Шарлотта Йондж - Наследник имения Редклиф. Том второй
— Надѣюсь, что эту обузу не теперь еще взвалятъ на мои плечи, — воскликнулъ Гэй, выслушавъ старика со вниманіемъ. — Мнѣ еще нужно устроить дѣло въ Кулебъ-пріорѣ и поладить съ Тоддомъ; когда мнѣ тутъ играть роль представителя какой-нибудь общины?
Нѣсколько дней спустя, съ почты прислали конвертъ, сильно взволновавшій Гэя. Почеркъ руки на пдресѣ напоминалъ ему что-то знакомое. На почтовой маркѣ стоялъ штемпель Истъ-Гиля. По всему было замѣтно, что письмо это пришло изъ Гольуэля, но адресъ былъ сдѣланъ не Чарльзомъ и не его матерью, а чуть ли не самой Эмми. Дрожащими пальцами Гэй сломалъ печать, развернулъ листъ — такъ и есть, письмо было отъ Чарльза. Строчки шли косо, буквы были неровныя и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ чернильныя пятна закрывали цѣлыя фразы. Больной писалъ, вѣроятно, лежа.
«Дорогой Гэй! Мнѣ бы не слѣдовало писать къ тебѣ, но выдержать долѣе я не въ состояніи. Я порядкомъ потиранилъ Шарлотту; за то, по ея милости, дѣло твое, кажется, пошло въ ходъ. Опиши мнѣ подробно весь твой геройскій подвигъ. Лицо Э… выдало твою тайну. Отца этотъ случай, кажется, расположилъ въ твою пользу. Напишу больше, когда окрѣпну. Теперь нѣтъ силъ.
Ч. М. Э.»
Чарльзъ сказалъ правду, лицо Эмми выдало тайну Гэя. Какъ-то утромъ, она пришла къ брату съ газетами и, собираясь прочитать ему что-то вслухъ, нечаянно увидала заглавіе: «Рэдклифскій заливъ»; тутъ же внизу слѣдовало описаніе кораблекрушенія. Эмми вся вспыхнула, улыбнулась, и слезы навернулись у нея на глазахъ.
— Эмми! Что тамъ такое? спросилъ Чарльзъ. Сестра молча подала ему газету и, закрывъ лицо руками, заплакала отъ радости. Чарльзъ прочелъ ей всю статью вслухъ, и Эмми принялась объяснять ему географическое положеніе мѣстности такъ вѣрно, какъ будто бы она не разъ была въ Рэдклифѣ. Къ нимъ, въ комнату, забѣжала въ это время Шарлотта; узнавъ о радостной вѣсти, занимавшей брата и Эмми, она пришла въ безумный восторгъ, выхватила у нихъизъ рукъ газету, полетѣла къ отцу въ кабинетъ, и тамъ начала тормошить мистера Эдмонстона, настаивая, чтобы онъ выслушалъ ее. Громкимъ, торжествующимъ голосомъ, шалунья прочла ему интересный эпизодъ изъ происшествія въ Рэдклифѣ. Мистеръ Эдмонстонъ чрезвычайно обрадовался. Блестящіе успѣххи Гэя въ какой-нибудь свѣтской гостиной не такъ бы пришлись ему по сердцу, какъ это ясное доказательство его храброй, великодушной натуры. Онъ забылъ неумѣстную вспыльчивость Гэя, забылъ его дерзкія слова и твердилъ внѣ себя отъ восхищенія:
— Славный малый! благородный малый! Такого храбреца рѣдко найдешь между молодыми людьми. Жаль, что мы съ нимъ разошлись. Я убѣжденъ, что онъ невиненъ, да вѣдь его не уломаешь; онъ ни за что не выскажется, иначе я бы его завтра же перетащилъ сюда въ Гольуэль.
Мистеръ Эдмонстонъ въ первый разъ высказалъ желаніе видѣть Гэя, вотъ почему Чарльзъ и намекалъ въ своемъ письмѣ, что, по милости Шарлотты, дѣло Гэя пошло въ ходъ. Мученіе бѣдной Шарлотты началось во время обѣда, когда больной братъ и она остались съ глазу на глазъ въ уборной: Чарльзъ въ десятый разъ возобновилъ съ ней разговоръ о кораблекрушеніи въ Рэдклифѣ и дотого увлекся, что въ ту же минуту рѣшился писать къ Гэю, не смотря на запрещеніе отца. «Подай мнѣ бумагу, перо и чернилъ», скомандовалъ онъ сестрѣ, и когда та вздумала было отнѣкиваться, онъ разгорячился и объявилъ, что сойдетъ съ постели и самъ все достанетъ. Шарлотта умоляла его, позволить ей, по крайней мѣрѣ, написать лисьмо подъ его диктовку и не утомлять себя этимъ трудомъ, но Чарльзъ отказалъ ей наотрѣзъ, внутренно сознавая, что матери ихъ было бы непріятно знать, что онъ вмѣшалъ имя сестры въ свой самовольный поступокъ. Онъ принялся писать самъ, но, потерявъ привычку держать перо, не могъ сладить съ рукою и безпрестанно ворчалъ себѣ подъ носъ:
— Что за перо! Вотъ опять кляксъ! Силъ нѣтъ писать! Господи! еще пятно; да возьми ты проточную бумагу, Шарлотта, помоги мнѣ.
— Не переписать ли письмо, Чарльзъ? спросила Шарлотта.
— Не нужно, я и съ этимъ выбился изъ силъ. Сладить не могу съ пальцами. Отлично! съѣхалъ на другой конецъ листа. Ну! кончено, я подписался и готовъ. Разберетъ Гэй, молодецъ будетъ! Охъ! какъ заболѣла рука! заключилъ онъ, разминая свои пальцы.
— Смотри, Чарльзъ, не повредило бы тебѣ это усиліе, — замѣтила Шарлотта: — а ужъ Гэю твое письмо будетъ настоящимъ подаркомъ. Вотъ это хорошо, что ты упомянулъ объ Эмми, — прибавила она, быстро пробижавъ коротенькое письмецо.
— А кто тебѣ позволилъ читать чужія письма, кошка? спросилъ съ улыбкой братъ.
— Удержаться не могла! смѣясь возразила шалунья.
— Мнѣ бы не слѣдовало по настоящему и упоминать объ ней, — сказалъ Чарльзъ. — Смотри, не проболтайся Эмми, — продолжалѣ онъ:- я не выдержалъ, признаюсь. Впрочемь, Гэй на столько рыцарь, что оцѣнитъ радостныя слезы дамы своего сердца.
— Правда, онъ настоящій рыцарь, — провозгласила Шарлотта важнымъ тономъ и вслѣдъ за симъ, вооружившись отличнымъ перомъ, она тщательно принялась писать адресъ на конвертѣ, выводя аккуратно каждую букву. — Сэръ Гэю Морвиль, — писала она:- въ Рэдклифъ-паркъ, въ Мурортъ.
— А помнишь, Чарльзъ, — продолжала она, кончивъ свое дѣло:- какъ мы съ тобой сидѣли на этомъ же мѣстѣ въ первый вечеръ послѣ его пріѣзда въ Гольуэль, и какъ ты мнѣ началъ проповѣдовать исторію о родовой кровавой мести Морвилей.
— Такъ, да не такъ, — возразилъ больной:- я предсказывалъ, что мстить будетъ одна сторона въ ихъ родѣ; такъ и вышло.
— Боже мой! какая тоскливая была у насъ зима безъ Гэя, — вздыхая произнесла Шарлотта. — Если папа теперь ужъ не проститъ его, — мы всѣ пропадемъ со скуки.
— Отъ души желалъ бы я, чтобы папа простилъ его, — сказалъ больной:- но такое оправданіе въ строгомъ смыслѣ слова все-таки не могло бы быть признано, какъ публичное оправданіе передъ общественнымъ судомъ.
— Неужели ты вѣришь клеветѣ, Чарльзъ? спросила съ негодованіемъ Шарлотта.
— Я столько же ей вѣрю, сколько бы вѣрилъ, если бы сказали, что я игрокъ, — возразилъ Чарльзъ. — но я добиваюсь одного, чтобы Гэй блестящимъ образомъ оправдался въ глазахъ Филиппа. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы онъ привелъ такія ясныя доказательства своей невинности, что Филиппъ былъ бы ими совершенно уничтоженъ. Да будь я не калѣка, я бы настоялъ на этомъ. Ахъ! если бы ты мнѣ дала на прокатъ, дня на два, твою ногу, Шарлотта! заключилъ больной вздыхая.
— Жаль, что это невозможно, — смѣясь возразила сестра.
— За то, вотъ что можно сдѣлать, пусть отецъ поѣдетъ къ Гэю, ко дню вступленія его въ совершеннолѣтіе. Донъ Филиппъ далеко: пожалуй, мнѣ это и удастся устроить.
— Только бы Гэй сюда пріѣхалъ, больше ничего не нужно, — воскликнула Шарлотта съ живостью.
— Мама увѣряетъ, что пока дѣло не выяснится, ему сюда глазъ показать нельзя, — сказалъ Чарльзъ. — Жаль, что мое здоровье плохо, ужъ я бы увязался съ папа въ Лондонъ и лично повидался бы съ Гэемъ. Когда ему минетъ совершеннолѣтіе? 28-го марта? Цѣлыя десять недѣль впереди! Только бы мнѣ къ тому времени на костыли подняться, поѣду, поѣду и поѣду. Иначе не привеземъ Эмминаго рыцаря, какъ побѣдителемъ.
— То-то будетъ радость! замѣтила Шарлотта.
— Какъ бы мнѣ узнать, что за звѣрь Мэркгамъ, — сказалъ Чарльзъ:- я бы ему сейчасъ намекнулъ, чтобы онъ выслѣдилъ всѣ углы въ С.-Мильдредѣ. А не то, развѣ попросить Майерна, чтобы онъ предписалъ мнѣ туда переѣхать, для перемѣны воздуха. Нужно будетъ уладить дѣло, только похитрѣе.
Пока Чарльзъ интриговалъ дома въ пользу своего любимца Гэя, тотъ очень покойно занимался своими домашними дѣлами. Онъ усердно заботился о маленькомъ юнгѣ, со сломанной рукой; отдалъ лорду Торндалю визитъ, но не нашелъ его дома; кончилъ постройку школы и очень сблизился съ Ашфордами.
Главной его заботой было приготовленіе къ полученію университетскаго диплома. Гэй заранѣе предупредилъ Ашфордовъ, что святую недѣлю онъ не проведетъ дома, а будетъ заниматься въ университетѣ. День его рожденія долженъ былъ быть на страстной недѣлѣ и потому праздновать свое совершеннолѣтіе онъ не желалъ, тѣмъ болѣе, что ранѣе 25-ти лѣтъ онъ не имѣлъ права вступать въ безотчетное управленіе своими имѣніями. Притомъ ему было не до веселья въ этотъ день, столь тяжелый по воспоминаніямъ о страшной смерти его покойнаго отца.
Старикъ Мэркгамъ глубоко оцѣнилъ это уваженіе Гэя къ памяти отца и замѣтилъ ему тутъ:
— Мы ужъ будемъ ждать большаго пира въ день бракосочетанія вашего, сэръ Морвиль.
Гэй ничего не отвѣтилъ, а грустно взглянулъ на Мэркгама.
— Не сердитесь, сэръ, на меня старика, — продолжалъ тотъ почтительно. — Но мнѣ кажется, что у васъ, по сердечной части, что-то неладно. Позвольте надѣяться, что вы тутъ дурнаго ничего не замышлили.
— Снасибо за участіе, Мэркгамъ, — произнесь Гэй съ усиліемъ. — Теперь а еще ничего не могу вамъ сказать. Будьте только покойны: та, которую я люблю, не заставитъ васъ краснеть за меня.
