Чарльз Диккенс - Рассказы 60-х годов
- Бедняга! - проговорила мой уважаемый друг.
- Немедленно заключить его под стражу, бабушка, - повторил Джемми, стараясь принять строгий вид и давясь от смеха, - и его каждый день кормили теми обедами, которыми кормят мальчиков, и пил он полбочонка того пива, которое они получают, а больше ему ничего не давали. И вот начались приготовления к двум свадьбам, и были там большие корзины с провизией, и соленья, и сласти, и орехи, и почтовые марки, и вообще разные разности. И вот все так развеселились, что выпустили варвара на свободу, и он тоже развеселился.
- Я рада, что его выпустили, - говорит мой уважаемый друг, - ведь он только исполнял свой долг.
- Да, но ведь он исполнял его слишком усердно! - воскликнул Джемми. Ладно! И вот этот мальчик с невестой в объятиях сел верхом на лошадь и ускакал прочь, и он все скакал и скакал, пока не прискакал в одно место, где у него жили бабушка и крестный, - не вы, заметьте себе!
- Нет, нет! - сказали мы оба.
- И там его приняли с большой радостью, и он набил буфет и книжный шкаф золотом и засыпал золотом свою бабушку и своего крестного, потому что оба они были самые добрые, самые хорошие люди на свете. И вот когда они сидели по колено в золоте, послышался стук в дверь, и это оказался Боббо (тоже верхом на лошади, с невестой в объятиях), а приехал он сказать, что навеки снимет за двойную плату все меблированные комнаты, которые не нужны этому мальчику, этой бабушке и этому крестному, и что все они будут жить вместе и будут счастливы! И так оно и было и будет всегда.
- А они не ссорились между собой? - спросила мой уважаемый друг, в то время как Джемми уже сидел у нее на коленях и обнимал ее.
- Нет! Никто ни с кем не ссорился.
- А денег они не растратили?
- Нет! Никто никогда не мог бы их истратить.
- И никто из них не постарел?
- Нет! После этого никто не старел.
- И никто из них не умер?
- О нет, нет, нет, бабушка! - воскликнул наш милый мальчик, прижавшись щекой к бабушкиной груди и крепче прижимая бабушку к себе. - Никто никогда не умирал.
- Ах, майор, майор! - говорит мой уважаемый друг, блаженно улыбаясь мне. - Да это куда интересней всех наших рассказов. Давайте же закончим "Сказкой про мальчика", майор, потому что это самая лучшая сказка на свете!
Подчиняясь приказу достойнейшей из женщин, я записал здесь эту сказку настолько точно, насколько мне это позволили мои наилучшие способности вкупе с моими наилучшими намерениями, и скрепил своей подписью
Дж. Джекмен.
Диванная.
Меблированные комнаты миссис Лиррипер.
1863
НАСЛЕДСТВО МИССИС ЛИРРИПЕР
Mrs Limper's Legacy (1864)
Перевод М. Клягиной-Кондратьевой
В двух главах
ГЛАВА I - Миссис Лиррипер рассказывает, как она жила, и что переживала
Ах! Приятно бывает, душенька, опуститься в свое кресло, хоть сердце немножко и бьется оттого, что вечно бегаешь то вверх по лестницам, то вниз по лестницам, и почему только все кухонные лестницы винтовые, этому могут найти оправдание одни лишь архитекторы, хоть я и считаю, что они не очень хорошо знают свое дело, да вряд ли когда и знали его, иначе почему у них всюду все одинаково и почему так мало удобств и так много сквозняков, и опять же: штукатурку накладывают слишком толстым слоем, - а я глубоко убеждена, что от этого в домах заводится сырость, - ну а что касается дымовых труб, то их как попало нахлобучивают на крыши (вроде того, как гости - свои шляпы, расходясь после вечеринки), и при этом архитекторы знают не больше меня, если не меньше, какое влияние это окажет на дым, - ведь вся разница большей частью лишь в том, что дым либо забивается тебе в глотку прямой струей, либо извивается, прежде чем в тебя попасть! А насчет этих новомодных металлических труб разного фасона (длинный ряд таких труб торчит на меблированном доме мисс Уозенхем, что вниз по нашей улице, на той стороне), - насчет них можно сказать, что они только закручивают дым всякими затейливыми узорами, но тебе все равно приходится его глотать, а по мне лучше глотать свой дым попросту, без затей, - вкус-то ведь все равно тот же самый, - не говоря уж о том, что ставить на крыше своего дома что-то вроде знаков, по которым можно судить, в каком виде дым проникает к тебе во внутренности, - это чистейшее тщеславие.
Так вот, раз уж я сижу здесь перед вами, душенька, в своем собственном кресле, в своей собственной тихой комнатке, в своем собственном меблированном доме номер Восемьдесят один, Норфолк-стрит, Стрэнд, Лондон, расположенном между Сити и Сент-Джеймским парком (если только можно сказать, что все осталось по-старому после того, как появились эти отели, которые добавляют к своему названию слово "ограниченный", потому-де, что воздвигли их акционерные общества с "ограниченной ответственностью", но которые майор Джекмен прозвал "неограниченными", так как они вырастают всюду, а если уж не могут больше расти в высоту, ставят на крыше флагштоки, однако насчет этих чудищ я могу сказать лишь одно: когда я останавливаюсь в гостинице, подавайте мне хозяина и хозяйку с приветливыми липами, а не медную доску с электрическими номерками, которые с треском на ней выскакивают, - ведь доска, натурально, не может мне обрадоваться, ну а я вовсе не хочу, чтобы меня втаскивали к ней на подъемнике, словно черную патоку на корабли, и заставляли телеграфировать о помощи посредством всяких хитроумных приборов, но безо всякого толку), - так вот, значит, душенька, раз уж я сижу здесь, мне нечего говорить о том, что я до сей поры веду свое дело - сдаю меблированные комнаты, - и, надеюсь, буду вести его до самой смерти, когда с согласия духовенства меня наполовину отпоют в церкви святого Клементия-Датчанина, а кончат отпевать на Хэтфилдском кладбище, где я снова лягу рядом с моим бедным Лиррипером - пепел с пеплом, прах с прахом.
Не ново для вас, душенька, будет и то, что майор - все еще постоянная принадлежность диванной, совсем как крыша на доме, а что Джемми - лучший и умнейший мальчик на свете, и что мы всегда скрывали от него печальную историю его бедной хорошенькой молодой матери, миссис Эдсон, покинутой на третьем этаже и умершей на моих руках, поэтому он уверен, что я его родная бабушка, а сам он сирота, что же касается его склонности к инженерном искусству, то они с майором мастерят паровозы из зонтиков, разбитых чугунков и катушек, а паровозы эти сходят с рельсов, падают со стола и увечат пассажиров не хуже настоящих, - прямо чудеса в решете, - и когда я говорю майору: "Майор, вы не можете хоть каким-нибудь способом привести к нам кондуктора?", майор очень обидчиво отвечает: "Нет, мадам, этого нельзя сделать", а когда я спрашиваю: "Почему же нет?", майор отвечает: "Эту тайну знаем только мы, лица, заинтересованные в железнодорожных делах, мадам, и наш друг, достопочтенный вице-президент Торговой палаты", - и верьте не верьте, душенька, даже эти скудные сведения мне удалось вытянуть из майора не раньше, чем он написал Джемми в школу, чтобы запросить его мнения, какой ответ мне дать, а вся причина в том, что когда мы в первый раз начали с маленькой моделью и прекрасной, отличной сигнализацией (которая, в сущности, работала так же скверно, как и настоящая) и я сказала со смехом: "А какую должность в этом предприятии получу я, джентльмены?" - Джемми обхватил меня руками за шею и говорит, приплясывая: "Вы будете публикой, бабушка", так что теперь они надувают меня как хотят, а я сижу себе в кресле да ворчу.
Не знаю, душенька, потому ли, что взрослый человек, да еще такой умный, как майор, вообще не может не отдаваться всем сердцем и душой чему бы то ни было, даже игрушкам, а непременно берется за все всерьез (или еще почему-нибудь - не знаю), но только нашему Джемми далеко до той серьезности и веры в дело, с какими майор взялся за управление Соединенным Большим Лирриперским узлом и Джекменовской Большой Диванно-Норфолкской железнодорожной линией.
- Вы знаете, бабушка, - объявил, сверкая глазами, мой Джемми, когда железную дорогу окрестили, - нам нужно дать ей целую кучу имен, не то наша милая старушка публика, - тут постреленок поцеловал меня, - не захочет платить деньги.
Итак, "публика" разобрала акции - десять штук по девяти пенсов, - а как только эти деньги были истрачены, купила двенадцать привилегированных акций по шиллингу шести пенсов каждая, причем все они были подписаны Джемми и заверены подписью майора и, между нами говоря, оказались куда ценнее кое-каких акций, которые я покупала в свое время. В течение тех же самых каникул линию построили и открыли на ней движение, поезда ходили, сталкивались, котлы взрывались и происходили всякого рода происшествия и крушения - все как взаправду и очень мило. Чувство ответственности, с каким майор по-военному исполнял обязанности начальника станции - отправлял с опозданием поезда из Лондона и звонил в один из тех маленьких колокольчиков, что продаются на улицах в придачу к ведеркам для угля и лежат на подносе, висящем на шее у разносчика, - это чувство ответственности делало ему честь, душенька, и когда майор по вечерам писал Джемми в школу месячные отчеты насчет подвижного состава, железнодорожного полотна и всего прочего (все это хранилось у него на буфете, и он каждое утро, перед тем как чистить себе сапоги, собственноручно стирал пыль с игрушек), я видела, что ум его как нельзя больше занят мыслями и заботами, а брови насуплены свирепо; впрочем, майор ничего не делает наполовину, и это видно по тому огромному наслаждению, с каким он ходит вместе с Джемми на изыскания (когда Джемми может с ним пойти), несет цепь и рулетку, проектируя не знаю ) и какие там улучшения и новые улицы прямо поперек Вестминстерского аббатства, причем обыватели твердо уверены, что вышло постановление парламента перевернуть весь город вверх дном. Даст бог, так оно и будет, когда Джемми по-настоящему возьмется за это дело!
