Теодор Шторм - Всадник на белом коне
— Прекратите немедленно! Что вы тут, к черту, делаете?
Люди от испуга выронили лопаты. Слова его донеслись до них, подхваченные ураганным ветром; сам смотритель выглядел так внушительно, что многие поспешили ему ответить, заговорив разом; но Хауке мог различить только торопливые жесты, поскольку все стояли с подветренной стороны, слова относило прочь; ураган был настолько силен, что люди старались держаться кучей и ходили, пошатываясь, как при головокружении.
Хауке окинул острым взором прорытую протоку и оценил уровень волн, которые, несмотря на отлогий скос плотины, поднимались почти во всю ее вышину и разбивались с силой, обдавая коня и всадника пенистыми брызгами. Еще минут десять работы — и в протоку хлынет вода и ког Хауке Хайена будет погребен под волнами! Смотритель махнул одному из рабочих, который стоял с другого боку от коня.
— Вот ты, говори! — крикнул он. — Что вы здесь делаете, как это понимать?
Рабочий крикнул в ответ:
— Мы должны прорыть насквозь новую плотину, господин, чтобы море не прорвало старую!
— Что вы должны?
— Прорыть канаву сквозь новую плотину!
И уничтожить новый ког? Какой дьявол о том распорядился?
— Не дьявол, господин; уполномоченный Оле Петерс; это его распоряжение!
Глаза Хауке побелели от гнева.
— А меня вы не знаете?! — закричал он. — Там, где нахожусь я, Оле Петерс не вправе распоряжаться! Расходитесь! Все по местам, куда я вас поставил!
Но рабочие медлили, и Хауке въехал на коне в их толпу.
— Расходитесь, к вашей или чертовой прабабушке!..
— Господин, поосторожней! — воскликнул один и поднял лопату, пытаясь защититься от стремительно рванувшегося вперед коня, но ударом копыта лопату выбило у него из рук. Другой рабочий упал на землю. И тут из нескольких глоток вырвался крик, словно исторгнутый в смертельном страхе. На миг замерли все, в том числе смотритель и его конь; потом один из рабочих, подобно указательному столбу, протянул руку в сторону северо-западного угла, туда, где сходились обе плотины, новая и старая. Были слышны лишь вой урагана и оглушительный рев моря. Хауке повернулся в седле: что же там случилось? Он не хотел верить своим глазам:
— О Господи! Пробоина! Пробоина в старой плотине!
— Это твоя вина, смотритель! — услышал он голос из толпы. — За нее ты ответишь перед престолом Господа!
Багровое от гнева лицо Хауке сделалось смертельно бледным; свет месяца не мог бы придать ему большей белизны; руки безвольно повисли, он едва чувствовал, что держит уздечку. Но слабость его была мгновенной; он тут же опомнился, и хриплый вздох вырвался из его груди. Смотритель развернул коня, и скакун помчался по плотине на восток. Глаза всадника цепко обозревали округу; но одна мысль неотвязно преследовала его: что это за вина, за которую ему придется отвечать перед Господним престолом? Наверное, они бы уже прорыли насквозь новую плотину, если бы он их не остановил; но тут пришло еще одно воспоминание, и кровь горячей волной ударила Хауке в сердце. Ах, если бы тогда, прошлым летом, он не побоялся злых слов Оле Петерса! Вот где лежала его вина!.. Только он, Хауке, один он распознал ненадежность старой плотины; и, несмотря ни на что, нужно было начать новые работы.
— Господи!.. Да, я признаю свою вину!.. — прозвучал его крик посреди бушующего шторма. — Я плохо исполнил свою службу!..
По левую сторону, почти у самых копыт коня, бушевало море; старый ког лежал теперь в полной тьме, с его насыпями и родными очагами; бледный свет неба окончательно угас; и только вдали мерцал сквозь тьму слабый огонек. Он показался Хауке нежданным утешением; возможно, это был свет из его окна. Хауке мнилось, что жена и дочь посылают ему привет. Благодарение Богу, они находятся в безопасности, на высокой насыпи. Другие же, несомненно, перебрались уже на геест; оттуда сияло так много огней, как никогда раньше; один из них горел высоко в воздухе, очевидно, на церковной колокольне.
— Они, должно быть, все уже уехали, все, — говорил Хауке себе самому. — Правда, на некоторых варфтах от домов останутся одни лишь развалины; тяжелые времена настанут для маршей — придется чинить водостоки и шлюзы. Но мы должны это вынести; я буду помогать даже тем, кто заставлял меня страдать. Только, Господи, пощади нас всех!..
Хауке бросил взгляд на новый ког: там уже пенилось море, но душа его оставалась спокойна. Невольный вздох вырвался из его груди: ког Хауке Хайена! Он не должен погибнуть, он будет существовать еще сотни лет!..
Громоподобный шум под ногами заставил его очнуться от задумчивости; конь остановился как вкопанный. Что же это было? Сивый отскочил назад: он почувствовал, как часть плотины оседает под ним. Хауке широко раскрыл глаза, как если бы окончательно пробудился: конь и всадник находились у старой плотины, и конь только что почти занес над нею копыта. Хауке заставил скакуна попятиться еще дальше; в этот миг последнее облако пронеслось мимо месяца, и мягкое звездное сияние осветило ужасную картину: пенящийся, ревущий поток, вырываясь из глубин, заливал старый ког. Как безумный глядел на него Хауке: это был потоп, пришедший в наказание за грехи людей! Звезды снова сверкнули ему в глаза; да, это было то самое, чего он опасался и что предвидел. Сердце разрывалось у него при мысли о своем дворе на насыпи; и когда он, взбодрившись, вновь взглянул на затопляемый ког, заметил также, что от безумного водоворота отделяется еще один рукав, примерно в сто шагов шириной, и течет вниз от плотины. Хауке вгляделся во тьму: повозка, вернее, двухколесный кабриолет мчался как безудержный вдоль плотины, женщина и ребенок сидели в нем. Спустя миг ветер донес до Хауке лай маленькой собачонки. Всемогущий Боже! Это были его жена и ребенок! Они уже совсем рядом, и пенящийся поток подбирается к ним все ближе. Из груди всадника вырвался отчаянный крик.
— Эльке! — взывал Хауке. — Эльке! Назад, назад!
Но шторм и море не знают милосердия; шум стихий заглушил его слова; порыв урагана подхватил его плащ и едва не скинул всадника с лошади. Повозка неслась навстречу ревущему потоку. Хауке увидел, что женщина как будто протянула руки ему навстречу. Узнала ли она его? Что заставило ее покинуть безопасный дом — страх смерти или тоска? Мысли эти лихорадочно промелькнули у него в мозгу, но остались без ответа: слова обоих супругов прозвучали тщетно, слышен был лишь оглушительный шум разбивающихся волн.
— О мое дитя! О Эльке, верная Эльке! — в отчаянии воскликнул Хауке.
Новый кусок плотины перед Хауке осел вглубь, и море с ревом залило сушу. Над пенящимися волнами мелькнули голова лошади и колеса повозки и затем, крутясь в водовороте, исчезли. Как ни вглядывался всадник, он ничего уже не мог различить.
— Конец! — тихо сказал он и поскакал по направлению к пропасти, где море, разливаясь с чудовищным шумом, затапливало его родную деревню. В последний раз взглянул он на свет своего окна — он показался ему мертвенным. Выпрямившись в седле, Хауке резко пришпорил коня. Скакун взвился на дыбы и чуть не перевернулся, но воля человека возобладала.
— Пошел! — приказал всадник, и конь, повинуясь хозяину, рванулся вперед. — Господи! Возьми меня! Пощади других!
Новый укол шпорами — конь заржал, перекрывая рев урагана и грохот волн, и затем послышался громкий всплеск и приглушенный шум последней борьбы.
Месяц ясно сиял в вышине, но внизу, на плотине, не было ни единой души, только бушевали дикие волны, заливая старый ког. По-прежнему высился варфт, где располагался двор Хауке Хайена и мерцал свет в его окне; да на геесте, где окна домов гасли одно за другим, все еще трепетало пламя на церковной колокольне, искрясь высоко над пенящимися волнами.
* * *Учитель умолк. Я взял свой давно уже наполненный стакан, но помедлил подносить к губам — рука так и осталась лежать на столе.
— Такова история Хауке Хайена, — вновь заговорил мой гостеприимный хозяин, — я постарался передать ее вам во всех подробностях, все, что об этом знаю. Правда, домоправительница нынешнего смотрителя рассказала бы ее иначе; она могла бы добавить, что на отмели Йеверса после наводнения снова можно увидеть белый остов лошади, будто бы вся деревня его видела. Несомненно только одно: Хауке Хайен погиб во время наводнения вместе с женой и ребенком; на церковном кладбище вы не найдете его могилы; мертвые тела вода через пролом унесла в море, и там, постепенно истлев, они слились со стихиями, обретя вечный покой вдали от людей. Но плотина Хауке Хайена стоит и теперь, спустя сотни лет; если вы завтра, по пути в город, не поленитесь проехать полчаса окольной дорогой, она будет как раз под копытами вашего скакуна. Предсказание Йеве Маннерса о благодарности потомков ее строителю, как видите, не сбылось; таковы люди, господин: Сократу они дали яд[68], а Христа распяли!.. В наше время проделать нечто подобное уже мало кто решится, но вот какого-нибудь самовластного правителя или злого, упрямого ханжу объявить святыми, а способного парня, только оттого, что он превосходит всех прочих на голову, превратить в пугало, в привидение — это годится для всех времен!
