Сельма Лагерлёф - Император Португальский
Однажды вечером в конце августа Ян сидел на камне перед дверью избы и курил свою маленькую трубку. И тут он увидел, как замелькали светлые платья, и услышал молодые голоса, доносящиеся из леса.
Катрина пошла в березовую рощу нарезать для метлы веток, но прежде чем уйти, она сказала ему, что впредь ей, видно, ничего не остается, как самой ходить в Фаллу рыть канавы. Он может оставаться дома готовить еду и латать одежду, раз уж он сделался слишком хорош, чтобы работать на других. Он не сказал ей в ответ ни слова, но ему все равно тяжело было ее слушать, поэтому он по-настоящему обрадовался возможности отвлечься от этих мыслей. Со всех ног он побежал за императорской шапкой и тростью и подоспел к калитке как раз, когда эти молодые девушки должны были пройти мимо.
Их было человек пять. В этой компании были три маленькие мамзели из Лёвдала. Другие были ему незнакомы. Они, наверное, приехали в гости.
Ян широко распахнул калитку и выступил им навстречу.
— Здравствуйте, любезные мои фрейлины! — сказал он и так взмахнул шапкой, что она чуть ли не коснулась земли.
Они остановились как вкопанные и поначалу немного застеснялись, но ему вскоре удалось вывести их из этой первой растерянности.
Тогда послышалось «здравствуйте» и «наш дорогой император», и стало более чем очевидно, что для них было настоящей радостью вновь увидеть его.
Эти маленькие мамзели были не то что Катрина и весь остальной народ в Аскедаларна. Они вовсе ничего не имели против того, чтобы послушать об императрице, и сразу же спросили, как у нее дела и скоро ли следует ждать ее домой.
Они поинтересовались также, нельзя ли им зайти в избу и осмотреть ее внутри. Ему незачем было им отказывать, потому что Катрина всегда содержала дом в чистоте и порядке, и они спокойно могли пригласить к себе любого.
Когда эти маленькие мамзели из усадьбы вошли, они, конечно, удивились, что великая императрица выросла в такой тесной избушке. Раньше, когда это было ей привычно, это еще, пожалуй, могло сойти, сказали они, но как же будет, если она вернется? Останется она жить здесь, у родителей, или уедет обратно в Португалию?
Ян, конечно, уже думал об этом. Он же понимал, что Клара Гулля не сможет остаться в Аскедаларна, раз у нее есть целое государство, которым надо управлять.
— Пожалуй, императрица воротится обратно в Португалию, — сказал он.
— Тогда вы, наверное, уедете вместе с ней? — спросила одна из маленьких мамзелей.
Яну, конечно, хотелось, чтобы она об этом не спрашивала. Поначалу он ей и не ответил, но девушка не отступала.
— Вы, может быть, еще и не знаете, как будет? — сказала она.
Нет, это он как раз знал, но не был полностью уверен, как воспримут его решение люди. Они, может, посчитают, что не подобает императору так поступать.
— Нет, я, пожалуй, останусь дома, — сказал он. — Ведь нельзя же мне оставить Катрину.
— Ах вот как, Катрина не поедет?
— Нет, Катрину не убедишь уехать от избы. И я, пожалуй, останусь с ней. Ведь я ей обещал быть верным и в горе, и в радости.
— Да, я понимаю, что этому слову нельзя изменить, — сказала та мамзель из усадьбы, что больше всех рвалась обо всем расспрашивать. — А вы-то слышите? — обратилась она к подругам. — Ян не хочет уезжать от жены, хотя его и манит великолепие всей Португалии.
И представляете, они действительно обрадовались этому! Они похлопали его по плечу и сказали, что он поступает правильно. Это хороший знак, сказали они. Еще не все кончено со старым добрым Яном Андерссоном из Скрулюкки.
Он не совсем понял, что они хотели этим сказать. Очевидно, радовались тому, что он останется у них в приходе.
Сразу после этого они попрощались и ушли. Им надо было идти в Дувнесский завод на праздник.
И представляете, только они скрылись, как вошла Катрина! Она, должно быть, стояла тут же за дверью и ждала. Она, верно, не хотела заходить при посторонних, но как долго она там простояла и что слышала из их разговора — неизвестно.
Но как бы там ни было, она выглядела более кроткой и доброй, чем все последнее время.
— Дурной ты у меня, — сказала она. — Хотела бы я знать, что бы сказали другие женщины, если бы у них был такой муж. Но все-таки хорошо, что ты не захотел от меня уехать.
ПОХОРОНЫ
Яну Андерссону из Скрулюкки не приходило никакого приглашения или известия о том, что он должен присутствовать на похоронах Бьёрна Хиндрикссона из Лубюн, что верно, то верно. Но ведь домочадцы Бьёрна не могли быть уверены, захочет ли Ян считать их своими родственниками после того, как он возвысился до той славы и величия, которыми был теперь окружен.
Может быть, они подумали также, что им будет трудно все устроить, как подобает, если такой человек, как он, придет на похороны. Ближайшие родственники Бьёрна Хиндрикссона, конечно, хотели ехать во главе похоронной процессии, но там, по справедливости, следовало бы оставить место для него, императора.
Они ведь не знали, что он никогда не придавал значения тому, что другие ценят превыше всего. Он оставался верен себе. Ему никогда не приходило в голову вставать на пути у тех, кто радовался возможности посидеть на почетном месте во время пира.
Чтобы не стать причиной какого-нибудь недовольства, он не пошел с утра к дому покойного перед тем, как похоронная процессия двинулась в путь, а направился прямо к церкви. И только когда зазвонили колокола и вся длинная процессия выстроилась на холме перед церковью, он вышел вперед и занял место среди родственников.
Участники похоронной процессии были, казалось, несколько удивлены его появлением, но он теперь уже привык к тому, что людей поражает его снисходительность. К таким вещам надо относиться спокойно. Наверняка они хотели поставить его в первый ряд, но на это не было времени, потому что процессия уже двинулась к кладбищу.
Когда после погребения он последовал за приглашенными на похороны и уселся в церкви на одну с ними скамью, они, казалось, снова немного смутились. Но они не успели ничего сказать о том, что он ради них спустился со своего почетного места на хорах. Нельзя же было пускаться в извинения в тот самый момент, когда зазвучал первый псалом.
После окончания богослужения, когда все повозки похоронной процессии подъехали к церкви, он уселся на большую телегу, на которой по дороге в церковь стоял гроб. Телега поедет обратно домой пустой, это он знал, а значит, ничье место он здесь не занимает. Зять и дочь Бьёрна Хиндрикссона прошли несколько раз мимо, поглядывая на него. Они, может быть, переживали, что не могут предложить ему ехать в одном из лучших экипажей, но он вовсе не хотел, чтобы ради него кому-нибудь пришлось пересаживаться. Он все равно был верен себе.
Пока он ехал из церкви, он не переставая думал о том дне, когда они с маленькой Кларой Гуллей ходили навестить этих богатых родственников. Да, теперь все переменилось, это уж точно. Кто теперь был всемогущ и почитаем? Кто теперь оказывал другим честь своим посещением?
По мере того как гости прибывали к дому покойного, их отводили в большую гостиную на первом этаже, где они раздевались. Затем появились соседи Бьёрна Хиндрикссона, которым было поручено принимать гостей, и попросили самых почетных из них подняться на второй этаж, где был накрыт стол.
Это было очень ответственное поручение — выбрать тех, кому следовало подняться наверх, потому что на таких больших похоронах невозможно было разместить за столом всех гостей сразу, и приходилось устраивать несколько застолий. Но многие сочли бы знаком полного неуважения, если бы не попали к столу в первый же раз, и никогда бы этого не простили.
Что же касается того, кто возвысился до положения императора, то он мог быть сговорчив во многих отношениях, но на том, что должен участвовать в первом застолье, он вынужден был настаивать. Иначе народ мог подумать, что он не знает, что имеет право идти впереди всех остальных.
Хотя его и не попросили подняться на верхний этаж в числе самых первых, в этом, конечно же, не было ничего страшного. Само собой разумелось, что он должен был есть одновременно с пастором и господами, поэтому ему вовсе не следовало беспокоиться.
Он в одиночестве молча сидел на скамье, поскольку здесь к нему никто не подходил поговорить об императрице. Пожалуй, он все же был немного недоволен. Когда он уходил из дома, Катрина сказала ему, что на эти похороны ему бы не надо ходить, потому что хозяева этой усадьбы принадлежат к такому высокому роду, что не церемонятся ни с королями, ни с императорами. Теперь же все выглядело так, будто она была права. Старые крестьяне, испокон веков жившие в этой усадьбе, вели себя и то лучше, чем все эти важные особы.
Собрать всех, кто должен был участвовать в первом застолье, было не так-то просто. Хозяин с хозяйкой долго ходили, отыскивая самых достойных, но к нему они не подошли.
