Эмиль Золя - Радость жизни
Это была девчурка, лет пяти, вся в лохмотьях, с вымазанным личиком и всклокоченными волосами. Она принялась хныкать и жаловаться с наглой развязностью маленькой нищенки, привыкшей выпрашивать милостыню на больших дорогах.
— Пожалейте… мой бедный отец сломал ногу…
— Это, кажется, дочь Турмаля? — спросила Полина служанку.
Но тут священник вышел из себя.
— Ах ты, попрошайка! Не слушайте вы ее, — отец ее сломал себе ногу двадцать пять лет назад… Воровская семья, промышляет одними грабежами! Отец помогает контрабандистам, мать опустошает вершмонские огороды, а дедушка отправляется по ночам в Рокбуаз и ловит устриц в казенном садке… Вы видите, что они сделали из девчонки — попрошайку и воровку, — посылают ее к людям клянчить и таскать все, что плохо лежит… Поглядите, как она косится на мою табакерку!
В самом деле, девочка живо осмотрела все уголки террасы и уставилась горящими глазами на старинную табакерку священника. Однако рассказ аббата нисколько не смутил ее, и она продолжала с прежней развязностью:
— Сломал ногу… Дайте мне что-нибудь, милая барышня…
На этот раз Луиза расхохоталась. Ее забавляла эта пятилетняя пиголица, уже развращенная до мозга костей, подобно своим родителям. Полина с серьезным видом вынула из кошелька еще монету в пять франков.
— Послушай, — сказала она, — я тебе буду давать столько же каждую субботу, если ты не будешь клянчить на улице всю неделю.
— Спрячьте столовое серебро! — крикнул аббат Ортер. — Она вас обкрадет!
Полина, ничего не говоря, стала отпускать детей. Они уходили, шлепая стоптанными башмаками и повторяя: «Спасибо!», «Дай вам бог здоровья!». В это время вернулась г-жа Шанто, которая ходила осматривать комнату, приготовленную для Луизы. Она стала тихо выговаривать Веронике: это невыносимо, теперь и она тоже стала приводить нищих! Как будто без нее их мало таскается к барышне! Бездельники, разоряют да еще издеваются над ней! Конечно, это ее деньги, и она вольна сорить ими, как ей заблагорассудится; но ведь такое потворство пороку просто безнравственно! Г-жа Шанто слышала, как Полина обещала давать маленькой Турмаль каждую субботу по сто су. Еще двадцать франков в месяц! Всех богатств Креза не хватит на такое мотовство.
— Знай, что я не желаю больше видеть здесь этой воровки, — сказала она, обращаясь к Полине. — Хотя ты сейчас и хозяйка своих денег, но я не могу допустить, чтобы ты так безрассудно разорялась. На мне лежит нравственная ответственность… Да, моя милая, ты разоришься, — и гораздо быстрее, чем думаешь.
Вероника ушла было на кухню, разъяренная из-за полученного выговора, но вскоре вернулась и грубо крикнула:
— Мясник пришел… он требует денег по счету, сорок шесть франков десять сантимов.
Г-жа Шанто сразу замолчала в сильном смущении. Она стала шарить в карманах и сделала вид, что удивлена. Затем вполголоса спросила:
— Послушай, Полина, у тебя есть деньги при себе? У меня с собой нет мелочи, придется идти наверх. Мы после сочтемся.
Полина вышла вслед за Вероникой, чтобы уплатить мяснику. С тех пор как деньги хранились у нее в комоде, всякий раз, когда приходилось платить по счету, повторялась та же комедия. Это было планомерное и постоянное вымогательство по мелочам, вымогательство, на которое все стали смотреть, как на нечто вполне естественное. Тетке даже не приходилось прикасаться к деньгам племянницы: она только просила, и девушка разоряла себя собственными руками. Сначала еще велись какие-то счеты и ей отдавали то десять, то пятнадцать франков, но затем эти счеты до того запутались, что уже перестали считаться и отложили все до свадьбы. Это, однако, не мешало им каждое первое число неукоснительно брать у Полины за содержание определенную сумму, которую теперь довели до девяноста франков в месяц.
— Плакали ваши денежки! — ворчала в коридоре Вероника. — Уж я бы послала ее, пусть сходит за своими деньгами!.. Слыханное ли это дело, ведь вас обдирают, как липку!
Полина вернулась и передала тетке оплаченный счет. Священник громогласно торжествовал победу. Шанто был окончательно разбит; сегодня ему решительно не везло. Море лениво плескалось, косые лучи заходящего солнца бросали на волны багряный отсвет. Луиза задумчиво улыбалась, устремив взор в необъятную светлую даль.
— А наша Луиза унеслась мечтами за облака, — сказала г-жа Шанто. — Послушай, я приказала снести твой чемодан наверх… Мы и на этот раз соседи!
Лазар вернулся только на следующий день. Побывав у супрефекта в Байе, он решил отправиться в Кан к префекту. Денег он с собою еще не привез, но был убежден, что генеральный совет департамента ассигнует, по крайней мере, двенадцать тысяч франков. Префект проводил его до дверей и дал ему твердое обещание не оставлять Бонвиля без помощи; власти готовы поддержать инициативу жителей поселка. Одно только приводило Лазара в отчаяние: он предвидел, что начнутся всякие проволочки, а малейшая задержка в осуществлении его желаний была для него настоящей пыткой.
— Честное слово, будь у меня эти двенадцать тысяч франков, я бы охотно выложил пока свои деньги. Да, впрочем, для первого опыта и не потребуется такой суммы… И вы еще увидите, какая история поднимется, когда начнут вотировать субсидию! К нам нагонят инженеров со всего департамента. А между тем, если бы мы повели дело сами, они очутились бы перед совершившимся фактом. В своем проекте я уверен. Я вкратце ознакомил с ним префекта, и он был в восторге от его дешевизны и простоты.
Мысль покорить море воспламеняла Лазара. Море было причиной разорения его предприятия с водорослями, и Лазар затаил против него глухую ненависть. Он не высказывал своих мыслей вслух, но лелеял надежду, что настанет день, когда он сможет отомстить ему. Он не знал лучшей мести, чем остановить его разгул и властно крикнуть слепой разрушительной стихии: «Дальше ты не пойдешь!» Предприятие это, помимо грандиозности задуманной борьбы, было также актом милосердия, что еще больше одушевляло Лазара. Мать, видя, как он по целым дням сидит, уткнувшись носом в учебник механики, или стругает деревянные бруски, с ужасом вспоминала деда, предприимчивого и бестолкового плотника, чей никому не нужный шедевр до сих пор хранился в доме под стеклянным колпаком. Неужели старик воскреснет, чтобы окончательно довершить разорение семьи? Но сын, которого она боготворила, успокоил ее. Если ему удастся осуществить свой план, — а ему это, несомненно, удастся, — тогда первый шаг будет сделан. Доброе дело, которое он совершит, его бескорыстный поступок сразу привлечет к Лазару внимание; все пути будут для него открыты, и он добьется всего, чего пожелает. С этого дня вся семья только и мечтала о том, что море будет укрощено, посажено на цепь возле террасы, словно покорный, побитый пес.
Проект Лазара был, по его словам, весьма прост. В песчаный берег вбиваются большие сваи, обшитые досками. Галька, нанесенная приливом, постепенно образует между сваями естественную и несокрушимую преграду, о которую будут разбиваться волны: таким образом, само море создаст укрепление, преграждающее ему путь. Перед каменной стеной в море будут установлены волнорезы — прочные балки на наклонных подпорах. Кроме того, если иметь необходимые средства, можно еще построить две или три свайные плотины, — дощатые платформы, укрепленные на столбах, которые должны будут ослаблять напор самых сильных волн. Идею проекта Лазар заимствовал из одного старого руководства под названием «Образцовый плотник». Это была книжонка с наивными чертежами, купленная, вероятно, еще дедом; но Лазар усовершенствовал эту идею, сделал много расчетов, изучил теорию сил и сопротивление материалов. Больше всего гордился он новым способом скрепления и наклона свай, который, как он уверял, обеспечит ему полный успех.
Полина и на этот раз заинтересовалась его занятиями. Как и Лазар, она была очень любознательна и с радостью производила новые опыты, чтобы пополнить свои знания. Но, отличаясь более трезвым умом, Полина не поддавалась иллюзиям и не закрывала глаз на возможность неудачи. Когда она видела, как море поднимается и громадные волны все смывают на своем пути, она с сомнением смотрела на забавы Лазара, на миниатюрные модели свай, заграждений и волнорезов, загромождавшие теперь всю его комнату.
Однажды ночью девушка засиделась поздно у окна. Вот уже два дня Лазар твердил, что все сожжет; а вечером за столом он сказал, что уедет в Австралию, так как для него во Франции нет места. Полина раздумывала об этом, а море бушевало в ночном мраке и затопляло Бонвиль. При каждом новом ударе она вздрагивала; ей казалось, что она слышит равномерные, непрестанные стоны несчастных, поглощаемых морем. Тогда в ее душе началась жестокая борьба между привязанностью к деньгам и природной добротой. Она закрыла окно, чтобы не слышать шума. Но дальние удары волн доносились до нее и сотрясали кровать. Почему не испробовать невозможное? Почему не рискнуть этими деньгами, даже бросить их на ветер, если есть хоть малейшие шансы спасти селение? Под утро Полина уснула, думая о том, как обрадуется Лазар; она избавит его от черной тоски, поставит наконец на ноги, он будет обязан ей одной своим счастьем.
