Эптон Синклер - Король-Уголь
— Действительно, просто, — заметил Хал. — Альфа никто не переплюнет!
— Еще бы! — отозвался Адамс с самоуверенностью участника шайки. — Потому-то это графство и зовется империей Реймонда!
— Для него должность шерифа, наверное, — золотое дно, ведь он самолично назначает всех своих помощников на шахтах.
— Конечно! И у него еще оптовая водочная торговля тоже! Кто хочет иметь пивную в графстве Педро, должен не только голосовать за Альфа, но и вовремя платить по его счетам!
— Да, тут богатые возможности, наверняка! — сказал Хал, и судья, почтмейстер и попечитель школы блаженно заулыбались, как дети, которым рассказывают о чем-то очень вкусном. — Но мне кажется, — добавил Хал, — что заниматься политикой в этом графстве — дорогое удовольствие.
— Твоя правда, но можешь быть уверен, что Альф своих денег не выкладывает. Компания за все платит.
Это сказал судья, а попечитель школы присовокупил:
— Здесь все расчеты ведутся на пиво.
— Понимаю, — расхохотался Хал. — Угольные компании покупают у Реймонда пиво и с помощью этого добывают для него же голоса.
— Вот именно! — подтвердил почтмейстер. Он полез в карман за сигарой, и у него на жилете блеснул серебряный полицейский значок.
— Это у вас значок помощника шерифа? — спросил Хал и повернулся к попечителю школы: — А ваш где?
— Я свой получу после выборов, — ухмыльнулся Джек.
— А ваш, судья?
— Я мировой судья, мой мальчик, — ответил Сайлес с достоинством.
Заметив на правом боку у попечителя школы какой-то подозрительный бугор. Хал потянулся пощупать его, но попечитель инстинктивно прикрылся ладонью.
— А ваш где? — спросил Хал почтмейстера.
— Под стойкой.
— А ваш, судья?
— Мой — в ящике.
У Хала перехватило дух.
— Охо-хо! Прямо как в крепости!
Он с трудом сохранял на лице радужную улыбку, в то время как в душе испытывал совсем иные чувства, понимая, что все это — далеко не забава. Он терял свою милую детскую восторженную беззаботность, с которой затеял эту двойную игру в Северной Долине!
6
На третий день после начала политической карьеры Хала было решено, что рабочие, намеренные выдвинуть требование о контролере у весов, соберутся в доме у некоей миссис Дэйвид. Когда Майк Сикориа поднялся в этот вечер из шахты, Хал отвел его в сторону и сообщил о назначенном собрании. Услыхав это, старый словак просиял от восторга.
— Ты это серьезно? — закричал он, тряся своего подручного за плечи.
— Ну да, хотите войти в комиссию, которая пойдет разговаривать с управляющим?
— Pluha biedna! — выругался Майк на своем родном языке. — Вот дьявол, опять никак мне укладывать свой сундучок!
Хал почувствовал угрызения совести. Так что же: впутывать старика в это дело или нет?
— А вы думаете, вам придется убраться из Северной Долины? — спросил он.
— Боюсь, как бы не из штата! А как бы, чего доброго, не из Америки!
И Хал понял, что теперь если он и захочет, то не сумеет остановить старика. Тот был так взбудоражен, что почти ничего не ел за ужином, и Хал уже не отступал от него ни на шаг, боясь, что он выболтает кому-нибудь про собрание.
Было решено, что люди, приглашенные к миссис Дэйвид, будут приходить поодиночке разными дорогами. Хал явился одним из первых и с улицы заметил, что шторы на окнах спущены, а огонь в лампах прикручен. Он вошел с черного хода, где стоял на страже хозяин дома — Большой Джек. У себя на родине Джек был членом «Южно-Уэльской федерации». Проверив личность Хала, он, не говоря больше ни слова, пропустил его в дом.
Там уже находился Майк — он пришел первым. Миссис Дэйвид, маленькая черноглазая очень говорливая, суетилась, наводя порядок в комнате: она была так взволнована, что не могла усидеть на месте. Она и ее муж покинули свой родной Уэльс с год назад, захватив оттуда все свадебные подарки: картины, безделушки, белье. Такого уютного домика Хал еще здесь не видел ни у кого, но миссис Дэйвид сознательно рисковала всем этим, ибо она кипела возмущением по поводу того, что ее муж вынужден был отречься от профсоюза ради работы в Америке.
Следующим явился итальянец Роветта, а за ним — старик Джон Эдстром. Так как в доме не хватало стульев, миссис Дэйвид приставила к стенам несколько ящиков и накрыла их материей. Хал заметил, что все занимали места на ящиках, оставляя стулья для тех, кто придет позже. Входя в комнату, каждый здоровался с присутствующими, и затем снова воцарялась тишина.
Когда появилась Мэри Берк. Хал догадался по ее лицу и поведению, что она снова впала в привычный пессимизм, и на миг почувствовал даже раздражение. Сам он ощущал огромный подъем, и ему хотелось, чтобы остальные разделяли его тоже, особенно Мэри! Как все люди, мало изведавшие горя, Хал не терпел «вечных страдальцев». Бесспорно, у Мэри есть причины для мрачного настроения, но ведь она сама считает нужным извиняться за свое «нытье»! Ей известно, что он ждет ее помощи — бодрящего слова людям, а вместо этого она уселась в углу и наблюдает это необыкновенное собрание с таким видом, точно хочет сказать: «Я — муравей, и я останусь со всеми; но я не буду притворяться, что хоть сколько-нибудь надеюсь на успех!»
Роза и Джерри пожелали обязательно прийти тоже, хотя Хал уговаривал их воздержаться. После них пришел болгарин Вресмак; затем поляки — Кловоский и Замировский. Хал никак не мог запомнить их фамилии, но поляки не были за это в обиде. Они добродушно ухмылялись, слыша, как Хал бормочет, стараясь заучить их фамилии, и не стали подражать, когда он, наконец, отчаявшись, решил называть их просто Тони и Пит. Это были смиренные люди, привыкшие всю жизнь к подчинению. Хал переводил взгляд с одной согбенной фигуры на другую, всматривался в их изможденные тяжелым трудом лица, казавшиеся еще мрачнее, еще печальнее в тусклом свете комнаты, и думал, удержит ли их в рядах борцов лишь сила жестоких притеснений, которая заставила их сейчас протестовать.
Один из участников собрания, не поняв инструкций, явился с парадного хода и постучал. Хал заметил, как при этом все вздрогнули, а некоторые в тревоге вскочили с мест. Снова на него повеяло духом романов о революционной борьбе в России. Но он еще раз сказал себе, что эти люди, собравшиеся здесь тайком как преступники, имеют очень скромную цель — потребовать того, что является их правом и что гарантирует им закон!
Последним пришел австриец-шахтер во фамилии Хузар, с которым был связан Олсен. Пора было начинать собрание, и все смущенно переглядывались. Среди них мало кто участвовал когда-нибудь в тайных собраниях, и никто не знал, что при этом нужно делать. Олсен, который, естественно, мог их возглавить, преднамеренно отстранился от этого дела — пускай сами добиваются рабочего контроля!
— Ну, говорите кто-нибудь! — сказала, наконец, миссис Дэйвид, но так как молчание продолжалось, она посмотрела на Хала. — Вы будете рабочим контролером, так вы и говорите первым!
— Я самый молодой, здесь, — возразил, улыбаясь. Хал. — Пусть начинают люди постарше!
Но никто, кроме него, не улыбнулся.
— Говори ты! — крикнул ему старый Майк, и только тогда Хал поднялся. Позднее он еще много раз попадал в такое положение: как американцу, да к тому же образованному, ему поручали ведущую роли.
— Насколько я понимаю, — заговорил Хал, — вам нужен свой контролер в весовой. Мне сказали, что он должен получать три доллара в день, но у нас здесь лишь семеро шахтеров, и с них столько не соберешь. Так вот, я согласен взять эту работу, и пусть мне каждый из вас платит по двадцать пять центов в день. Это получится на круг доллар семьдесят пять центов — меньше, чем я получаю сейчас как подручный. А если мы позднее наберем тридцать человек, тогда вы все будете мне платить по десять центов, и у меня получится три доллара. Устраивает вас мое предложение?
— Конечно! — сказал Майк, и все поддержали его — кто словами, кто кивком.
— Отлично. Теперь дальше. Нет такого человека на этой шахте, который бы не знал, что шахтеров надувают в отношении веса. Честная запись обойдется Компании в несколько сот долларов в день, поэтому только дурак может подумать, что администрация согласится на это без борьбы. Мы должны твердо решить, что будем действовать сплоченно.
— Будем обязательно! — закричал Майк.
— Не позволят они нам никакого контролера, — раздался пессимистический возглас Джерри.
— Конечно, нет, если мы не будем за это драться! — ответил ему Хал, а Майк хлопнул себя по колену и добавил:
— Надо драться! И тогда у вас будет контролер!
— Правильно! — крикнул Большой Джек. Но его маленькой жене не понравилось, как реагируют присутствующие, и она дала Халу первым наглядный урок обращения с разноязычной массой.
— С ними надо поговорить и заставить их понять! — сказала она и стала по очереди обращаться к каждому, тыча в него пальцем: — Вот вы и вы! Вресжак, вы, и Кловоский, вы, и Зам… как вас, вот вы, другой поляк! Мы хотим иметь своего контролера у весов. Хотим, чтобы записывали правильно выработку. Будем тогда получать полностью свои деньги. Понятно?
