Джузеппе Бонавири - Каменная река
Я еще какое-то время думал о матери, о сестрах, об отце, воевавшем в далекой Абиссинии, но мысли путались, разбегались в разные стороны, и наконец я тоже уснул.
Проснулись мы от трубного ослиного рева.
— Чертовы твари! — ругался Чуридду. — Такой сон не дали досмотреть!
Обжора, Тури и Пузырь, потягиваясь, продирали глаза. День, как и предсказывал Агриппино, выдался туманный.
— Ну что? — спросил Золотничок, словно продолжая прерванный разговор.
Тури заглянул в мешок.
— Ого, идите-ка сюда! — воскликнул он.
Мне страшно не хотелось вставать, и я только перевернулся на другой бок в густом репейнике. А Чернявый, мой брат и Пузырь подошли к Тури и присвистнули от изумления.
— Чего вы там нашли? — окликнул их Золотничок, и не думавший покидать свое удобное ложе.
Тури вытащил из мешка рог, потом второй. Порывшись, нашел рог и Чернявый.
— Ну и ну, — сказал он. — Что ли, у бандюг свой оркестр?
Втроем они затрубили в эти рога; сперва звук был прямо-таки непристойный, но они быстро наловчились, и у них начало выходить что-то похожее на кукареканье.
Мы, разинув рот, смотрели на безумных музыкантов; один только Обжора, не обращая внимания, принялся рыться в других мешках. Ослы уже били копытами: видно, им не терпелось снова пуститься в путь. Обжора после тщетных поисков попросил Чернявого на время уступить ему свой рог и заиграл так громко, что гора, казалось, ходуном ходила.
Карлик, известный проныра, умудрился откопать четвертый рог, немного надтреснутый, и затрубил громче всех, торжествующе глядя на нас.
Но мы и не думали завидовать: что может быть приятнее, чем всласть поваляться на траве, да еще когда тебя музыкой развлекают?
Кармело пошел на разведку.
— Все спокойно, — объявил он, возвращаясь. — Той рощи, откуда мы пришли, и на горизонте не видно, так что бандитам теперь нас никак не достать.
Теперь Чуридду выпросил рог у моего брата и стал дуть изо всей мочи, но куда ему было тягаться с Карликом! Чернявый низко склонился над репейником, и от этого звуки рога казались осиным жужжанием. У моего брата на губах пенилась слюна, и он издавал какое-то жалобное хрюканье.
А мы от души веселились, глядя, как из гнезд испуганно выпархивают ласточки и рябчики.
Долина все светлела, тени исчезали в дымке зари. Внизу за обрывом стали видны дома Палагонии.
— Играйте громче!
— Поднажмите!
— Гопля, гопля!
— Давай, наяривай!
— Смотри, пупок развяжется!
Очень смешно было глядеть на этот квартет: коротышка Карлик, верзила Тури, толстяк Пузырь и согнувшийся в три погибели Чернявый выводили на разные лады один и тот же мотив и приплясывали себе в такт.
— О, что это за зеленый табун скачет там по полю?! — воскликнул вдруг Пузырь.
— Какой табун? — отозвался Кармело. — Это море блестит.
— Да нет, дураки, это двери распахнулись, — возразил Золотничок.
— Вот и конец ночи, — сказал я.
Пузырь печально провожал глазами утренние звезды.
Я поднялся и стал изучать спуск к Палагонии.
— Да, дело дрянь, цыгане. Сами мы еще как-нибудь прошмыгнем, а с этим караваном нас сразу засекут.
Подошел Кармело и тоже принялся рассматривать дорогу.
Я толкнул Чернявого в бок:
— Уймись наконец, ишь, разыгрался! Надо что-то решать.
Мелодия мгновенно оборвалась.
Карлик, весь взмокший, бросил свой рог в заросли репейника.
— Ну, чего надумали? — спросил он.
— Поди сюда.
Он поглядел вниз с обрыва.
— Ого, сколько народу-то на улицах! Надо удирать скорей. И ослов придется бросить — с ними нам крышка.
Чернявый окинул взглядом деревню и уселся на камень, о чем-то размышляя.
— Чего тут думать! — торопил его Золотничок. — Выход один: оставляем скотину — и по домам, а то эти игры дорого нам станут.
Чернявый наморщил лоб и еще несколько секунд молчал. Потом вдруг лицо его просветлело, и он засмеялся, лукаво подмигнув нам.
— Ну нет, веселье только начинается!
— Какое еще веселье? Сейчас сюда нагрянут бандиты — помните, что они нам обещали башку проломить?
— Да, хлеб, конечно, не спасти, — согласился Чернявый. — Отсюда спуститься можно только к Палагонии — а там добычу у нас все одно отберут, — либо обратно в бандитское логово. Поэтому сделаем так: вон та тропинка ведет прямо в деревню. Спустим по ней хлеб и поглядим, что будет.
Кармело засмеялся: затея ему понравилась. Мы отвязали мешки и начали вынимать оттуда ароматные караваи.
— А ну, катись, хлебушек! — сказал Чернявый и, прицелившись, кинул каравай вниз по тропинке; он подкатился аккурат к первому дому на окраине.
Сперва никто не обратил внимания: кому могло прийти в голову, что с горы хлеб будет падать?
Первыми это чудо заметили ребятишки. Они проворно подбирали хлеб и принимались жевать.
— Ты глянь на этих паршивцев! — возмутился Золотничок.
Агриппино, самый меткий из нас, спрятался за выступом скалы, чтоб его не заметили.
Но вот ребятишек с пронзительным кудахтаньем окружили старухи; слов на таком расстоянии было не слышно.
Немного погодя сбежались люди и в изумлении воззрились на гору. Женщины стали на колени и принялись молиться.
— Ха-ха-ха! Болваны возносят хвалу Святому Февронию, а благодарить-то надо бы дядьку Золотничка.
Снизу донеслись гулкие удары колокола.
— В нашу честь звонят! — с гордостью заявил Пузырь.
Мешки быстро опустели.
— Ну, в какую сторону тронемся? — спросил Кармело.
Нам еще хотелось полюбоваться на царящее внизу столпотворение.
— Ладно, хватит вам, повеселились, — увещевал нас Кармело. — Надо же чуток и себе оставить.
— А ну, хрен с ним, с этим хлебом! — Тури так разошелся, что его уж было не остановить.
— Да разуй глаза-то, дубина!
Грязный палец Кармело указывал на группку людей, которые тихонько подбирались к нам.
— Бандиты! — всполошился Пузырь.
— Какие тебе бандиты! — отозвался Кармело. — Скорее всего, местные решили проверить, откуда вся эта благодать Господня.
Мы поспешно запихнули под рубаху по караваю и сбросили с обрыва мешки. А ослов погнали по уже проторенной нами ночью тропке.
Потом Кармело отыскал вымытый ливнями желоб на самом крутом, восточном склоне. И мы стали поодиночке спускаться, напряженно глядя под ноги и хватаясь за выступы.
Наконец каменная круча сменилась довольно пологим зеленым склоном. Тут мы разжились миндалем: странно, как это он еще не сгнил? Одна беда — нас зверски мучила жажда.
— Весь рот огнем горит! — хныкал Карлик.
— Да, не надо было в эти рога трубить, — добавил мой брат.
— Фу-ты, дьявол! — плевался Чернявый.
— А вон апельсиновая роща, — сказал Тури (рог висел у него на ремне). — Там и утолим жажду.
— Ура! — закричал я.
— Ать-два, ать-два! — со смехом командовал Агриппино.
— Где ж мы тут напьемся? — допытывался Пузырь.
— Воды я вам добуду, — с ухмылкой объявил Агриппино. — Только, если нас накроют, я не виноват.
Мы послушно двинулись за ним.
— Может, лучше в деревню спуститься? — предложил Тури. — Кто нас там знает?
— Погоди, — не сдавался Агриппино.
И все-таки он нашел колодец. Правда, на нем висел замок, и рядом — никого.
— Как же воды-то достать? — спросил я.
Агриппино подергал замок — безрезультатно.
— Ну вот, напились! — огорчился Пузырь.
— А ты думал, крестьяне дураки? — с издевкой произнес Тури.
— Кто днем колодцы запирает? — возразил Агриппино и взялся за рычаг.
Раздался скрип и звонкое бульканье.
— Ой, вода!
Тури и Обжора показали на заполнившиеся водой желобки в роще.
— Вот она, водичка!
— Запела, милая!
— Вырвалась на свободу!
Первые струйки были серыми, с комьями земли, но затем по желобкам, выложенным плитками, потекла чистая, прозрачная водица.
— Ну наконец-то, родимая! — облизываясь, приговаривал Карлик. — А мы уж заждались! Кто же тебя там, внизу, за задницу-то держал?
Мы улеглись рядком вдоль желоба и стали жадно пить. У меня вода аж из носа полилась, но оторваться я все равно не мог, как и мои приятели.
Напившись, мы стали плеваться, брызгаться и устроили настоящий морской бой.
Внезапно в глубине рощи яростно залаяли собаки, учуяв присутствие чужаков.
— Атас! — крикнул Агриппино.
Мы помчались за ним. Он каким-то чутьем угадывал, куда бежать, и быстро вывел нас на изрытую колесами пустынную дорогу. И тут нас наконец настигла жара.
Путь предстоял долгий и опасный, ведь надо было еще как-то миновать рощу, где прятались бандиты.
Пузырь, как всегда, начал канючить:
— Как бы опять на бандюг не напороться!
