Гарриет Бичер-Стоу - Хижина дяди Тома
— Нет, нет, я не могу взять его от вас, мастер Джордж! Это невозможно, — воскликнул Том, растроганный.
— Нет, возьмешь! — стоял Джордж на своем. — Погляди: тетушка Хлоя посоветовала мне просверлить в нем дырку, продернуть шнурок и повесить его тебе на шею. Ты спрячешь его под одеждой, чтобы эти паршивцы не отобрали его у тебя. Нет, Том, я не могу! Я исколочу его! Мне будет легче…
— Нельзя этого делать. Мне от этого лучше не будет.
— Хорошо, пусть будет по-твоему, — сказал Джордж, надевая доллар на шею Тома. — Застегни куртку… вот так… Храни его и каждый раз, когда взглянешь на него, подумай о том, что я непременно приеду за тобой туда и привезу тебя домой. Я и тетушке Хлое сказал, чтобы она не горевала. Я этим делом займусь, а отец… Я буду мучить его, пока он этого не выполнит.
— О мастер Джордж, не говорите так о вашем отце!
— Боже мой, Том, у меня ведь нет дурных намерений.
— А теперь, мастер Джордж, — сказал Том, — будьте добрым, хорошим юношей. Не забывайте о том, сколько сердец уповает на вас… Не предавайтесь безумствам, которым так легко предаются молодые люди. Слушайтесь матери. Не думайте, как многие другие мальчики, что вы уже взрослый и матери незачем подчиняться. Помните всегда, мастер Джордж, что много прекрасного судьба может подарить нам дважды, но что мать у вас одна и другой не будет. Никогда, мастер Джордж, не придется вам встретить другую такую женщину, хотя бы вы сто лет прожили. Не покидайте ее и, когда вы подрастете, будьте ей опорой. Вы исполните это, дорогой мой мальчик, исполните, не правда ли?
— Да, дядя Том, — серьезно сказал Джордж, — обещаю тебе.
— Не забудьте этого обещания, мастер Джордж! Мальчики ваших лет нередко начинают своевольничать, такова уж природа. Но дети, получившие такое хорошее воспитание, как вы, должны относиться к родителям с уважением… Вы не обиделись на меня, мастер Джордж?
— Конечно, нет, дядя Том! Ты всегда давал мне одни добрые советы.
— На то ведь я и старше вас, мастер Джордж, — мягко проводя своей большой сильной рукой по кудрявой голове мальчика, сказал Том. Голос его звучал нежно и ласково, словно голос женщины. — Я ведь вас хорошо знаю, — продолжал он. — О мастер Джордж, у вас все преимущества: вы получаете образование, умеете читать и писать… Вы станете большим, ученым и добрым человеком. Все люди на плантации, и прежде всего ваши родители, будут гордиться вами. Будьте хорошим хозяином, как ваш отец, и добросердечным, как ваша мать… Никогда не забывайте о вашем долге перед людьми, оказавшимися в ваших руках.
— Я постараюсь быть хорошим человеком, дядя Том… Я хочу стать настоящим человеком. Но ты, дядя Том, не падай духом! Я верну тебя домой. Когда я вырасту, я перестрою твой дом, и у тебя будет гостиная с ковром. О, ты еще хорошо поживешь, дядя Том!
Из дверей кузницы вышел Хеллей, неся наручники.
— Послушайте, вы, — высокомерно обратился к нему Джордж. — Я расскажу моим родителям, как вы обращаетесь с дядей Томом!
— Расскажите, расскажите, — сказал торговец.
— Хоть бы постыдились! — продолжал Джордж. — Всю жизнь скупать мужчин и женщин и сажать их на цепь, как скот. Это гнусное ремесло!
— Пока, благодарение господу, находятся люди, которые покупают этих мужчин и женщин, я могу торговать ими. Это примерно одно и то же.
— Когда я буду взрослым, — воскликнул Джордж, — я не стану делать ни того ни другого! Мне стыдно сейчас, что я родом из Кентукки, а раньше я этим гордился. — Он вытянулся, упираясь в стремена, словно желая проверить, какое впечатление его слова произвели на штат Кентукки.
— Прощай, дядя Том! — проговорил он вдруг с болью в голосе. — Прощай — и не падай духом!
— Прощайте, мастер Джордж, прощайте! — сказал Том, глядя на него с нежностью и восхищением. — Да благословит вас бог! В Кентукки не много таких, как вы! — воскликнул он в горячем порыве.
Джордж ускакал. Том смотрел ему вслед, пока стук лошадиных копыт не затих вдали. Это был последний отголосок родных краев!..
— А теперь послушай, что я тебе скажу, — произнес Хеллей, подходя к повозке и бросая на дно ее наручники. — Тебе будет у меня хорошо, как и всем моим неграм, если ты будешь вести себя прилично. Я со своими неграми обращаюсь хорошо, поскольку это в моих силах.
Тебе лучше всего примириться с тем, что произошло, и не устраивать мне никаких штук. К тому же это все равно было бы напрасно: я наизусть знаю все ваши негритянские фокусы; если негры ведут себя спокойно и не пытаются бежать, им у меня живется хоть куда. Если же они фокусничают — что ж, тогда вина не моя, а их собственная.
Том спокойно ответил, что бежать не собирается.
Здесь мы временно простимся с Томом, чтобы проследить за приключениями других героев нашего повествования.
Глава XI
Живая собственность проявляет непокорность
Был поздний дождливый вечер, когда у дверей маленького деревенского трактира в Кентукки остановился какой-то приезжий. В общей комнате к этому времени собралось уже довольно смешанное общество. Ненастная погода принудила немало людей искать убежища под гостеприимным кровом трактира. Долговязые, ширококостные кентуккийцы в охотничьих блузах сидели, со свойственной им бесцеремонностью развалившись на стульях и вытянув длинные ноги чуть ли не до середины комнаты. Составленные в углу охотничьи ружья, сваленные в угол патронташи и сумки и возившиеся на полу охотничьи собаки и чернокожие ребятишки дополняли картину. По обе стороны очага, далеко откинувшись на спинки стульев, восседали два длинноногих джентльмена в шляпах, положив ноги в забрызганных грязью сапогах на полку камина.
Читателю необходимо знать, что такова излюбленная поза посетителей трактиров на Западе. Они склонны считать, что это усиливает их умственную деятельность и обогащает ее новыми мыслями.
Стоявший за стойкой трактирщик, как и большинство жителей этих мест, был человек высокого роста. Физиономия у него была добродушная, приветливая. Вся его крупная фигура поражала своей гибкостью. Он был в очень высокой шляпе, только частично покрывавшей его густую шевелюру.
Нужно сказать, что все в этой комнате были в шляпах — этой неотъемлемой эмблеме мужского достоинства в Кентукки. Будь то соломенная шляпа или пальмовая плетенка, касторовая шляпа или лоснящийся цилиндр, но каждая из них соответствовала особенностям характера их владельца. Шляпа характеризует человека. У одних шляпа дерзко склонялась набок — это были весельчаки, беззастенчивые шутники или хитрецы. У других шляпа была надвинута на самый нос — это были люди непокладистые, упрямые, скандалисты, они носили шляпу так, как они желали ее носить, ни с кем не считаясь. Третьи, у кого шляпа сидела на затылке, — были люди живые и подвижные, всем интересующиеся и стремящиеся все видеть. Были и явно легкомысленные люди, надевавшие шляпу как попало.
Да, шляпа такая вещь, которую нелишним было бы изучить самому Шекспиру!
Несколько негров, прекрасно чувствующих себя в своих широких штанах и явно стесненных своими узкими рубашками, скользили между посетителями, стремясь неукоснительно выполнять все распоряжения своего хозяина и его гостей.
Добавьте к этой картине яркий огонь, пылавший в широкой пасти камина и рассыпавшийся тысячью искр, раскрытые двери и окна, занавески, вздуваемые сильным ветром, — и у вас составится полное представление о всех прелестях кентуккийской таверны.
Предки современных кентуккийцев были отважными охотниками. Они проводили ночи в лесу, под открытым небом, и звезды служили им светильниками. Поэтому их потомки смотрят на дом, как на палатку, всюду сидят в шляпах, всюду готовы растянуться, кладут ноги в сапогах на полочку камина или на спинку стула, как их предки — на поваленное дерево. И летом и зимой они держат окна и двери открытыми, чтобы иметь столько воздуха, сколько необходимо для их широких легких. С небрежным благодушием называют всех заезжих людей «чужестранцами», а в общем это самые простодушные, самые покладистые и веселые люди на свете.
Такова была компания, которая представилась глазам нашего приезжего, когда он вошел в таверну. Приезжий был невысокий, коренастый пожилой человек, одетый довольно изысканно. Вид у него был добродушный и благожелательный.
Все внимание его было сосредоточено на саквояже и зонтике, которые он сам внес в комнату, упорно не подпуская к ним никого из негров, настойчиво предлагавших свои услуги. Окинув комнату внимательным взглядом, в котором сквозило некоторое беспокойство, он забрался в самый теплый угол подле очага, положил свои вещи под стул и уселся наконец, с опаской поглядывая на почтенную особу — по всем признакам заезжего скотопромышленника, каблуки сапог которого украшали противоположный угол камина: человек этот поплевывал направо и налево с такой силой и энергией, которая способна была напугать любого приличного джентльмена, не обладающего достаточно крепкими нервами.
