Хорас Маккой - Лучше бы я остался дома
Не прошло и десяти минут, как появилась Мона. Она была бледна как смерть.
– Тебе не нужно было идти домой, – сказал я. – Я говорил тому парню, что дело крайне важное и срочное, но только для того, чтобы ты сразу позвонила.
– О чем ты говоришь? – не поняла она.
– Тебе ничего не передали?
– А что мне должны были передать?
– Минут десять – пятнадцать назад я тебе звонил.
– Ты мне звонил?
– Ну да. Нам звонили от коронера насчет Дороти. Хотели знать, не было ли у нее каких-нибудь родственников, – ну, что им делать с телом.
– Родственников у нее не было. Она сирота. По крайней мере, так говорила.
– Тебе надо бы позвонить коронеру. Там записан номер.
Подойдя к столу, она набрала номер и попросила соединить с бюро коронера. Представилась и спросила, что они хотели знать о Дороти Троттер.
– Да. Откуда-то из Огайо… Этого я не скажу… Нет, определенно нет. Всегда говорила, что она сирота… Нет, не знаю… Разве что ее парень, она была обручена и собиралась замуж, но о нем мне известно только то, что он где-то торгует радиоприемниками… Конечно, я понимаю, вам это не поможет, но это все, что я от нее слышала… Ну да, так будет лучше. Во сколько это обойдется?… За счет округа… Да, конечно. До свидания.
Положив трубку, она обернулась.
– Господи Боже! – сказала она. – Кремация…
– Я понимаю, как тебе тяжело… – пытался я ее подбодрить.
– Господи Боже! – выдохнула она еще раз. Потом медленно встала и поднялась наверх.
Я понимал, каково сейчас Моне, и не хотел ее беспокоить. Я не знал, что она делает там, наверху, из спальни не доносилось ни звука; скорее всего, она плакала. Это было бы самое лучшее. Если бы она выплакалась, ей полегчало бы.
Трудно сказать, сколько прошло времени, прежде чем я все-таки пошел взглянуть, как у нее дела. Мона сидела на краю кровати и курила. По ней не было видно, чтобы она плакала.
– Мона, – сказал я, – может, тебе лучше вернуться в студию?
– Я там больше не работаю. – Она встала и поправила платье. – Меня выгнали.
– Выгнали? За что?
– Я опоздала в студию на шесть минут. – С этими словами Мона выбежала из спальни.
– Не дури! – закричал я и бросился за ней по лестнице. – Ты же не будешь убеждать меня, что тебя выгнали за шестиминутное опоздание?
– Тебе это кажется невозможным, да? Как же ты наивен. Именно это они и сделали.
– Ну, тогда эта банда в «Эксцельсиоре» совсем выжила из ума!
Мона смяла сигарету в пепельнице.
– Выжили из ума – это точно. Все. И все они мерзавцы, один чище другого. Еще немного, и ты это тоже поймешь. Еще немного…
– Но, по-моему, это так глупо, – сказал я. – Ты что, не сумела придумать какое-нибудь оправдание?
– Никакие оправдания ничего бы не дали, – взъярилась она. – Они только искали зацепку – и вот нашли. Джонни Хилл ведь предупреждал нас – они могут все, что угодно. Тебе не кажется странным, – сказала она, не сводя с меня глаз и пытаясь улыбнуться, – что никто толком никогда не слушает, что ему говорят другие? Поверь мне, после случившегося я уже не буду навязываться тебе с советами.
– Может, так оно лучше, – вздохнул я. – Дублеру трудно чего-либо добиться. Увидишь, это пойдет тебе на пользу.
Она рассмеялась:
– Что бы ни случилось, все к лучшему. То, что произошло с Дороти, – к лучшему, и то, что произошло со мной, – тоже к лучшему. И то, что ожидает тебя, будет тоже к лучшему… Твоя шлюха еще не появлялась?
– Пока нет, – сказал я. – Надеюсь, ты не думаешь, что она позвонила судье и сказала, что отзывает залог?
– Если она позвонила, ты обязательно об этом узнаешь. Полиция не заставит себя ждать.
– Слушать тебя – одно удовольствие.
– Сегодня такой день!… – Она направилась к двери. – Хочешь выпить?
– Не хочу.
– Что это с тобой, ты? – спросила она, передразнивая мое произношение. – Тоска взяла за старый юх или че? Так ты че, небось хочешь кхока-кхола?
– Не слишком остроумно, – буркнул я.
– Ну, ты меня удивляешь, факт. Будь, я обернусь в момент, а че?
Остановившись у двери, она обернулась и бросила мне:
– Говнюк! – и вышла.
Следующие полчаса я просидел, глядя в пустоту. Ждал, что вот-вот вернется Мона, ждал, что зазвонит телефон или, скорее, ждал, что в дверях появится миссис Смитерс. Дважды или трижды начал уже набирать ее номер, но нервы не выдержали, и я бросил.
Вдруг в дом влетел Джонни Хилл. Вид у него был безумный.
– Где она? – вопрошал он. – Где она?
– Пошла в магазин, – ответил я. – Что случилось?
– Когда вернется?
– Давно должна была быть здесь. Что происходит?
– Я только что послал их к черту. – Он принялся расхаживать по комнате взад-вперед.
– Насовсем? – спросил я.
– На этот раз окончательно. С этими засранцами и их погаными фабриками грез я покончил. Ты уже слышал, что они устроили Моне? – Он вдруг перешел на «ты».
– Ее выгнали. А вы откуда знаете?
– Откуда я знаю? – Он даже запнулся.
В это время пришла Мона.
– Я тебе разве не говорил? – напустился он на нее, размахивая руками перед ее лицом. – Тебе было наплевать, но я ведь тебе говорил, чем все это кончится?
– Сядь и отдохни. И перестань орать и махать руками, – осадила его Мона.
Джонни несколько успокоился.
– Думаю, новость ты уже слышал, – сказала Мона.
– Я всегда все знаю. Прихожу в студию час назад и ищу тебя. Когда вижу, что у Обэнкс другая дублерша, спрашиваю, что с тобой, и она мне сказала. Сказала, что ты опоздала, что ты абсолютно безответственна и она была вынуждена тебя уволить – ее просто заставили.
– Это правда, – подтвердила Мона.
– Более наглой лжи я отродясь не слышал. Спросил, почему она не назвала тебе истинную причину. Но она сделала вид, что понятия не имеет, о чем я, и тут я ей выдал все, что мне было известно, – ей сверху шепнули на ушко, как с тобой надо поступить, что она только и ждала повода, чтобы тебя выгнать. Ну, слово за слово, мы начали орать друг на друга, пока туда не ввалился режиссер, тому я тоже сказал, что обо всем этом думаю, так он потребовал, чтобы я убирался со студии. Ну, мы с ним еще немножко поговорили, и в конце концов я дал ему в морду – знаешь, какой я, когда заведусь.
– Как сейчас, – сказала Мона.
Джонни снова взял себя в руки и понизил голос:
– Когда я вернулся в контору, там уже черт-те что творилось – режиссер, видно, позвонил в производственный отдел, из производственного позвонили к нам – ну, и произошел еще один обмен мнениями, с той лишь разницей, что на сей раз все было цензурно и вежливо. И тут я убрался – сказал им, что выписанный мне чек они могут засунуть себе в задницу.
– Ох, Джонни, – застонала Мона, – этого не надо было делать.
– Все равно от их гадюшника мне блевать хотелось. Нет, все, с этим я точно пойду в Союз. Подадим на них в суд. И если потребуется, дойдем до Верховного суда. Этого я им не прощу, это им с рук не сойдет.
– Я предпочла бы обо всем забыть, – вздохнула Мона.
– Такое забывать нельзя. Черт, твое дело может стать показательным. На черта нам иначе этот Союз? Господи, да это же величайшее надувательство, о котором я слышал.
– Тут я с тобой согласна, – произнесла Мона. – Мне это тоже приходило в голову, и я тоже уже думала обратиться в Союз. Но что из этого выйдет? Обэнкс будет защищать студию. Поклянется, что давления на нее не было. Скажет, что выгнала меня потому, что я дважды подряд опоздала, – и это будет правдой, ведь я опоздала. Пятно на них останется, но юридически – все чисто.
Джонни погрузился в размышления. Уселся и закурил.
– Да… об этом я как-то не подумал. А ведь нужно было принять в расчет, что эти жуки обязательно подстрахуются. Чтобы с них были взятки гладки.
– А я думала, что ты умнее, Джонни.
– В чем именно?
– Ну, что ты не будешь так белениться из-за чего-то подобного. Когда ты у нас в последний раз был, именно от этого ты предостерегал меня и говорил, чтобы я оставила их в покое. А теперь сам устроил то, от чего отговаривал меня.
Я был с Моной полностью согласен.
Джонни встал с видом оскорбленного величия.
– Это совсем не одно и то же, – заявил он. -И какое в конце концов это имеет значение? Я такой, какой есть, и ничего не могу с этим поделать. Всегда веду себя так импульсивно. Какого черта, ты думаешь, я иначе валял бы дурака в пресс-бюро – за сорок долларов в неделю? Да если бы я мог с собой справиться, управлять эмоциями и настроением, давно бы стал важной персоной. Но ничего не могу поделать, разве ты не понимаешь?
Он снова зашагал взад-вперед и продолжил:
– Не задирай носа. Я сделал это не ради тебя – точнее, не только ради тебя. Случилось, что ты моя приятельница, вот и все. Точно так же я взорвался бы, если бы речь шла о ком-то совершенно мне не знакомом. Ты здесь просто символ… Может быть, тебе стоило позволить Обэнкс затащить себя в постель.
– Я же говорю, она пыталась, – сказала Мона, – но, что касается меня, в таких вещах я явно не выдерживаю конкуренции с цветной служанкой.
