Синклер Льюис - Главная улица
Все ахнули. Хуанита заявила:
— А вы не думаете, что платить так много — нехорошо по отношению ко всем нам?
Остальные грозно уставились на Кэрол.
Она рассердилась:
— Я не согласна! У служанок очень тяжелая работа. Они трудятся от десяти до восемнадцати часов в день. Им приходится мыть жирную посулу и стирать грязное белье. Они возятся с детьми, выбегают к двери с мокрыми, потрескавшимися руками и…
Миссис Дэйв Дайер яростно прервала речь Кэрол:
— Может быть, но, поверьте, я все это делаю сама, когда у меня нет прислуги, а это очень часто случается с людьми, которые не хотят уступать нахалам и платить бешеные деньги!
Кэрол пыталась возражать:
— Но служанка мается для чужих людей и ничего не получает за это, кроме жалованья…
Женщины враждебно глядели на нее. Говорили сразу четверо. И только резкий, диктаторский голос Вайды Шервин положил конец этой перепалке:
— Потише, потише! К чему такие страсти и этот нелепый спор? Вы все принимаете это слишком всерьез. Будет! Кэрол Кенникот, вы, вероятно, правы, но вы опережаете время. Хуанита, не глядите так воинственно! Что тут — дамы играют в карты или курицы дерутся? Кэрол, перестаньте любоваться собой и воображать себя Жанной д'Арк — заступницей служанок, а то я вас отшлепаю! Подите сюда и поболтайте о библиотечных делах с Этел Виллетс. Тш-ш! Если я снова услышу кудахтанье, я примусь за птичник как следует!
Все деланно рассмеялись, и Кэрол послушно начала «болтать о библиотечных делах».
Провинциальный особняк, разговор жены провинциального врача с женой провинциального лавочника, провинциальная учительница, шумная перебранка на тему о том, следует ли платить служанке лишний доллар. Но эта пустячная сцена была отголоском заговоров, заседаний министерских кабинетов и рабочих конференций в Персии и Пруссии, в Риме и Бостоне, и ораторы, воображавшие себя народными вождями, были всего лишь рупорами миллиардов Хуанит, нападавших на миллион вот таких Кэрол, или ста тысяч Вайд Шервин, пытавшихся усмирить бурю.
Кэрол была недовольна собой. Она решила быть любезной со старообразной мисс Виллетс, но тотчас же вновь преступила законы приличия.
— Мы еще не видели вас в библиотеке, — укоризненно заметила мисс Виллетс.
— Я столько раз хотела забежать, но мне нужно было устраиваться… Я, наверное, буду приходить к вам так часто, что надоем вам! Я слыхала, что у вас прелестная библиотека.
— Многим нравится. У нас на две тысячи томов больше, чем в Уэкамине.
— Вот как! И это все, наверно, благодаря вам. Я тоже немного познакомилась с библиотечным делом в Сент-Поле.
— Да, я слыхала. Но не могу сказать, чтобы я всецело одобряла библиотечные методы больших городов. Разве мыслимо позволять бродягам и всяким грязно одетым субъектам чуть ли не спать в читальных залах?
— Я знаю, но эти бедняги… Впрочем, я уверена, что вы согласны со мной в одном: главная задача библиотекаря — приохотить людей к чтению.
— Это ваше мнение? А мое мнение, миссис Кенникот, и я могу сослаться на слова библиотекаря одного очень большого колледжа, что первый долг добросовестного библиотекаря — сохранять книги в порядке.
— О-о!
Кэрол сейчас же пожалела об этом «о-о!». Мисс Виллетс сурово выпрямилась и перешла в нападение:
— Не знаю, может быть, в большом городе, где средства неограниченные, библиотеки и могут терпеть, чтобы невоспитанные дети портили и просто нарочно рвали книги. И чтобы нахальным молодым людям выдавалось больше книг, чем предусмотрено правилами. Но у себя в библиотеке я этого допускать не намерена!
— Что за беда, если ребенок испортит книгу? Зато он начнет читать. Книги дешевле человеческого ума.
— Да уж, что может быть дешевле, чем умы этих детей, которые целыми днями надоедают мне, потому что матери не смотрят за ними дома! Некоторые библиотекари готовы сюсюкать и обращать свои библиотеки в ясли или детские сады, но, пока я занимаю свой пост, в библиотеке Гофер-Прери будет тихо и прилично и книги будут в полной сохранности!
Кэрол видела, что остальные прислушиваются и ждут от нее неуместных возражений. И она отступила перед их неприязнью. Поспешила улыбнуться мисс Виллетс в знак согласия, демонстративно взглянула на часики и прощебетала:
— Как поздно! Надо бежать домой… Муж… Было так приятно!.. Пожалуй, насчет прислуги вы были правы: я избалована своей удачей с Би… У вас прямо божественный «райский кекс», миссис Хэйдок, вы должны дать мне рецепт… Прощайте, было очень приятно…
Она шла домой и думала: «Я сама виновата! Я была обидчива и слишком возражала им. Только… я не могу! Я не могу войти в их круг, если для этого я должна возненавидеть всех служанок, проводящих дни в кухонном чаду, и всех оборванных, голодных детей. И эти женщины будут моими судьями всю жизнь!»
Она не откликнулась на зов Би из кухни, — она взбежала наверх в пустую комнату для гостей и, охваченная страхом, долго рыдала в душной темноте, упав на колени возле тяжелой ореховой кровати с пуховой периной, покрытой красным стеганым одеялом.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«Не забываю ли я про Уила, когда жалуюсь, что мне нечем заняться? Достаточно ли я интересуюсь его работой? Я должна интересоваться. Непременно! Если я не могу принадлежать к здешнему обществу, если я должна быть отщепенкой…»
Когда Кенникот пришел домой, она засуетилась:
_ Дорогой мой, ты должен рассказывать мне больше о своей практике. Я хочу знать. Я хочу все понимать.
— Отлично! С удовольствием!
И он пошел вниз растапливать печь.
За ужином она спросила:
— Например, что ты делал сегодня?
— Сегодня? Что ты имеешь в виду?
— Лечебные дела. Я хочу знать…
— Ну, сегодня не было ничего особенного: два болвана с расстройством желудка, вывих руки и одна идиотка, которая угрожает самоубийством оттого, что ее не любит муж. Все обьгчные случаи.
— Разве несчастная женщина — тоже обычный случай?
— Она? Просто нервы! Ничего не поделаешь с этими супружескими дрязгами.
— Но, дорогой мой, я прошу тебя, ты расскажешь мне, когда у тебя в следующий раз появится что-нибудь интересное?
— Конечно! Само собой разумеется! Расскажу тебе обо всем, что… Право, отличная лососина! От Хоуленда?
IIЧерез четыре дня после поражения у «Веселых семнадцати» явилась Вайда Шервин и нечаянно разбила душевное спокойствие Кэрол.
— Можно зайти к вам поболтать? — сказала она с таким наигранно веселым и невинным видом, что Кэрол сразу стало не по себе. Одним взмахом Вайда сбросила шубу, села, словно проделала гимнастическое упражнение. Потом выпалила:
— Чувствую себя непозволительно хорошо в такую погоду! Рэймонд Вузерспун говорит, что, будь у него моя энергия, он стал бы знаменитым оперным певцом. Я всегда считаю, что здешний климат великолепен, что мои друзья — милейшие люди, а моя работа — самое важное дело на свете. Может быть, я обманываю себя. Но одно я знаю твердо: вы самая храбрая дурочка на свете.
— И поэтому вы собираетесь содрать с меня заживо кожу? — Кэрол говорила весело.
— Я?.. Впрочем, может быть. Я знаю, что часто в драке больше всех виноват третий. Тот, кто бегает и с превеликим удовольствием передает одному, что сказал другой. Но я хочу, чтобы вы приняли большое участие в оживлении Гофер-Прери, и для этого… Такой, можно сказать, единственный случай… Я, верно, болтаю глупости?
— Я знаю, что вы имеете в виду. Я была слишком резка у «Веселых семнадцати».
— Нет, это пустяки! Кстати, я очень рада, что вы высказали им несколько здравых истин о прислуге, хотя, пожалуй, вы были не вполне тактичны. Дело гораздо серьезнее. Не знаю, понятно ли вам, что во всяком таком замкнутом общественном кругу каждый новый пришелец проходит испытание? Люди любезны с ним, но не спускают с него глаз. Я помню, когда сюда перевелась из Уэлсли учительница латыни, ей ставили в вину ее северный выговор. Считали, что это она для важности. Конечно, говорили и о вас…
— Неужели было о чем говорить?
— Дорогая моя!
— Мне всегда кажется, будто я хожу в облаке: смотрю на других, а меня не видно. Я думаю, я так незаметна и так обыкновенна, что, казалось бы, прямо нечего во мне разбирать. Не могу себе представить, чтобы мистер и миссис Хэйдок стали сплетничать обо мне. — Кэрол разгоралась все большим негодованием. — Мне это противно! У меня мурашки по спине бегают, когда я думаю, что они смеют обсуждать все мои поступки и слова. Ощупывают меня всю своими лапами! Это возмутительно. Я ненавижу…
— Подождите, детка! Может быть, их тоже возмущает что-нибудь в вас. Постарайтесь быть беспристрастной. Правда, они тотчас ощупывают всех новеньких. Но ведь и вы так же обращались с новичками в колледже, верно?
— Да.
— Ну вот! Я хочу, чтобы вы были беспристрастны, и уверена, что вам это удастся. Я хочу, чтобы вы стали выше всего этого и помогли мне поднять наш город.
