Юрий Крымов - Танкер «Дербент»
– Все как-то накопилось, понимаешь, – прохрипел он, – на рейде чиновники, а наши тоже хороши… телеграмму послали: «соревнование, мол, похвалите нас скорее». А тут туман…
– Одним словом, бабушка тебе наворожила! Просто ты растленный тип, люмпен! Еще немного, и ты опозорил бы судно. Случайно ведь сошло!
– Теперь уж крышка, Саша. Этому не бывать! Ты не скажешь никому. Верно?
– Не знаю. – Басов подумал. – Помполиту скажу, Бредису. Но он хороший парень. Уладим, я думаю.
Гусейн вздохнул и посмотрел в окно.
– Отошли уже, – сказал он облегченно, – отошли…
СТАХАНОВСКИЙ РЕЙС
1
В красном уголке «Дербента» шли политзанятия. Здесь собралась свободная от вахты машинная команда, электрики и матросы. Пришел и Касацкий. Он сидел в сторонке, не двигаясь, с сосредоточенным и строгим лицом. Команда расположилась вокруг длинного стола, в конце которого сидел Бредис.
Басов задержался в машинном отделении. Когда он вошел, в каюте было тихо, измятый газетный лист переходил из рук в руки. Басов успел заметить крупную фотографию на первой странице – широкополую шахтерскую шляпу, удлиненный овал лица…
– Мы старую газету читаем сегодня, – обернулся к нему помполит. – Пропустили из-за моей болезни, – прибавил он виновато.
– Тысяча двести процентов нормы, – сказал Володя Макаров, – вот здорово!
– Да как он это сделал? Я не понял, – обиженно прогудел Гусейн. – Что он, богатырь, что ли?
– По картинке что-то не похоже.
– Ты, пожалуй, покрепче будешь.
– Читай, Володя.
Басов стоял у стены, привычно приглядываясь к лицам присутствующих. Это не мешало, а скорее даже помогало понимать чтение.
«…Тридцатого августа бригада Алексея Стаханова, организованно перестроившись, дала сто пятьдесят две тонны на отбойный молоток в смену…»
Старая газета, Басов уже читал ее. Моторист Газарьян слушает с открытым ртом. На лице его удивление с тем оттенком таинственности, какой бывает на лицах у детей, слушающих сказку. Для него это чудо, случившееся где-то за горами, за долами. А вот Котельников, поглядывая на товарищей, сосредоточенно грызет ногти. Он читал уже о Стаханове и теперь наслаждается эффектом, который производит это замечательное дело на других. Дальше хмурится Гусейн, над бровью упруго трепещет жилка, морщит коричневую кожу лба. Он, конечно, уже думает о том, нельзя ли «организационно перестроиться» и на «Дербенте».
…Матрос Хрулев оглядывает потолок сонными глазами. Под потолком серые вихры табачного дыма, облупленная краска, лампочка в пыльной сетке. Вероятно, Хрулев думает о чем-то своем, – о том, что рейс только начался, стоянка будет не скоро, а ему сейчас предстоит вахта, собачья вахта, ночная.
…Отдельно от всех помощник Касацкий. Он слушает внимательно, но хотя и не смотрит по сторонам, но наблюдает за всеми. Разве поймешь Касацкого?
Короткую историю забойщика Стаханова Басов знает наизусть. Техническая учеба на шахте «Ирмино» вперемежку с авралами, попытки организовать и по-своему расставить бригаду. Пристальное внимание к процессам труда, где на счету каждое движение, каждая секунда.
Вероятно, не легко это давалось. Басов вспоминает инженера Неймана и токаря Эйбата, учебник Немировского и регулировку дизелей. И на пути Алексея Стаханова стояли отсталые инженеры и обюрократившиеся администраторы. Может быть, и его сбивали цитатами из книг.
…Алексею Стаханову пришлось вынести большую и трудную борьбу с некоторыми чинами администрации, которые упорно цеплялись за устаревшие технические нормы.
Так оно и было. Огрызались напуганные администраторы, смеялись мастера: «Молодо-зелено». Вытаскивались на свет старые книги и… нормы. Семь тонн угля в смену – это предел. Чего он хочет, этот беспокойный человек со своей бригадой? Хорошо бы отделаться от него под благовидным предлогом.
«Не вышло», – думает Басов взволнованно, и ему кажется, что, когда он вынужден был уйти с завода, смутное предчувствие победы мешало ему предаться отчаянию.
Бредис аккуратно сложил газеты.
– Стахановское движение, – говорит он медленно, – это в первую очередь движение за использование техники до дна. Это движение началось снизу, – администрация тут ни при чем. Стахановцы – это рабочие, овладевшие техникой, накопившие достаточно знаний, чтобы двигать производстве вперед. Таких рабочих капиталистам не видать, понятно, такие рабочие есть только у нас.
Степан Котельников, склонив набок умное, немного обезьянье лицо, говорит:
– Стахановцев не много у нас, но уже есть люди, овладевшие техникой. Если они сумеют организовать работу по-стахановски, в стране всего будет вдоволь и не надо будет считать крохи. Каждый стахановец производит продукта гораздо больше, чем может употребить для себя. Значит, другие рабочие, которые не перестроились еще, живут отчасти за счет стахановцев. А какой же честный рабочий позволит себе жить за счет другого рабочего? Вот и выходит, что все должны работать по-стахановски, по мере своих способностей, конечно.
– Вер-р-но, – сказал Володя, – так получается.
Касацкий поднялся и подошел к столу, улыбаясь и блестя красивыми глазами.
– Товарищ Котельников сказал замечательно верно, – обратился он к помполиту, – стахановское движение только начинается, но уже несет в себе массовое начало и, несомненно, охватит всю страну. Молодец Котельников.
– Растут ребятки, соображают, – заметил Бредис добродушно, – политэкономию недаром читали.
Занятия кончились. В красном уголке несколько человек сгруппировались вокруг радиста, которым рисовал что-то быстрыми, размашистыми штрихами. На бумаге появилась длинная цепь вагонеток и маленькая фигурка в широкополой шляпе. Как всегда, рисунок появился удивительно быстро, словно мультипликация на экране. И тут же из-под руки Володи выскочили крошечные баржи и над ними появилась цифра 25 000. Корпус корабля, намеченный несколькими штрихами, выдвинулся за край листа, и под его волнорезам закудрявились водяные буруны.
2
Во время обеда вахтенный матрос Карпушин появился в дверях столовой.
– «Агамали» идет, – возвестил он взволнованно, – эх и красиво идет, товарищи!
Несколько человек побросали ложки и вилки. Другие заторопились, обжигаясь горячим борщом.
На проходном мостике и на спардеке «Дербента» собралась вся свободная от вахты команда. Оттого, что суда шли навстречу друг другу и расстояние между ними быстро таяло, казалось, что «Агамали» движется со скоростью канонерской лодки.
Штурман Алявдин присоединился к матросам, наблюдавшим с мостика за приближением теплохода. Он старался придать себе небрежный, скучающий вид, но глаза его беспокойно блестели.
– Вы бы связались с ними, Володя, – сказал он радисту, – интересно узнать, какая у них скорость.
– Удобно ли? – усомнился Володя.
– Отчего же нет, ведь мы соревнуемся с ними.
Суда поравнялись, и наблюдающим с мостика открылась палуба «Агамали» и спардек, вдоль перил которого неподвижно стояла люди. Неожиданно флаг на корме теплохода дрогнул и скользнул вниз по флагштоку. Толпа на мостике одобрительно загудела.
– Ишь, приспустили, – торжествовал Карпушин, – за людей нас считать стали! Надо ответить.
От посмотрел на Алявдина, и тот кивнул, Карпушин побежал на корму. С теплохода замахали фуражками, он уже удалялся, заволакиваясь серым дымом. Володя вышел из рубки и подошел к Алявдину.
– Двенадцать узлов, – сказал он разочарованно, – это их прежняя скорость под грузом. Я думал, они достигли чего-нибудь за это время. Оказывается, они успокоились!
– Вчера мы делали двенадцать с половиной, – заметил Алявдин озабоченно, – теперь же порожнем, мы идем со скоростью тринадцати узлов. Честное слово, похоже, что мы поведем навигацию!
– Еще неизвестно. Нужно использовать скрытые возможности.
– Какие возможности?
Володя снисходительно поиграл пояском.
– Не были на политзанятиях? Жаль! Мы говорили о стахановцах. Скрытые возможности – это то, что может дать механизм, если он попадет в умелые руки. Возьмем, к примеру, двигатели «Дербента». После выпуска с завода они давали сто оборотов и цилиндры были загружены неравномерно. После регулировки силами команды они дают сто двенадцать оборотов, и теперь только пятый цилиндр слева немного не догружен. Басов говорит, что двигатель еще не использован до конца и мощность его можно повысить. Это и есть скрытая возможность. Басов говорит…
– Не трещите так! Послушайте, Володя…
– Ну?
– Я сам кое-что читал о Стаханове, и мне бы хотелось поговорить с Александром Ивановичем об одном деле.
– Так что ж! Взяли бы да поговорили.
– Он не сердится на меня за то, что я возражал против двадцати пяти тысяч сверх плана? Как вы думаете?
– Пустяки. Он не гордый.
– Послушайте, Володя, – штурман заметно волновался, но изо всех сил старался держаться небрежно, – вот вы там что-то делаете, стараетесь наладить дело и кое-чего вы уже добились. Но в навигации вы ничего не смыслите, а в самом кораблевождении тоже есть скрытые возможности. В частности, у меня явилась неплохая идея… Дело в том, – продолжал Алявдин, – что на пути к Астраханскому рейду мы минуем остров Жилой, оставляя его слева. При этом мы даем большого крюку, потому что прямая трасса лежит по ту сторону острова. Но там мелко, и при осадке в двадцать футов никак не пройти. Однако, когда мы идем обратно без груза, осадка у нас всего шесть футов, если погода тихая и в трюмах нет балласта. И все-таки мы идем по внешней стороне и делаем крюк, теряем на этом минут сорок, не меньше.
