Синклер Льюис - Том 9. Рассказы. Капкан
Спускаясь по лестнице под ее несмолкаемую болтовню, Сидни думал с тоской: нужно не его красноречие, чтобы заставить Мэйбел полюбить землю, жизнь среди природы. Он боялся ее, как раньше боялся отца.
— Вон напротив аптека. Зайдем, выпьем чего-нибудь освежающего, — сказал он ласково. — Уф! Сентябрь, а такая жара! На ферме сейчас прохладно, деревья уже начали желтеть. Листья до чего красивые — желтые, красные!
— Ах, опять ты со своей противной фермой! — Но говорила она не сердито: очень уж была довольна.
Они сидели за ярко-красным столиком, поставив перед собой бокалы с ярким, весело подцвеченным напитком. Но, в сущности, местом действия должен был бы служить старинный замок, в полночь, при вспышках зловещих молний и завывании бури, потому что веселая, красочная сценка внезапно обернулась мрачной трагедией.
Уговаривать Мэйбел бесполезно. Ей не понять, что он томится, как в тюрьме, в четырех стенах своего кабинета. Она скажет: «Ну что ты! Ты встречаешься с приятными, интересными людьми, а вот я действительно сижу в четырех стенах», — и ей в голову не придет, что ему не нужны никакие приятные, интересные люди. Ему нужна тишина, запах земли! Но Мэйбел, как раньше отец, подчиняла его своей воле. Только силой можно разомкнуть эти тиски. Устремив взгляд на пестрый мраморный прилавок, он заговорил ласково, но заговорил твердо:
— Послушай, Мэй. Другого такого случая не будет. Конечно, мы глупостей делать не станем, не пустим наш капитал на ветер. И уж во всяком случае не будем тратить деньги па тряпки и устраивать всякие дурацкие вечера для разных идиотов, которым мы интересны, как прошлогодний снег, — если только им что-нибудь не нужно от нас. Вообще, если бы мы остались в Нью-Йорке…
— И останемся, не сомневайся!
— Изволь меня выслушать. Деньги мои, а не твои. Прости, я не хотел тебя обидеть, но послушай же, что я говорю. Так вот, если бы мы остались в городе, первое, что я купил бы, — это новую бормашину с электромотором. Она нужна мне до зарезу — я же пациентов теряю. Видят, как я жму педаль на старой развалине, и думают, что я отстал в медицине. Ничуть я не отстал! Да и вообще это не их дело!
Даже ветреная Мэйбел примолкла, подавленная столь беспрецедентно длинным и энергичным выступлением Сидни.
— Но мы здесь не останемся! Нет, моя дорогая! Мы поедем на ферму, ребятишки будут расти на чистом воздухе, а не в грязных закоулках. Поедем на ферму заниматься хозяйством.
Гут Мэйбел взорвалась, и впервые Сидни прочел во взгляде жены ненависть.
— С ума ты сошел? Жить в этой дыре? Чтобы мои дети копались в навозе, возились с грязной скотиной, на сенокосе работали, как вьючные животные? Чтоб их учил какой-нибудь учитель-тупица — всех в одной комнатушке? Чтоб они играли с деревенскими недоумками? Не будет этого, вот мое слово! Если тебе все равно, то я-то хочу, чтобы лети были устроены в жизни как следует!
— Ну как же, Мэй, а я думал, что тебе понравилось в деревне! Когда мы ездили туда после свадьбы, ты была без ума от фермы. I ы говорила…
— Ничего подобного! Я с первого дня возненавидела ферму. А говорила, просто чтобы доставить тебе удовольствие. Душная каморка, керосиновые лампы, клопы, ванной нет, за столом сидят неучи-фермеры в жилетках… Жуть! Хорошо, поезжай, но я с детьми остаюсь здесь! Я себе на жизнь заработаю. И думаю, еще не один мужчина захочет на мне жениться, когда я разведусь с тобой. И разведусь!
Мэйбел не шутила, Сидни понимал это. Он сдался без сопротивления, как когда-то сдался отцу.
— Ну, конечно, если ты отказываешься… — сказал он тихо.
— Ага, ты начинаешь что-то соображать! Честное слово, ты, наверное, просто ошалел от жары! Слушай, я согласна вот на что: я не буду шуметь, если ты захочешь купить электрический этот драндулет, только не очень дорогой. А куда нужно обратиться, чтобы продать ферму?
И вот у этого молчаливого человека началась жизнь тайных интриг и обмана. Каким-то способом — он ни знал, как именно, — он должен уговорить Мэйбел уехать в деревню. Может быть, она умрет… Но эта мысль ужаснула его, он любил Мэйбел и считал, что лучше ее на свете нет, — мнение, возможно, совершенно справедливое. И все же Сидни не послушал жены и фермы не продал. Он солгал ей. Он сказал, что вермонтский агент по продаже земельных участков не советовал ему продавать ферму в этом году: условия для продажи неблагоприятные, зато на следующий год перспективы блестящие. На следующий год Сидни сказал Мэйбел то же самое и отдал ферму в аренду дяде Робу, который последние годы не без успеха сеял кукурузу в штате Айова, но соскучился по горам, рощам и мирным кленам родного Вермонта. Сам Сидни на ферму не ездил. Ему это было запрещено.
Мэйбел злилась, что он не продал ферму, что у них оказалось всего три тысячи долларов — они так и не приобрели на них акций. Деньги ушли на одежду, карточную игру, взносы за автомобиль и после долгих неприятных разговоров на покупку электрической бормашины.
Если раньше Сидни просто угрюмо томился, то теперь он бушевал от ярости. Ему казалось, что его ограбили. Крошечный кабинет с окном во двор — даже пустыря теперь не видно, только скверные улицы да задние фасады новых домов; страдания пациентов, растравлявшие его доброе, отзывчивое сердце; нескончаемый ряд отвратительных разинутых ртов, гнилых зубов, вытянутых языков — все это было невыносимо. Сидни вспоминал луга, поросшие ромашкой и ястребинками, темные тучи, проливающиеся целительным ливнем над уходящей вдаль долиной. Он хочет домой, к родимой земле!
Как-то весной, через полтора года после смерти отца. Сидни получил от хозяина дома разрешение устроить на заднем дворе огородик — на крошечном клочке земли, среди мусорных куч и цементных дорожек. Мэйбел подсмеивалась над Сидни, а он каждый вечер возился в своем карманном раю — высокий, большой человек, осторожно переставляющий огромные ноги на клочке земли десять на десять футов.
Земля понимала его, она понимает таких людей. Огородники Лонг-Айленда еще не могли похвалиться ранними овощами, когда у Сидни уже выросла грядка великолепной редиски. Однажды он принес домой десяток завернутых в газету редисок и похвастался Мэйбел:
— Такой редиски на рынке не найдешь! Прямо со своего огорода!
Она с рассеянным видом съела одну редиску. Сидни уже готовился услышать насмешливое: «Вечно ты носишься со своим огородом». Но то, что он услышал, было еще хуже, — Мэйбел равнодушно сказала:
— Да, ничего.
Он еще себя покажет! Она увидит, как он умеет хозяйничать на земле! Увлекшись этой мыслью, он потерял всякую совесть. Сидни решил перехитрить Мэйбел. И вот как он это сделал.
В начале июля он сказал как бы между прочим:
— Ну, раз мы расплатились за окаянную машину, надо на ней ездить. Может, заберем ребятишек и прокатимся куда-нибудь недели на две, как ты думаешь?
— А куда?
В ее голосе прозвучало подозрение, и новоявленный хитрец забасил притворно-равнодушно:
— Да куда хочешь. Говорят, хорошо у Ниагарского водопада, у Великих озер. Обратно можно через Пенсильванию, посмотрим Валли-Фордж[36] и прочие исторические места.
— Ну, хорошо, пожалуй. Голхеймы прошлым летом ездили куда-то. До того надоели своими рассказами — слушать противно!
Поездка состоялась. Мэйбел была в восторге. Она далеко не всегда пилила и поучала мужа, а лишь в тех случаях, когда ущемлялись ее интересы или, как ей казалось, интересы ее детей. Она делала забавные замечания по поводу городков, которые они проезжали, — любой город с населением менее пятидесяти тысяч был, по ее нью-йоркским масштабам, «деревней», — она даже напевала джазовые песенки и восхищалась его умением водить машину, хотя восхищаться было нечем.
Они поехали на север, вдоль Гудзона. У Гленс-Фолс Сидни свернул не влево, к Великим озерам, а вправо, но она, женщина большого города, нью-йоркская простушка, для которой западное и восточное направления означали только путь в восточную или в западную часть Нью-Йорка, ничего не заметила. Ничего не заподозрила она даже, когда Сидни проворчал:
— Похоже, я свернул не на ту дорогу.
Остановив машину у заправочной колонки, он осведомился:
— Сколько еще ехать до озера Джордж? По времени мы должны были бы быть на месте.
— Да ежели ехать все туда же, будет этак миль тысяч двадцать пять. Ведь вы едете как раз в обратную сторону.
— Тьфу ты пропасть! А где же мы находимся? Не обратил внимания, как называется город, который мы проехали.
— Отсюда миля до Фэр-Хейвена.
— Штат Вермонт?
— Ну да.
— Чтоб мне провалиться! Экая история! Ненадежный я, выходит, шофер: могу из одного штата в другой перемахнуть и не заметить.
Теперь Мэйбел явно что-то заподозрила, поэтому Сидни с напускной веселостью предложил:
— А знаешь что, Мэй? Отсюда до нашей фермы всего сорок миль. Заглянем туда!
