Эрнст Юнгер - Годы оккупации
Кстати, на этом практическом примере видно, какой прок был бы для нас в дальнейшем затягивании войны; нас бы угостили парочкой этих штуковин к вящей радости всех участников
Шмиц пересказал мне, что сказал один американец, с которым он встретился в Веделе: по-моему, неплохо: «Хорошо, что у Гитлера не было этого оружия, он бы его использовал!»
Кирххорст, 13 августа 1945 г.Ходил с Александром в Лонский лес по грибы, однако в заказнике уже было полно грибников. Это еще один признак голода, перенаселенности. Поэтому я занялся ботаникой. Чистое созерцание выводит нас из области конкуренции.
Рабочий день прошел так себе; я занимался переводом Ривароля,[85] его проза так хорошо поддается истолкованию, что это напоминает химическую реакцию, которая на выходе не дает ни малейших следов каких-либо неизвестных веществ. Вот что можно отметить, говоря о ее достоинствах и одновременно ее ограниченности.
Мысль о новом, неприятном изобретении занимает меня, к сожалению, даже во сне. К таким масштабам не сразу привыкнешь. Бред Дмитрия. Есть еще и соображение статистического порядка: истребительный потенциал оружия возрастает по мере роста народонаселения. Ничем не сдерживаемое размножение является одним из признаков растущей безответственности, упадка номоса. Тогда и смерть дешевле стоит.
Кирххорст, 14 августа 1945 г.Ровно шесть лет тому назад мы в этой комнате подробно обсуждали тему «Совершенства техники» с позитивной и негативной стороны. Манускрипт, которому Фридрих Георг дал такое наименование, с тех пор пережил удивительную судьбу. Первое издание тотчас же исчезло из обращения: кроме нескольких экземпляров, подаренных друзьям, весь остаток сгорел при пожаре во время бомбежки. Возможно, так все решилось самым удачным образом, поскольку выразить самомалейшее сомнение в технике означало государственную измену. Впрочем, предполагаю, что в этом отношении мало что изменится и в дальнейшем.
По-моему, было бы стоящим делом, если бы кто-нибудь посвятил себя созданию исторического обзора, выполненного хотя бы в виде сборника цитат, описывающего духовные отличия и деятельность человека мусического в сравнении с техником. Конечно, ему следует исходить из человека in toto,(В целом (лат.)) которому, как и все прочее, принадлежит власть распоряжаться техникой. Тогда мы увидим таких гигантов, как Леонардо и Гёте, людей, которые целиком убедительны, поскольку целое убедительно в них и через их личность.
Когда образ рабочего предстанет в лице господствующих и убедительных представителей, они возвысятся не только, а возможно, и отнюдь не из разряда техников. Именно благодаря этому техника будет приручена, облагорожена не только в смысле ее доместикации, но и возвысится до мусической темы, возможно, до волшебства. Она должна воспринять чуждые ей элементы и задачи. Даже в наш титанический век она несет в себе эти преформированные черты. А позитивные начала находятся там, где их не ожидаешь, например в страдании. Здесь у них накоплен огромный запас кредита. Именно он, а не потенциал физической мощи, составляет основу русской идеи, которая, может быть, тогда-то и вступит в действие, когда рухнет физическая мощь.
В обед мы отпраздновали приезд брата физика, который отпущен из английского плена в плачевном состоянии. Вечером мы беседовали о его последней военной должности — вычислении ракетных ударов по различным районам Лондона при помощи особых измерительных приемов. Затем перешли к планам его зимней работы — исследованию простых чисел и их распространения в мире чисел. Поскольку все записи потерялись при пертурбациях, то сначала нужно будет составить таблицу числового ряда до ста тысяч.
Мы говорили о механических и полуамеханических способах нахождения делимых чисел и их исключениях. Чем в этом деле могут помочь счетные машины? Тут мы перешли на шахматные автоматы и другие роботы. Их значение будет повышаться в той степени, в какой растет число невежд, то есть очень сильно. A priori следует отвергнуть их полезность в решении проблем постольку, поскольку в каждой проблеме есть свой эрос, отсутствие которого низводит ее на уровень чистых подсчетов и поскольку эрос неизбежно исчезает там, где вступают в дело машины. Это входит в огромную тему происходящего оскудевания, которым охвачена и наука и который стремится принизить ее до статуса отдельных ветвей техники.
Продолжение работы над переводом Ривароля. Она имеет то преимущество, что ее можно в любой момент прервать и возобновить.
Кирххорст, 18 августа 1945 г.Чтение: Шопенгауэр «Трансцендентальная спекуляция о мнимой целесообразности в судьбе отдельного человека». Здесь особенно хорош последний абзац, где он говорит о наисерьезнейшем, важном, торжественном и ужасном характере смертного часа». «Он представляет собой кризис в самом сильном смысле этого слова — «судный день вселенского масштаба».
Как хорошо это прочитать в наше время, когда перестали серьезно относиться к смерти. В таких местах Шопенгауэр вступает в область, в которой лежит его главная сила, тут он поднимается выше Канта, который в области критики познания держит пальму первенства. Он приближается к лучшим образцам стоического учения в абсолютном безбожном пространстве и понимании его гармонии. Здесь он выступает наследником древних интуитивных постижений выступает как мыслитель незамутненной брахманской духовной чистоты. Порой я думал: как жаль, что он не знал Толстого, тот бы ему понравился.
Сколь плодотворно было бы появление такого ума под знаком находящегося на подъеме богословия. Зачастую получаешь впечатление прометеева подвига — божественная искра сотворила бы чудо.
Дабы составить суждение о траектории полета подобного духа, следует видеть, как его дело продолжили его ученики. После Шопенгауэра четко разграничиваются те, кого привлекла воля, и те, кого привлекло представление: с одной стороны, Ницше, Вагнер и Шпенглер, с другой — Буркхард и Гюйсманс.[86] У всех бросается в глаза растущая изоляция, характерная также для жизни их учителя. Все они кончают кельей — будь то в монастыре, санатории или уединенной обители философа, но всегда в контраст к миру. У гегельянцев же, напротив, мощный порыв к действию и политической действительности. Они оказываются вождями, возникая во всех лагерях, среди друзей и врагов, мавританцы высокого полета.
Вечером на торфяниках просеивал образцы мхов. Тонкие ниточки клюквенных побегов украшают влажную подушку серебряной филигранью. Уже опавшие клюквины, не нарушая узора, лежали вплетенные в рисунок.
Кирххорст, 20 августа 1945 г.Вечером в Ганновере, где я, бредя мимо развалин, читал Александру курс городской и фамильной истории. Бедность среди протянувшихся двумя, рядами руин достигает такой степени, какой я не наблюдал даже в увиденных мною русских городах, в особенности потому, что нет той способности переносить страдания. Догадываешься, что миллионы людей остаются к зиме без крыши над головой. Лица, одежда, жизненная энергия изношены до последней нитки, люди стоят у последней черты, за которой начинается массовый мор.
Тезис коллективной вины представлен двумя параллельными линиями. Для побежденного он означает: я обязан отвечать за моего брата и его вину. Для победителя это на практике означает повод для того, чтобы грабить всех без разбору. Если перетянуть тетиву, может возникнуть опасный вопрос: так ли уж виновен мой брат?
Эти мысли пришли мне при чтении воззвания одного бандита по фамилии Эренбург, обращенного к Красной армии, который призывает не щадить даже ребенка в чреве матери, и сулит красноармейцам в добычу немецкую женщину.
Читал я также и Ялтинские протоколы или, может быть, только отрывки из них, которые дают представление о том, какие фундаментальные изменения претерпело международное право даже в отношениях между европейскими нациями. В противоположность тому, что говорил Клаузевиц, война получает свое продолжение в мирное время, если вообще тут можно говорить о мире. Нет ни одной новой идеи, даже реставрации. Лишь в свете таких перспектив можно, оглядываясь на прошлое, в полной мере оценить духовную высоту такого органа, какой представлял собой Венский конгресс.
Кирххорст, 21 августа 1945 г.Вечерние беседы благодаря обществу брата физика затягиваются заполночь и дают отдохновение, как та, что мы вели с ним вчера о симметрии. В их ходе я очень ясно осознал различие между математическим и метафизическим подходом к подобным темам.
Известно, что тибетцы при строительстве монастырей избегают симметрии, считая, что симметрия привлекает к себе демонов. Это нетрудно понять хотя бы с точки зрения зеркального отражения. Одна из жизненных тенденций направлена на то, чтобы вместе с увеличением свободы уходить из-под власти симметрии, как это можно наблюдать на примере развития животного мира и в искусстве. Техника же, напротив, по самой своей природе стремится к созданию не просто симметричных, но даже конгруэнтных изделий, и следовательно, если верить тибетцам, она только и стремится создавать пристанища для демонов. В этом нет ничего невероятного, если вспомнить ее достижения. Причем именно самыми показательными являются непреднамеренно возникшие.
