настолько обычными, что наблюдатель теряет представление об их полном загадочности содержании. Но данное явление не становится от этого менее заслуживающим нашего внимания. Как осознать ту цель природы, во имя которой она покровительствует бесполезным трутням в ущерб столь полезным работницам? Опасается ли она, что сознание самок может толкнуть их на сверхмерное уничтожение столь разорительных для улья, но необходимых для поддержания пчелиного рода, паразитов? Или мы имеем здесь дело с крайней реакцией неоплодотворенного организма царицы на ее девство? Или это одно из тех слишком страшных или слишком слепых предупредительных деяний, когда совершающие их, не видя причин зла, не видят и истинных лекарств от него и, желая предупредить частное бедствие, доводят дело до катастрофы? В действительности же, – хотя, употребляя это слово, мы не должны забывать, что естественная, свойственная предкам современных пчел действительность отличалась от условий, в которых живут пчелы в настоящее время, и что в первобытном лесу колонии пчел могли быть поэтому еще более разбросаны, чем теперь, – в действительности, бесплодие царицы почти никогда не зависит от недостатка самцов, которые в большом количестве налетают отовсюду; это зависит, скорее, от дождей и холодов, удерживающих царицу слишком продолжительное время в улье, и, – что случается еще чаще, – от несовершенства ее крыльев, препятствующего ей стремительно подыматься ввысь, а необходимость именно такого полета обусловлена устройством организма самца. Однако природа, не принимая в расчет более существенных условий, чрезвычайно озабочена задачей размножения именно самцов. Для достижения этой цели она доходит до нарушения прочих своих законов. На пчельниках иногда встречаются ульи-сироты, в которых две-три пчелы-работницы, влекомые непреодолимым желанием сохранить свой род, берутся за не свойственную им функцию и, невзирая на свои атрофированные половые органы, настолько проникаются желанием отложить яички, что достигают своей цели; под влиянием страстного стремления всего организма пчелы к одной цели их половые органы до такой степени развиваются, что становятся способными произвести несколько яичек. Но из таких яичек, так же, как из яичек девственной царицы-матери, выходят только самцы.
XIII
Мы встречаемся здесь с фактом проявления в природе высшего, хотя, быть может, и неблагоразумного начала, находящегося в прямом противоречии с сознательным принципом жизни. Вмешательство такого начала – явление довольно частое в жизни насекомых, и изучение его полно огромного интереса. Мир насекомых, более многочисленный и более сложный, чем другие миры, представляет и больше возможностей уловить некоторые намерения природы и выведать их среди опытов, результаты которых нельзя еще считать окончательными. Природа, например, имеет повсеместно одно общее намерение, которое можно сформулировать так: усовершенствование каждого вида путем торжества сильнейшего в его борьбе за существование. И эта борьба, как правило, хорошо организована. Количество слабых, и потому побежденных, несметно, – что за важность! – была бы награда победителя прочна и действительна. Но бывают случаи, когда так и кажется, что природа не успела еще разобраться в своих планах, так как победа не только не влечет за собою награды, но, наоборот, победителя ожидает такая же мрачная судьба, как и побежденного. Если даже ограничиться только миром пчел, то и тут я не знаю ничего более поразительного, чем факты из жизни майки, относящейся к роду Sitaris Colletis. Такие факты некоторыми деталями своего проявления не так уж чужды и миру людей, как это может показаться на первый взгляд.
Майками называются первоначальные личинки паразита, сосуществующего с дикой, отшельнической, строящей свои гнезда в подземных галереях, пчелой, которая называется Collete. Эти паразиты обычно подстерегают пчелу при входе в галереи и в числе трех, четырех, пяти, а часто и более, цепляются за ее волоски и вскакивают ей на спину. Если бы здесь имела место борьба сильнейшего со слабейшим, то и разговаривать было бы не о чем, ибо все совершалось бы согласно универсальному закону природы. Но в том-то и дело, что, в силу неведомого и, очевидно, санкционированного природой инстинкта этих личинок, они остаются в совершенно спокойном состоянии все то время, пока пчела летает к цветам, строит свои ячейки и снабжает их всем необходимым для ее потомства. И только в тот момент, когда пчела отложит свое яичко, все паразиты устремляются в ячейку, а несчастная, ни о чем не догадывающаяся Collete заботливо заделывает отверстие снабженной всем необходимым для развития ее яичка ячейки. Ей и в голову не приходит, что она заделывает там же и смертельных врагов ее потомства. Но вот ячейка заделана. Тут из-за единственного находящегося в ней яйца между майками начинается неизбежная и благодетельная для вида борьба за существование. Самая сильная и самая ловкая из маек хватает своего противника за незащищенную панцирем часть тела, подымает его над головой и в таком положении держит в челюстях в течение многих часов, до тех пор, пока враг не испустит дух. Но пока происходит такое сражение, другая, оставшаяся без соперника или уже его победившая майка завладевает яйцом пчелы и начинает его раскусывать. Видя это, последний победитель набрасывается на нового врага и торжествует над ним легкую победу, поскольку удовлетворяющий свой роковой голод этот прилепившийся вплотную к яйцу враг и не думает о защите.
